Маньяк из Бержерака - Жорж Сименон

Самое любопытное было бы, наверное, побывать на вилле? Все вокруг обставлено просто, четкие линии! Такие дома вызывают зависть прохожих, которые думают про себя: «Как счастливы те, кто там живет!»

Светлые просторные комнаты, роскошные занавески, цветы в саду, сверкающая медь кухонной утвари… У гаража стоит автомобиль с включенным мотором… За руль садится стройная девушка или же доктор, движения его точны и элегантны…

О чем они могли говорить между собой по вечерам, собравшись втроем? Знала ли мадам Риво о любви мужа и ее сестры?

Мадам Риво некрасива! И она знала это! Она совсем не похожа на влюбленную женщину, скорее, это была покорная мать семейства…

Франсуаза же энергичная, полная жизни!

Прятались ли они от жены, целуясь украдкой за закрытыми дверьми?

А может быть, наоборот, все точки над «i» были поставлены раз и навсегда? Мегрэ столкнулся с подобной ситуацией однажды, в доме, который внешне выглядел гораздо строже этого. И тоже это было в провинции!

Откуда это семейство Босолей? А не придумана ли вся эта история с больницей в Алжире?

Во всяком случае, в то время мадам Риво была маленькой девочкой из простой семьи… На старшей отпечаток происхождения был глубже, он обнаруживался и годы спустя…

Младшая же, напротив, приспособилась гораздо лучше, ее внешний вид мог легко обмануть…

Ненавидели ли они друг дружку? Или были близки и откровенны? Может быть, ревновали?

А их мать, которая дважды приезжала в Бержерак? Сам не зная почему, Мегрэ представлял ее толстухой, счастливой, что удалось пристроить своих дочерей. Она советует им быть полюбезней с таким важным и богатым человеком, как господин доктор.

Наверняка она регулярно получает небольшую сумму!

«Очень хорошо представляю ее в Париже в восемнадцатом округе или, еще лучше, в Ницце…»

Говорили ли они о преступлениях за обедом?

Сходить бы туда, только разок, хоть на несколько минут! Посмотреть на стены, на безделушки, на разные мелочи в доме, которые выдают интимные стороны семейной жизни!

И еще к господину Дюурсо! Ведь он каким-то образом связан со всем этим, может, и не прямо, но связан!

Все они держатся друг за друга, люди одного круга!

Неожиданно Мегрэ позвонил вниз и попросил хозяина гостиницы подняться к нему. И сразу, без всякого перехода, спросил того:

— Вы не знаете, часто ли господин Дюурсо обедает у Риво?

— Каждую среду. Я это знаю, потому что прокурор не хочет иметь свою машину, а мой племянник — таксист и …

— Спасибо!

— И это все?

Крайне удивленный, владелец гостиницы ушел. А Мегрэ посадил за воображаемый стол с белой скатертью еще одного человека: прокурора республики, место которого, должно быть, было справа от мадам Риво.

«А ведь это в среду, вернее, в ночь со среды на четверг я спрыгнул с поезда, в меня стреляли, и тогда же был убит Самюэль», — пришел к неожиданному выводу комиссар.

Значит, у Риво обедали вместе. Мегрэ вдруг показалось, что он стремительно приближается в разгадке. Он снял трубку.

— Алло! Телефонный узел?.. Мадемуазель, это из полиции…

Он говорил громко и уверенно, боясь, что ему не поверят.

— Скажите, пожалуйста, звонил ли кто-нибудь из Парижа господину Риво в прошлую среду?

— Сейчас посмотрю его карточку. Это заняло не больше минуты.

— В два часа дня ему позвонили с номера Архив 14–67…

— У вас есть адреса парижских абонентов?

— Кажется, я их где-то видела. Не кладите трубку…

«Наверняка это красивая девица. И веселая!» Мегрэ говорил с ней и улыбался.

— Алло, я нашла. Это ресторан «Четыре сержанта», на площади Бастилии.

— Трехминутный разговор?

— Нет, три талона! Это значит — девять минут!

Девять минут! В два часа дня! А поезд отходил в три! Вечером, пока Мегрэ ехал в душном вагоне, а над ним мучался от бессонницы его попутчик, прокурор ужинал у Риво…

Мегрэ сгорал от нетерпения. Еще немного, и он готов выскочить из постели! Потому что он чувствовал, что приближается к цели, но теперь было важно не ошибиться.

Разгадка была где-то здесь, под рукой. Теперь требовалось лишь чутье, умение анализировать факты, которыми он располагал…

В такой ситуации есть, однако, риск броситься очертя голову по ложному пути.

