Непонятные - Тулепберген Каипбергенов

— Слушайся меня — и станешь.

Гулзиба скрылась в лачуге, и Ерназару почудилось: ему грезился сон, удивительный сон, который никогда больше не повторится! Не может повториться — таким прекрасным, таким блаженным он был. Долго-долго стоял он, скрытый ночью, неподалеку от лачуги и думал: «Наверно, это и есть то, о чем в народе говорят: «Сохрани, боже, в первый раз стать мужчиной, в первый раз стать женщиной…» Бедная Гулзиба, она теперь женщина, но, наивная душа, небось не понимает этого! А я… Наверно, и я сегодня лишь изведал то, что изведывает настоящий мужчина… Испытал блаженство, которое поэтами воспевается… Да, сладка любовь, сладка женщина…»

Ерназар тронул коня. Да, сегодня ему выпало пережить и передумать столько всего, что обычно человеку выпадает за годы. События, мысли, душевные потрясения — одно важнее другого — следовали, набегали, завязывались в тугой, запутанный узел. Судьба будто решила высыпать на него все разом — высыпать и не дать ответа: как жить и действовать дальше? Как помочь потомкам тех, что сражались вместе с Маман-бием…

Около своей юрты Ерназар увидел трех коней на привязи: один принадлежал Аскар-бию, редкому гостю в его доме. «Что ему понадобилось от меня?»- насто рожился он и шагнул в юрту. Возле Аскар-бия восседал незнакомый человек. «Небось сборщик налога», — решил Ерназар; принялся, как было заведено обычаем, расспрашивать гостей о здоровье, благополучии — их собственном и их семей тоже. Потом отлучился, чтобы осведомиться, готовится ли угощение для гостей. Барана уже закололи, огонь разожгли. Около котла хлопотал Нурлыбек. «Вот подходящая пара для Гулзибы!» — промелькнуло в голове у Ерназара, промелькнуло, укололо в самое сердце. В юрту он вернулся понурый.

— Аскар-бий, где послы Кенесары? Вы, говорят, вместе отправлялись в Хиву.

— Возвратились домой.

— Ну и как их миссия, удалась?

— Удалась, однако хан поставил ее успех в зависимость от нас.

Аскар-бий представил Ерназару своего попутчика, гонца главного визиря. Как и подобает настоящему гонцу, он был немногословен. Хивинцу не нравилось, что Аскар-бий, получивший бийство прямо из рук великого хана, держался перед этим самозваным ага-бием робко, словно мальчишка. Однако он никак этого не выказывал, пил-попивал чай, безмятежно облокотившись о подушку.

По обычаю серьезные разговоры начинаются после трапезы или когда провожают гостя из дома. Только тогда дозволяется полюбопытствовать, по какому делу да с чем он пожаловал к тебе в дом.

— Ерназар, братец мой, есть одно тайное поручение, наиважнейшее поручение, о нем ни одна живая душа пока не ведает, — оповестил Аскар-бий, отведав угощение. — Оно исходит от великого хана. Я к тебе пожаловал, чтобы посоветоваться.

— Благодарю вас, бий-ага!

— Поначалу, видишь ли, оказать содействие Кенесары выпало нам, черноглазым подданным великого хана. Однако хан внезапно получил сведения, что русские собираются в поход на Хиву. Хан печется прежде всего о спокойствии и безопасности собственного государства. Он повелел, чтобы ты собрал войско против русских, собрал и возглавил. Конечно, собрать войско трудно, кто же станет спорить! Но за тобой пойдут джигиты, твои лихие агабийцы… Они пойдут за тобой в огонь и воду. Мы же тебе со своей стороны поможем.

Ерназар покосился на хивинского гонца: дорога и обильная еда разморили его — он спал, свернувшись в комок.

— Аскар-бий, зерно, попав меж двумя мельничными жерновами, в муку перемалывается. А мы — живые люди, народ.

— Ну зачем же, братец, так истолковывать повеление хана?

— Жизнь в нашем краю невесела, ох невесела! Голод, нищета, недовольство народа. Воевать с русскими — все равно что своими руками защищать и этот голод, и эту нищету.

— Что ты, что ты! Мы защитим нашу веру, сохраним в чистоте ислам и его светоч — Хиву. Нашу родную Хорезмскую низменность, хана великого защитим.

— От кого? Может, русские идут к нам с добром, несут благо нам, каракалпакам? Русских много, очень много, они сильны; неужто же сильный обидит слабого? Как же нам воевать с ними, если мы и целей-то их не знаем?

— Что ж, по-твоему, нам сидеть сложа руки и смотреть, как воюют хивинское ханство и русское царство? Правоверные против неверных?..

