Золотая лихорадка - Ю Мири

— Отель этот сразу у спуска с горы, где парк с видом на порт. — Хидэтомо гонял во рту виски, пока спиртным не пропитался каждый уголок, потом с бульканьем проглотил. Его загоревшее на гольфовом поле лицо стало ещё краснее, на шее выступили вены.

— Отель? — Взгляд поплыл в сторону брата, одна щека у Михо конвульсивно задёргалась, словно она вот-вот рассмеётся.

— Отель, в котором все номера провоняли семенем и сучками.

— Не бывала в таких местах.

— Врёшь! — Хидэтомо с усмешкой потряс в стакане лёд.

Подросток подлил ещё виски и посмотрел на отцовское лицо. Хотя пора бы ему было свалиться пьяному, возбуждённый гневом адреналин, видимо, подавил действие алкоголя. Подросток подумал, что уж лучше бы он покончил с этим, надавав ей пинков, и сцепил челюсти, чтобы сдержать зевок. Если он болтает для того, чтобы приукрасить мордобой, то этот мужчина просто глуп. Если бы он, ни слова не говоря, избил её и пошёл опять к себе вниз, его хоть капельку можно было бы уважать. А много ли стоят слова?

Михо, похоже, набралась решимости: уголки глаз приподнялись, она положила ногу на ногу и изготовилась к бою. Она сомневалась в том, что отец, потирая руки, расставил сети даже в отеле любви. Три года назад компания мужчин подцепила её возле универмага «Вивр» у иокогамского вокзала, и, когда они веселились в кабинке караоке, туда за ней явилась Сугимото. На такси она отвезла её в офис «Вегаса», и, ясное дело, тогда пришлось вот так же сидеть перед отцом. Отец тогда сказал ей, что все заведения караоке в Иокогаме у него под контролем и ему докладывают, когда и с кем она там бывает. Но по каким приметам служащие в подобных местах могут её отличить? После первом четверти во втором классе средней школы она совершенно перестала бывать на занятиях, поэтому форму школы Хосэй не носила. Маловероятно, что он распространил её фото, как рассылают изображения разыскиваемых преступников. К тому же повсюду не хватает людей, и сотрудники обычно совмещают работу на кассе с обязанностями официантов и уборщиков, где уж найти время, чтобы сверять лица всех посетителей. Может быть, камеры слежения, у которых установлена прямая связь с «Вегасом»? Ну, тогда ясно! Тому, что говорил отец, она не верила, но Михо действительно ещё три года назад начала шляться по кабинкам караоке и игровым центрам, совершая наезды и в Кавасаки, и в Офуну. Если он и правда дознался, что она была сегодня в этом отеле, значит, послал кого-то за ней следить. Сотрудники «Вегаса» всё сделают, если он прикажет, и знакомые из якудза у него есть, а уж оплата услуг сыщика точно не введёт отца в расходы. Михо почувствовала, как боль, трансформируясь в ненависть, ползёт от икры к ляжке и отдаёт прямо в затылок.

— В школе каждый день прогулы, а ты — к морю с парнями или в отель, задницей работать. Так? — Стакан Хидэтомо был пуст. — Мужчина сорока с лишним лет в белой рубашке поло, рост сто шестьдесят пять — сто шестьдесят шесть сантиметров, тёмные очки квадратной формы, из вещей только сумка «Вюитон» среднего размера… Прежде чем пойти в отель, вы с ним вдвоём зашли в аптеку, так? Помнишь, что покупали? Презервативов на две тысячи иен! К несчастью, владелица аптеки оказалась знакомой Сугимото, она ей позвонила, что видела тебя.

Вытащив из кармана брюк купюры, Хидэтомо послюнил указательный палец и стал отсчитывать десятитысячные бумажки:

— Ссуда. Четыреста тысяч.

Деньги шлёпнулись под ноги подростку. Остальными бумажками он принялся хлестать Михо по лицу:

— Почему дочь Юминаги спит с кем попало? Тебя спрашивают! Если денег надо, так их и так сколько угодно… Только попробуй хоть раз ещё дать кому-нибудь, я тебя проучу!

— Но кому от этого плохо, я никому не мешаю…

— Кажется, я это где-то слышал! Да не на того напали, мне плевать, что говорит эта знаменитость, как там его, журналист этот… Надо мной же смеются, что дочь потаскуха! Мне от этого плохо! Это только проститутки говорят, что они никому не мешают, ты что — проститутка?