«Итак… Они сидят за столом… Что такое намекала Розали насчет прокурора?.. Наверняка насчет пылких чувств, несовместимых с его возрастом и положением. В маленьком городе достаточно погладить девочку по щеке, чтобы прослыть развратником. Может быть, Франсуаза?.. В общем-то, она как раз того типа, что нравится немолодым мужчинам… Итак, они — за столом… В поезде — Самюэль и я … А Самюэль уже боится… Ведь это факт, что он чего-то боится… Он дрожит… Дышит неровно…»

Мегрэ весь вспотел. Он слышал, как внизу официантки гремели посудой.

«Он спрыгнул с поезда, считая, что за ним следят, или зная, что его ждут?

Это как раз самый главный вопрос! Мегрэ чувствовал это. Он потянул за верную ниточку. Он повторил про себя, словно ожидая от кого-то ответа:

…считая, что за ним следят, или зная, что его ждут…»

Однако этот телефонный разговор…

Входит его жена, она так взволнована, что не замечает возбуждения Мегрэ.

— Нужно сейчас же вызвать врача, настоящего! Это неслыханно! Преступно! Как подумаю, что…

И она смотрит на мужа, словно ищет на его лице какие-то тревожные признаки.

— У него нет диплома! Он не врач! Ни в одном списке выпускников его не нашли!.. Теперь я понимаю, почему у тебя держится температура, не заживает рана…

— Так вот! — торжествующе воскликнул Мегрэ. — Он знал, что его ждали!

Телефонный звонок. Говорит хозяин гостиницы.

— Господин Дюурсо спрашивает: может ли он подняться?

Глава 8

Библиофил

Выражение лица Мегрэ постепенно менялось, становилось постным, невыразительным, как лицо обычного больного, которому скучно.

Может, от этого и вся обстановка в комнате изменилась. Она стала какой-то серой: с этой разобранной постелью, которую передвинули с места, с ковров поновее, там, где она стояла раньше, с лекарствами на ночном столике, со шляпкой мадам Мегрэ на столе…

Словно случайно мадам Мегрэ зажгла спиртовку, чтобы приготовить настой.

Все это вместе производило довольно тягостное впечатление. В дверь легонько постучали. Мадам Мегрэ пошла навстречу прокурору, и тот, поклонившись, естественным жестом протянул ей трость и шляпу и направился к постели Мегрэ.

— Добрый вечер, комиссар!

Он был не слишком-то смущен. Скорее, походил на человека, пришедшего выполнить какую-то определенную задачу.

— Добрый вечер, господин прокурор. Садитесь, прошу вас…

И впервые Мегрэ увидел улыбку на надутом лице Дюурсо — слегка поднятые уголки рта! Это тоже было приготовлено заранее!

— Я чуть было не стал мучаться угрызениями совести из-за вас… Вас это удивляет? Да-да, я ругал себя за то, что был с вами излишне суров… Правда, и ваше поведение было иногда таким вызывающим…

Он сидел, положив ладони на колени, наклонившись вперед, и Мегрэ смотрел прямо на него, но широко открытые глаза комиссара, казалось, были лишены всякой мысли.

— Короче говоря, я решил ввести вас в курс дела… Комиссар, конечно, все слышал. Но он не смог бы повторить ни слова из того, что тот говорил: он в это время изучал прокурора, кропотливо и постепенно создавал для себя его физический или психологический портрет.

Цвет лица очень бледный, пожалуй, даже слишком, седые волосы и усы это еще больше подчеркивали… Господин Дюурсо не страдал болезнью печени. Не был он ни гипертоником, ни подагриком…

Чем же он болен? Ведь это невозможно — дожить до шестидесяти пяти лет и остаться абсолютно здоровым, ни от чего не страдать!

«Атеросклероз», — заключил Мегрэ.

Он посмотрел на худую кисть с шелковистой кожей, но с выступающими и выпуклыми, как стекло, венами. Мужчина невысокого роста, сухой, нервный, умный, вспыльчивый!

«А в чем он слаб морально, в чем его порок?»

А ведь порок у него был! Это можно было почувствовать! Под всем его прокурорским высокомерием было что-то смутное, скользкое, постыдное…

Тот продолжал говорить:

— Через два, самое большее — три дня следствие будет закончено… Ведь факты говорят сами за себя! А то, как Самюэль избежал смерти и закопал ли он вместо себя в могилу другого, — это дело уголовной полиции Алжира, если ей по вкусу вытаскивать вновь на свет божий эту старую историю… Мне кажется, об этом не будет даже и речи…

Иногда голос его звучал тише — когда он пытался поймать взгляд Мегрэ и наталкивался лишь на пустоту! И тогда прокурор сомневался в том, что комиссар его слушает, если эта его безучастность не была высшей степенью иронии.