Роль грешницы на бис - Татьяна Гармаш-Роффе

«А не слишком ли тут много «кина»?» – подумал детектив.

– Сделайте милость, опросите всех: не терял ли кто ключи от квартиры, – распорядилась Измайлова.

Ирочка вернулась через три минуты: ключи не терялись и не пропадали. Ни у кого, включая ее саму. Выдав эту короткую фразу, Ирочка безмолвно исчезла.

– Эта Ирочка… Ирина то есть, она, случаем, не из актрис?

– Она моя бывшая портниха, почти все мои туалеты были сшиты ею.

Кис попросил перечислить всех, кто имеет доступ в квартиру Измайловой, и оказалось, что «вхожего» народу было не так уж мало. Народ этот был исключительно женского полу и делился на две категории: живущие в квартире и приходящие.

Живущих, как уже знал Кис, было трое: Ирочка, глухая-слепая кузина Элеонора (она же Нора) и медсестра Нина.

Ирочка в этом женском общежитии была, по сути, администратором. Она организовывала остальных, следила за нормальным функционированием дома, за закупками продуктов, за работой прислуги и так далее. Кроме того, Ирочка была единственным лицом, приближенным к хозяйке, и иногда коротала вечера вместе с ней в гостиной, играя в карты, слушая музыку или вспоминая какие-то забавные истории из прошлого.

Характеристика Элеоноры исчерпывалась двумя словами: совершенно беспомощна.

Медсестра-сиделка Нина находилась в квартире почти неотлучно. Среди дня у Нины было несколько свободных часов, пока Элеонора спала, но, за исключением этого дневного перерыва, работала Нина круглосуточно и без выходных. Кажется, ее это устраивало: она развелась с пьяницей-мужем, их однокомнатную квартиру разменять было невозможно, и для Нины такая работа, с жильем и питанием, была просто спасением.

Среди приходящих числились домработница, секретарша, повариха и прачка. Домработница и повариха являлись ежедневно: первая на полный рабочий день, вторая только на время приготовления пищи. Прачка обычно являлась ненадолго, когда ей бог на душу положит, у нее не было фиксированного времени для приходов. Она приносила чистое белье и собирала грязное, которого было довольно много в этой многонаселенной квартире, особенно из-за Норы: лежачей больной постель меняли практически ежедневно. Секретарша приходила два раза в неделю: актриса задумала писать мемуары и наняла девушку, владевшую компьютером.

Все женщины имели свои ключи, кроме секретарши и прачки. Еще одна запасная связка висела на ключнице в коридоре.

– Кто из них может быть заинтересован в вашей смерти?

– Я им куда выгоднее при жизни, Алексей Андреевич: я плачу за работу, к тому же им приятно прихвастнуть знакомством с «той самой Измайловой»…

– Вы богаты?

– Пенсия у меня по нынешним временам небольшая, но мне хватает, к тому же доплачивают Союз театральных деятелей и Союз кинематографистов… Недавно повысили пенсию в честь годовщины со смерти мужа, – чересчур старательно пояснила Алла.

– И вам хватает пенсии на то, чтобы платить всем?

– Вы фининспектор или частный детектив? – усмехнулась Измайлова.

– Меня не доходы ваши интересуют, а имущество… Ваша квартира стоит дорого. У вас есть дача?

– Есть. Хотя я на ней не была последние лет пять. Она сдается, а постояльцами занимается Ирочка.

– И небось в хорошем местечке?

– В Абрамцеве.

– Кому должно перепасть ваше имущество по завещанию?

– Ах, вот вы к чему клоните!.. То есть вы находите, что мне уже пора подумать о завещании?! – с жеманным возмущением ответила Алла, хлопнув ресницами.

Так, сказал себе Кис, кажется, в финале пойдут титры: в главных ролях Измайлова. Причем во всех, от дурочки до аристократки. Интересно, какую роль она изберет, когда он ей расскажет о своих находках в архивах жертв «иглоукалывателя»?

– Хорошо, – уступил он, – пусть не по завещанию, но кто наследует в случае вашей смерти? Какие родственники?

– Никакие. У меня их нет.

– Дети?

– Детей у меня тоже нет. – Измайлова произнесла это без всякого выражения, – без грусти оттого, что «не получилось», но и без заметной агрессивности тех, кто не захотел в свое время завести детей и теперь чувствует себя в постоянной готовности отстоять право на бездетность, находясь в идейной конфронтации с семейным миром.

– Могу я спросить, почему?

Она улыбнулась снисходительно:

– Актрисы – по крайней мере, актрисы-звезды – редко заводят детей: пеленки плохо совместимы с искусством.

