Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четыре ступеньки полукруглого подиума, и Антон ввел Скуратова в бар, в свое время придуманный и оформленный Шульгиным. С полудесятком витражей, изображающих девушек в натуральную величину, разной степени полуобнаженности, весьма привлекательных и крайне эротичных. У одних это выражалось позой, у других – исключительно выражением лица. К подобному жанру Виктор был неравнодушен, тем более панно были исполнены в стиле гиперреализма, то есть выглядели подлиннее, чем обычная фотография. Но в упор пялиться на красоток он не стал, сохраняя респектабельность. Достаточно так, мельком поглядывать, будто бы невзначай.
Антон указал на одну из глубоких ниш в стене, где помещался столик и два удобных дивана, словно в купе вагона первого класса. Прямо напротив оказалась прелестная всадница, скачущая на зрителя по южнорусской степи. То ли спасаясь от погони, то ли преследуя. На гнедом коне великолепных статей. Лицо у нее было красивое, бесшабашно-радостное, выражающее упоение бешеным аллюром. Пышные темно-русые волосы встречным ветром вытянуты почти горизонтально. Из одежды – только длинные ажурные чулки и туфельки на умопомрачительно высоких и тонких каблуках. К широкому атласному поясу по-немецки, слева пристегнута треугольная кобура «парабеллума» с откинутой крышкой.
Скуратову тут же пришел в голову вопрос, которым неизменно задавался каждый, кому довелось видеть это произведение искусства.
– Извращенец, – фыркнул он, кивая на панно.
– Кто?
– Автор картины. Сам бы попробовал с версту проскакать в подобном виде…
– Творцу виднее. Откуда мы знаем, может, у нее на чулках изнутри замшевые вставки, а на седле – бархатная подушка. И шенкеля,[19] как у древнего скифа. Те вообще без стремян обходились. Другое дело – пояс. Как он не съезжает? Пистолет тяжелый.
– Кожаный, наверное. А сверху – для красоты аппликация.
– Вполне возможно, – согласился Антон.
– А интересно, прототипа у этой дамы нет ли?
– Прототипы у всех есть – просто так, из головы, даже Микеланджело никого не писал.
Порассуждали немного на эту тему, для разрядки, и чтобы приспособиться к стилю общения друг друга.
– Есть хотите? – вдруг озаботился хозяин. – Можете заказать, что заблагорассудится, у нас есть абсолютно все.
– Абсолютно?
– Именно так, и не фигурально, а буквально…
– Нет, я не голоден, а вот кружечку хорошего пива – с удовольствием.
– Хорошего – это расплывчато. Сорт, цвет, место производства… Желаете карту напитков посмотреть? – Антон потянулся к толстой, как телефонная книга Нью-Йорка, книжке меню.
– Не надо. Пусть будет темное мюнхенское, нефильтрованное. Крепкое.
– Один момент… – Антон повозился у дверцы в стене, дождался короткого мелодичного звонка, открыл и выставил на стол две высокие фарфоровые кружки, увенчанные шапками пены.
– Вуаля!
Виктор попробовал. На самом деле – изумительное пиво. Ему доводилось пить такое несколько лет назад, в старинной частной пивоварне, когда читал лекции в баварском университете.
– Вы прямо волшебник. И все это – за сто лет до моего времени? Пожалуй, наша развилка оказалась не самой удачной, если мы так отстали…
– Не огорчайтесь, – успокоил его Антон. – Здесь, где находимся мы, – безвременье. К подлинно исторической жизни имеющее весьма опосредованное отношение. За бортом же все выглядит несколько иначе. Да я вам покажу. Лучше один раз увидеть…
– Подождите, Антон, подождите. Слишком вы форсируете… Перед тем как окончательно погрузиться, я хотел бы выяснить – в чем заключается ваш интерес – и оговорить базовые, так сказать, условия сотрудничества и, э-э, гарантии, что ли…
– Гарантии, гарантии… Вы же очень умный человек, Виктор. Какие могут быть гарантии в мире, находящемся вне любой, чьей бы то ни было юрисдикции? Не более, чем мое честное слово. Ну и Ростокин сможет его подтвердить…
– Тогда я бы хотел сначала переговорить с Игорем, а потом уже…
– Это мы сделаем. Не прямо вот сейчас, но в обозримые сроки…
Скуратов опять ощутил знобящий холодок между лопаток. Начинается!
Он сейчас почувствовал себя еще хуже, чем Воронцов, впервые очутившийся в Замке. Тот, по крайней мере, добровольно согласился принять участие в своеобразной игре-эксперименте, и с Антоном был раньше знаком, и, что немаловажно, характер имел военно-морской, закаленный с восемнадцати лет «тяготами и лишениями воинской службы». Ему и терять по большому счету было нечего. Кроме жизни. Но так вопрос не стоял.
