Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

На подушке лежала детская рулетка, которую он вчера передал Голеневу. Но не это заставило его побледнеть, напугавшись до смерти. Рядом с игрушкой он увидел боевую гранату. Вано медленно попятился назад, выскочил из спальни и заорал страшным голосом. К нему бросился охранник, что дежурил в холле. За ним вбежал Вахтанг.

— Что случилось, батоно?

Говорить Жвания не мог. Он дрожащей рукой указал на дверь спальни и без сил повис на перилах. Телохранитель подхватил босса под мышки и помог добраться до гостиной. Усадив Вано в кресло, он помчался назад. Прошло минут десять. Вахтанг вернулся с гранатой в руках.

— Не, волнуйся, батоно Вано. Она пустая.

— Как пустая?

— Заряда нет. Только это. — Вахтанг протянул ему шарик с изображением черепа. Бандит узнал тот самый шарик, который своими руками вложил в игрушечную рулетку.

— Как это все оказалось у меня в спальне? Ты снял охрану?

— Нет, батоно, как всегда. Пять людей снаружи, трое в доме…

Вано некоторое время сидел молча. Затем вскочил на ноги и закричал на своего телохранителя:

— Сейчас же верни назад этих болванов. Взрыв в детдоме отменяется. Я завтра никуда не лечу.

Пожалуй, июнь в городах черноморского побережья еще можно пережить, хоть к ночи отходя от дневного зноя, но июль становится серьезным испытанием для человеческого естества. Если даже курортники, имеющие возможность не вылезать из моря, часто получают ожоги и заканчивают отпуск в больницах, что же говорить о тех, кто вынужден в этом пекле работать.

Но Олег Голенев роптать права не имел. Именно жара становилась главным союзником в его бизнесе. Если в мае среднестатистический отдыхающий выпивал два стакана газированной воды в день, то в июле это число увеличивалось минимум в пять раз. Прибыль кооператора приближалась к сотне тысяч рублей в сутки. К середине июля он уже был уверен, что на цементный завод в Глухове заработает. Но и силы его начинали иссякать. Семен Андреевич Трофимов, хирург, с которым Олег после своего неудачного приземления на балкон Иры, немного подружился, как-то встретив его на улице, сказал:

— У тебя, кооператор, полное истощение организма. Срочно отдыхать, и не здесь, а в средней полосе России. Если не внемлешь моему совету, обещаю тяжелейший срыв с отвратительными последствиями.

Трофимов не страдал сентиментальностью, и Голенев понял, что дело дрянь. На следующее утро он вызвал к себе в кабинет Степана Хорькова.

— Степа, я дохожу. Если уеду дней на восемь-десять, справишься?

— Я? — Хорьков никогда не думал об этом. Он даже не догадывался, что директор кооператива постепенно готовит его на свое место.

— Ты и так мой заместитель. — Продолжал Голенев: — Почти все дела знаешь, а если и не все, то по причине моего хорошего к тебе отношения. Вижу, и ты работаешь на пределе. Стараюсь хоть в чем-то тебя оградить.

— А зачем?

— Что — зачем?

— Зачем тебе, Олег, все это надо? Денег мало?

Голенев вспомнил свой разговор с Вихровым. Когда они еще только запускали дело, Дима его тоже спросил о деньгах. Тогда он другу не ответил и после гибели компаньона очень об этом жалел. Теперь решил ничего от Хорькова не скрывать. Он рассказал ему о своем родном городке. О том, что друг детства Тихон Постников стал мэром, и объяснил причину, по которой работает по восемнадцать часов в сутки.

— Из-за какого-то цементного завода ты тянешь из себя и нас все жилы? — Удивился Степан.

— Понимаешь, это не просто завод. Это мечта Тиши. Он уверен — запустив производство дешевого цемента, сможет строить муниципальное жилье для ветеранов, стадион для города, даст работу молодежи, одним словом, всколыхнет наше провинциальное болото. Я обещал ему помочь, а если мужик дал слово, обязан его держать.

Хорьков посмотрел на него исподлобья:

— Хорошо, построишь ты этот завод, что дальше? Перестанешь вести эту сумасшедшую жизнь? Купишь себе домик на берегу, женишься? Так?

— С чего ты взял?

— Как с чего? Зачем люди работают? Они работают, чтобы заработать на приличную жизнь. Я правильно понимаю? А иначе зачем?

— Я не хочу приличной жизни только для себя. Мы с Тишей сделаем наш городок счастливым для всех. А ты с деньгами сможешь подсобить Лазоревску, своему родному городу.

— Как?