– Неужто совсем не остается времени? – не поверил Кис с некоторым форсированным простодушием: он, как всегда, копал по всему полю, пока без особых целей.

– Вопрос времени, да, но не первоочередной. Важнее то, что портится фигура. И портятся отношения с искусством. Это монстр, который требует поклонения ему, и только ему одному. Тот, кто заводит интересы «на стороне» – будь то дети, любовные приключения или хоть даже внезапное увлечение вышиванием, – те немедленно оказываются наказаны. Наказаны внутренним конфликтом. Актерская профессия требует абсолютной отдачи, ей нужна ваша душа целиком, до конца. Если же ваша душа делится между ею и чем-то другим – все, вы больше не человек искусства. Оно отторгает вас. Вы сами отторгаете его безраздельное владычество в своей душе. Вы больше не готовы терпеть его монополию на ваше время, силы и чувства… Я понятно изложила?

– Вполне.

«И убедительно», – мысленно добавил Кис.

– Впрочем, – вдруг доверительно проговорила Алла, понизив голос, как если бы боялась, что ее подслушают, – я подумываю написать завещание. Хочу отдать эту квартиру тем, кто здесь живет и преданно служит мне…

Кис не поспевал за сменой ее интонаций. Они все казались ему наигранными. Даже не то что наигранными, а… какой-то издевкой над ним, что ли… Как если бы актриса задалась задачей поморочить ему голову и не оставить у детектива целостного о себе впечатления. Интересно, зачем?

– То есть Ирочке и Нине? – уточнил Кис.

– По большей части.

– А по меньшей части? Приходящему персоналу? Кроме квартиры и дачи, какие еще ценности у вас есть? Ювелирные изделия?

– К чему эти вопросы?

– Разумеется, драгоценности, – вместо ответа задумчиво проговорил Кис. – У знаменитой актрисы и красивой женщины, всю жизнь окруженной блестящими поклонниками, их просто не может не быть… К тому же сомневаюсь, чтобы вам хватило пенсии – даже очень хорошей – для того, чтобы оплачивать услуги вашего персонала…

Алла отчего-то немного смутилась, поднялась, бесцельно прошлась до стола и обратно, затем вернулась, налила себе воды из небольшого кувшина, стоявшего на столе, и только затем ответила без выражения:

– Ну, есть у меня драгоценности. Не исключено, что в благодарность за преданную и хорошую работу я либо подарю, либо завещаю каждой из них по какой-нибудь безделушке.

Интересно, почему она так смутилась при упоминании о драгоценностях?

– Дорогие они, эти ваши безделушки?

– Да, – обронила она скупо.

– И их, уверен, немало. Всех женщин, которые крутятся в орбите вашей жизни, всего шесть, если не считать Элеонору, которой вряд ли понадобятся украшения. Куда пойдут остальные драгоценности?

– Пока не решила. Может, отдам в какой-нибудь детский фонд или сиротский дом. Раз уж я не внесла свой вклад в деторождение, то внесу материальный вклад в помощь детям…

– Кому известно о вашем намерении отблагодарить по завещанию ваш персонал?

– Ирочке, и только в общих чертах. Так что, видите, никому из них не выгодно устранять меня.

– Иными словами, на наследство ваше пока зариться некому… Ну что ж, в таком случае мы располагаем двумя фактами, которые с большой натяжкой можно считать достоверными: на вас покушались – раз, и покушался кто-то из посторонних – два. Сегодня же вечером к вам подъедет, с вашего позволения, мой ассистент и поставит вам новые надежные замки, а старые заберет. Я постараюсь договориться с одним знакомым экспертом, чтобы он их осмотрел. Ключи от новых замков не давайте, пожалуйста, никому – придется вам потрудиться некоторое время открывать дверь всем приходящим. И уж, разумеется, никаких запасных связок не вывешивайте на всеобщее обозрение…

Кис словно размышлял вслух, монотонно выкладывая свои рабочие соображения. Алла согласно кивала со скучающим выражением на лице. Именно этого Кис и добивался: теперь, когда он увидел, что Измайлова отнюдь не собирается заводить разговор об убийствах випов (на что он было понадеялся), – теперь он готовился к броску и усыплял бдительность противника.

– Как удачно вышло, что вы меня пригласили, Алла Владимировна, – все так же монотонно бубнил Кис. – Признаюсь, я ведь сам собирался просить вас об аудиенции, – произнес Кис и подивился: он и не подозревал, что подобные обороты залежались в пыльном углу его памяти.

Она любезно удивилась:

– Да? И в связи с чем?

Нет, она пока не поняла, куда намерен завести ее детектив; она пока лишь начала смутно подозревать, что он, может, давний поклонник ее таланта, хотел попросить у нее автограф…