– Обозримые – это как?
– Как только сумею его разыскать. Это может занять не один час.
– Он сейчас так далеко?
– Достаточно далеко. В Южной Африке в 1899 году.
Скуратов удивленно почесал бороду.
– И вправду… Что же он там делает?
– Очевидно, решил пойти по стопам своего любимого Стенли. Знаете, в освоенных нами мирах совсем не осталось неисследованных мест. В вашем – тем более. Но там хоть можно удовлетворить тягу к неизведанному в межзвездных полетах. А на благоустроенной Земле ХХ века, – произнеся это слово, Антон то ли иронически, то ли печально улыбнулся, – человек с характером вашего друга может найти себя только в военных авантюрах или в большой политике. Политика по очевидным причинам ему заказана, а войны и революции успели надоесть. Вот и потянуло его с товарищами в мало пока освоенную реальность…
Скуратов все еще не мог свыкнуться с тем, что этот интересный человек говорил. Слишком просто у него выходило. Захотел Игорь перебраться из второй половины XXI века в первую треть ХХ – пожалуйста. Захотел вернуться на денек домой – никаких проблем. А теперь вот отправился аж в XIX – и опять это звучит так, будто из Москвы в Вологду на свою дачу съездить в выходной день.
Но ведь по всем физическим и иным законам это абсолютно невозможно. О возникающих при подобном допущении парадоксах Виктор знал побольше других. Разумеется, мысль о возможности создания хроноквантового двигателя и использование его для межзвездных полетов двадцать лет назад казалась столь же абсурдной. Поколения физиков и просто людей, мечтавших о Млечном Пути, Туманности Андромеды, хотя бы Проксиме (она же – Ближайшая) Центавра, отчетливо сознавали, что мечты – мечтами, а суровая действительность не оставляет никаких шансов.
Скорость света есть скорость света, константа! Исходя из преобразований Лоренца, формул Эйнштейна и прочих максвеллов, даже и пытаться не стоит ее достигнуть. Бесконечное возрастание массы и так далее. Взамен – если кому-то такое на самом деле захочется осуществить – десятилетия полетов в вакууме на кораблях, обязанных нести миллионы тонн горючего и припасов, чтобы в итоге убедиться, что цель того не стоила.
И вдруг, буквально в одночасье все изменилось. Скуратову с Ростокиным было тогда как раз достаточно лет, чтобы и понять перспективы открытия и воспринять его легко, без потрясения основ. Как их деды согласились с возможностью, а потом и необходимостью трансатлантических воздушных перелетов. Тогда люди получили возможность добираться реактивным самолетом из Москвы до Нью-Йорка или Токио быстрее, чем поездом из Петрограда в Ялту. Теперь – до Веги или Антареса, как на экраноплане из Одессы в Сидней.
Но… Снова то самое «но»! Наверное, есть какой-то возрастной рубеж. Виктор его преодолел и теперь уже с большим трудом пытался заставить себя поверить в то, что время стало столь же доступным, как и пространство. Захотел – из Москвы в Антарктиду сегодня же, захотел – из 2056-го в 1899-й!
И все-таки придется уверовать в такую возможность. На мистификацию или фокус происходящее никак не походило. Другое дело – кем и с какой целью он оказался вовлеченным в такую игру? Пока не встретится с Ростокиным, ни на одну провокацию больше не поддастся.
– Значит, договорились, – сказал академик, переведя взгляд на девушку с другого витража. Более, чем просто очаровательную блондинку, собравшуюся искупаться в изумрудной воде тихоокеанского атолла. И вдруг испуганно обернувшуюся, как бы услышав или увидев что-то за спиной. Широко распахнутые глаза, приоткрывшиеся губы, движение руки, инстинктивно прикрывающей наготу…
– Вы находите Игоря, я с ним разговариваю наедине, и уже затем – все остальное.
– Так и решим, – кивнул Антон. – Только чем бы мне вас до этого развлечь? Хотите, я вас провожу в библиотеку? Посмотрите, что интересного успели написать люди, существовавшие в других по отношению к вам условиях? И на русском много интересного найдется, и на других языках, если владеете…
– Я свободно владею английским, немецким и французским, – с неожиданным вызовом ответил Скуратов. – Также латынью и древнегреческим. Не говоря обо всех славянских…
– Очень хорошо. Классическое образование. Значит, в библиотеке вам скучно не будет. А то есть еще один вариант. На мой взгляд, он предпочтительнее. Познавательнее, я бы сказал, и в гораздо большей степени способен укрепить доверие к моим словам. Нечто вроде документального фильма, иллюстрирующего основные этапы деятельности организации, гостем которой вы вольно или невольно оказались.