— У вас скоро выборы в городской совет. Придет новый начальник горисполкома. С деньгами ты в состоянии помочь занять это кресло честному, образованному мужику. А он в свою очередь наладит людям жизнь.

Степан неожиданно расхохотался. Смеялся он тоже, как хорек, сипло и беззвучно:

— Я думал, ты умный мужик, а ты обыкновенный идиот. Пойми, любой самый честный мужик, получив кормушку, начнет воровать. Мы же русские. По-другому не умеем.

— Нет, честный воровать не будет. — Твердо возразил Олег.

— Будет. Может, сперва и не для себя. У каждого есть бедные родственники, дети, жены или любовницы. Сначала он закроет глаза на то, что воруют они. А потом сам начнет. Это закон нашей жизни.

Голенев держался на своем:

— Догадки и демагогия. А ты попробуй.

— Чего пробовать? У нас в Кабуле был прапор. Парень кристальный. Золото рядом с ним клади, камни, на чужое не посмотрит. Когда решили создать взводный общаг, назначали его казначеем. Полгода нарадоваться на него не могли. А потом влюбился. Эта курва подмяла мужика под себя. Сбежал с ней и наши денежки прихватил. Люди ломаются.

Олега пример не убедил:

— Частный случай. А ты посмотри вокруг. Теперь каждый может жить, не скрывая своего богатства. Никто тебя не посадит за хороший дом или дорогую тачку. Только заработай. Неужели народ не оценит своей свободы? Я сразу оценил.

Хорьков редко говорил так много и начал утомляться:

— Хватит, Олег. Ты меня не убедишь, я тебя тоже. Не бойся, кооператив за неделю не развалю. Лети в отпуск, а я уж как-нибудь тут на солнышке попекусь. Мы люди привычные.

Олег пожал ему руку:

— Вот телефон Постникова. Понадоблюсь раньше, позвонишь.

В тот же день он вылетел в Москву.

В небольшой провинциальный городок Глухов «перестройка» докатилась не сразу. Но и здесь понемногу заговорили о «новом мышлении» и «ускорении». Если для этого самого «мышления» кроме трепа ничего не надо, то для «ускорения» необходимо хоть что-то, что можно ускорить. Тихая река Глуша в ускорении не нуждалась. Из производств, что базировались в городе, имелся молокозавод и небольшой автобусный парк. Завод зависел от поголовья дойных коров в окружавших город колхозах, а автобусный парк — от ремонтных запасных частей. И того и другого катастрофически не хватало, и оба производства об «ускорении» могли только мечтать. Но жизнь брала свое, и в Глухове начали открываться кооперативы. Поначалу это были небольшие сугубо сервисные предприятия вроде двух зеркальных мастерских и одного бюро ритуальных услуг. Они быстро набирали обороты. Без зеркал не обойдется ни одна хозяйка, а без фотографии на керамике умершего родственника не обойдется никто. Понемногу к ним прибавились строительные кооперативы, объединившие под своей крышей старых калымщиков, кооперативы по уборке мусора, куда вошли те же дворники, но теперь за приличное вознаграждение. Дальше — больше. Как грибы после дождя, стали плодиться кооперативы по пошиву и ремонту обуви, реставрации самоваров, проката бытовой техники, всех не перечесть. Затем возникло таинственное слово «акционер», и кроме кооперативов стали возникать «акционерные общества с ограниченной ответственностью». Звучало это очень изыскано, и кто хотел меньше работать, а больше получать, рванул туда.

Кооператоры и акционеры научились прилично зарабатывать. А там где появляются деньги, тут же возникает криминал. В Глухове рэкетом пробавлялись два авторитета. Вор в законе Богдан Мамонов, по кличке Мамон, и молодой, но очень активный Гена Кащеев, по кличке Кащей. Мамон большую часть жизни провел в лагерях и был уверен, что заслужил этим право на уважение равных и на почтение начинающих «коллег».

Кащеев провел в тюрьме всего пять лет, но считал, что для воровской науки этого вполне достаточно. Оба бандита негласно поделили между собой город, при встречах здоровались за руку, но терпеть друг друга не могли. Помимо конкуренции у них и цели разнились. Мамон со своими дружками тут же пропивал полученные поборы, устраивал классические малины с гитарой и марухами, а Кащей вкладывал деньги в дело. И если Мамон работал всего часа три в день, объезжая свои владения и запугивая непокорных кооператоров, то Гена Кащеев отдавал делу всего себя. И результат не заставил себя ждать. За три года он прикупил кирпичный заводик, автосервис с цехом жестянки и небольшой деревообрабатывающий комплекс. Кроме того, построил кафе Какманду и открыл десяток магазинов.