— Нам ничего больше не остается. Нельзя бросать камень в того, кто нас не трогает! Еще хуже быть булыжником в чужой праще, бий-ага. Не хотел бы обижать нашего хивинского гостя, — Ерназар слегка повел головой в его сторону, — но все же скажу так: лучше быть съеденным львом, чем прятаться у лисы под хвостом.

Аскар-бию была известна непреклонность Ерназара. Он с отчаянием и страхом понял, что заставить Ерназара выполнить приказ хана нельзя.

— Долг моей совести, братец, напомнить тебе о святой обязанности. Смотри, не вышло бы неприятностей из-за твоего непокорства.

Утром гонец стал рассыпаться перед Ерназаром:

— Дорогой хозяин, не взыщите, что вчера я не разделил приятности вашей беседы, уж очень я притомился в пути, да и мешать вам было бы нескромно… Вам, джигиту, пользующемуся известностью и уважением в вашем краю, я привез сообщение. Я не стал рассказывать об этом даже Аскар-бию. Меня послал к вам главный визирь. Он просит вас пожаловать к нему. У глав ного визиря есть для вас приятная новость. Не знаю, какая именно, но что приятная — не сомневаюсь!..

«Что же заключает в себе это приглашение? Благо? Зло?»- прикидывал в уме Ерназар.

— Когда?

— Если отправитесь, не задерживаясь, прямо сегодня, сделаете мне, ничтожному, одолжение.

Когда Ерназар остался наедине с матерью в юрте, она зашептала:

— Делать нечего, придется ехать, сынок! Будь осторожен: хоть лиса и линяет, она все равно остается лисой. Остерегайся гонца — как бы он не обернулся волком. Уж очень он угодлив и льстив!..

Когда Ерназар вышел седлать коней, он увидел, что около загона маячит, переминается с ноги на ногу Гаргабай, рядом с ним — сын. Гаргабай выглядел как общипанный петух: в тряпье да старье, зато сын его Бер-дах приодет, наряден.

— Эй, Гаргабай-ага, с чем пришел, что нового? — Ерназар приблизился к Бердаху, снял с него новенькую шапку, опушенную мехом черного козленка, погладил по волосам, они были шелковистые, мягкие. — Ха, видел, видел я, как ты однажды открывал на свадьбе лицо невесты.[6] Подрос, вытянулся!..

— Ерназар-палван, не знаю, как вам и объяснить, но, кажется, наградил его всевышний даром поэта. Уж больно хорошо стихи сочиняет, — с гордостью произнес Гаргабай. — Есть у меня желание: научить его грамоте, может, чего из него и получится… Хочу послать его в Хиву!

— Желание похвальное, но в состоянии ли ты его осуществить?

— Я слышал, в доме у вас — гость из Хивы. Может, он окажет содействие?

— Эй ты, оборванец, что это ты в башку свою дурацкую забираешь! Не хватало еще, чтоб всякая рвань, голь перекатная… обучалась в Хиве! — презрительно бросил с порога хивинец.

— Гаргабай-ага, я тоже отправляюсь в Хиву. Если удастся, зайду в медресе и все разузнаю! — попытался утешить Ерназар оскорбленных отца и сына.

— Да хранит тебя аллах! — сквозь слезы прошептал Гаргабай. — Аминь!

4

До Хивы путники добирались, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Въехав в город, они и вовсе замолчали. На каком-то перекрестке дорогу им преградила толпа. Люди напирали друг на друга, силясь что-то рассмотреть. Всадники подъехали ближе; гонец разогнал плеткой любопытных. На дороге лежал мертвец.

— Кто он? — спросил гонец.

— Это мой невольник! — ответил толстый человек. Он, видно, так спешил к месту происшествия, что не успел завязать пояс на своем желтом халате и замотать чалму — один ее конец болтался у толстяка за спиной. — Вай, проклятый! — он ударил себя по ляжкам. — Вы только взгляните на него, люди! Он разорил меня. Я отдал за него цену трех рабов, уж очень он сильным казался! А вышло, что очень слабый. Трех палок не выдержал.

— Поехали своей дорогой, Ерназар! В Хиве такое встречается часто, — сказал гонец. — Сам слышал, раб наложил на себя руки, чтобы досадить хозяину. Очень обидчивый раб, не по чину гордый!..

Около какого-то дома гонец остановился и, попросив Ерназара обождать его, скрылся. Ерназара вмиг окружили нукеры, стащили с коня. Когда кандалы были надеты на руки Ерназара, показался гонец. Он вздохнул с облегчением, вытер со лба пот.

— Так-то оно будет надежнее! Вспомни, богохульник, что ты Аскар-бию насчет льва и лисицы… Ребята, волоките его в зиндан!

5

Любовь зачаровывает человека. Все, все — мир, люди, природа — кажется ему преображенным, волшебным, чудесным. Разделенная любовь рождает мечты о счастье, посылает удивительные сны.