Михо поморщилась, словно на неё попали брызги нечистот, но гордость её не была задета. «Папа, который в своей квартире содержит уже пятую по счёту женщину, гораздо грязнее меня, — думала она. — Если омерзительный тип сказал про тебя мерзкие слова, это ещё не беда, пусть говорит, о’кей! С папой-то кто пойдёт, кроме девок из бань и салонов красоты, которые со всяким готовы лечь, были бы деньги? Его женщины из тех, что к любому богатенькому согласны идти на содержание. А я до себя таких, как папаша, ни за что не допущу, сколько мне ни уплати. И подруги мои с такими не пойдут, в том-то и дело, для нас это не профессия… Мы сами выбираем, поэтому мы не проститутки! Я делаю то, что хочу, сама за это и отвечаю. А деньги, которые дают, я трачу не на жизнь, а на развлечения — в чём же проституция? Это совсем не то!»

Михо впервые ощутила запах отцовского тела, почувствовала, что у него пахнет изо рта. Это было не столько противно, сколько давало возможность увидеть в нём всего лишь мужчину, отчего натянутость сразу спала и Михо чуть не расхохоталась, лишь усилием подавляя улыбку на губах. Теперь она могла смотреть на него, не пряча глаз, и Михо подняла голову. Лицо отца, на лбу и кончике носа У которого из-за виски выступили капли пота, выражало совсем не гнев, оно казалось обуреваемым какими-то Другими чувствами.

Хидэтомо в первый раз испытал боль несбывшихся надежд, а в истоке разочарования был сумбур его собственной нескладной жизни. В обнесённых стеной владениях, предназначенных для удовлетворения его потребностей и желаний, какой-то угол отведён был и семье, и хотя этот участок превратился в не сулящую урожая пустошь, нельзя было оставить его без присмотра, коль скоро там стояла табличка с надписью «Владения Юминаги». Однако Хидэтомо не видел способа распорядиться оказавшимся у него на руках убыточным имуществом. В прежние времена лишение наследства имело смысл, но теперь, даже если он выгонит дочь и порвёт с ней всякие отношения, стоит ей попасть на страницы газет, как он не в силах будет увильнуть, объявив её чужим человеком. Пока она несовершеннолетняя, ему придётся подтирать за ней. «Голые ножки», или как уж у них там эта мода называется, но она даже перед отцом сверкает своими ляжками, ни на что больше не годными, как только мужиков приваживать, ишь, попа толстая!.. Да за такую попу и тысячи иен жалко, но, может, и найдётся немало мужиков, которые рады с ней переспать… Одна только форма старшеклассницы, да к тому же старшеклассницы школы Хосэй, стоит тридцати тысяч иен, если позволено её содрать. Вот ведь дерьмо, ей же и деньги не нужны, ей охота… Раз уж так, завела бы парня, с ним бы и крутила, а то слухи ползут, что она даёт за деньги, — пакость! Может, этой потаскушке мужика найти?

— А парня-то нет у тебя? Ну, любовника?..

Михо не вытерпела и расхохоталась. И как только не совестно ему, этому похотливому мужичонке! В тот самый момент, когда она поднялась с места и повернулась к отцу спиной, Михо почувствовала, как волосы на голове отделяются от кожи, и даже услышала треск. Её за волосы тянули назад, тыча в лицо пачкой банкнот.

Когда деньги разлетелись по полу, рука отца, описывая полуокружности, стала хлестать щёки сестры. Подросток не соображал, что швыряют с таким визгом его отец и сестра, что именно они орут друг другу. В ушах подростка гулким эхом отдавался голос, он звучал не то чьим-то далёким призывом о помощи, не то стоном и проклятием, поднимающимся из глубин его собственного «я». Когда слова утрачивают смысл, только насилие действует наверняка. Ноги подростка, словно желая обеспечить ему алиби, оторвались от пола, и он ощутил, как вместе с чередой глубоких вдохов и выдохов душа выходит из него и плывёт прочь. Душа его прошла сквозь стеклянную дверь гостиной и тихонько зависла в темноте. Обернувшись на звук отбиваемого мяса, он увидел решительно размахивающую руками сестру и зажатого на полу между столом и диваном отца, который стонал и сучил ногами.

Хидэтомо оттолкнул стол, перевернулся на бок и поднялся на ноги, от частого дыхания плечи его ходили ходуном. Глаза на этом багровом от гнева и алкоголя лице уже не были глазами их отца. Он быстро нанёс Михо удар в лицо. Из рассечённого века хлынула кровь. Пинок коленом в пах угодил мимо цели и пришёлся по голени — раздался треск. Тело Михо сложилось пополам и повалилось на пол.

Настороженно ловя наполнившую комнату атмосферу кровопролития, подросток приблизился к сестре. Откинутая левая нога, похожая на сломанную бейсбольную биту, перепачканное кровью лицо с заплывшим глазом, струйки крови в углах губ — то ли рот разбит, то ли зубы сломаны. Подросток перевёл взгляд на отца: тот качался взад и вперёд с закатывающимися к потолку сонными глазами — то ли под действием виски, то ли не желая смотреть на содеянное.

Перед тем как заснуть, Хидэтомо должен был сделать что-то очень важное, только не мог вспомнить, что именно, поэтому качаниями осаждал муть в голове.