Мусульманская дипломатия в России. История и современность - Роман Анатольевич Силантьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свою очередь, губернский кадий Баку на многотысячном митинге мусульман, собранном 21 октября 1914 г., произнес поистине исторические слова, могущие стать девизом всего постекатерининского периода жизни исламского сообщества России: «Наша преданность России диктуется не только принципом подданства, но и голосом совести и велениями Корана»т. В следующем году суннитский муфтий и шиитский шейх-уль-ислам опубликовали специальные воззвания с призывом передать фитр-садаку (пожертвования в дни праздника Ид аль-Фитр) на военные нужды134.
Несмотря на мощную революционную пропаганду, равно как и пропаганду турецко-германских эмиссаров, выступавшими с революционерами единым фронтом, мусульмане Российской Империи в подавляющем большинстве своем остались верны присяге. «Мусульманская» политика четырех поколений чиновников Российской Империи принесла плоды. Правда, воспользоваться ими в полной мере не удалось — началась революция.
Противодействие негативному зарубежному влиянию на российский ислам
Как и во времена Екатерины II, в XIX и начале XX вв. беспокойство властей продолжало вызывать внешнее влияние на мусульман империи и соседних ей «ничейных» территорий, которые, как и раньше, носило преимущественно турецкий, а, точнее, англо-турецкий характер. Как известно, Великобритания вела несколько «исламских» программ, призванных установить контроль над всем мировым мусульманским сообществом. Английское влияние на правящую элиту Османской империи был традиционно велико, однако, по всей видимости, достаточным оно не считалось. Британии требовались более послушные мусульмане, которые в итоге были найдены на Аравийском полуострове в лице ваххабитов. Кстати, среди противников этого религиозного течения широко распространено мнение, что ваххабизм вообще возник и набрал силу в результате деятельности английских агентов, в частности — небезызвестного Лоуренса Аравийского (Томаса Лоуренса)145. Существовали у англичан и более глобальные планы.
Как отмечает ведущий исследователь досоветской истории российского ислама Д.Ю.Арапов, российский посол в Турции начала XX в. Н.В.Чарыков «в своих донесениях в Петербург с тревогой констатировал желание Великобритании «единолично» действовать в «халифском деле» и, в частности, возродить снова Арабский халифат. По словам Чарыкова, Лондон хотел, перенеся халифат в сферу британского влияния на Ближнем Востоке, сделать в дальнейшем халифами суннитов или шерифов Мекки и Медины, или еще более подконтрольных англичанам хедивов Египта. Русский дипломат, правда, подчеркивал то обстоятельство, что «правоверные» мусульмане-арабы вряд ли захотят иметь дело с такими халифами, ибо они будут слишком откровенно находиться в зависимости от светской власти «неверного» Альбиона»146. Следует отметить, что этот план, хотя и с существенными коррективами, был все-таки воплощен в жизнь, и сейчас именно Саудовская Аравия позиционирует себя как страну-лидера всего мусульманского мира.
Вербовка агентов влияния среди российских мусульман наиболее успешно осуществлялась во время их выезда за пределы страны, преимущественно на хадж. В январе 1822 г. генерал Ермолов предложил запретить совершение хаджа, поскольку возвращающиеся паломники «не только привозят нелепые слухи, но и свидетелями бывают злодейских поступков Турок против Христиан и, почитая Султана главою закона своего, тем с большим подобострастием чтут могущество его, что видят истребление Христиан не наказываемым»147. В ответ император Александр I согласился ввести лишь временный запрет на хадж, уточнив, что «сие временное запрещение имеет прекратиться с переменою и устройством дел на Востоке, и сим уверением для будущего оно, конечно, не потревожит ни совести Магометовых почитателей, ни доверенности их к благорасположению Правительства»148.
Через двадцать лет, в 1842 г. вопрос о целесообразности ограничения паломничества в Мекку снова встал на повестку дня. Военный министр князь Александр Чернышов в письме командиру Отдельного Оренбургского корпуса передал ему пожелания императора запретить продолжительные отлучки воинских чинов с целью совершения хаджа, поскольку «многие из них по возвращении после поклонения магометанской святыне производят неблагоприятное для нас влияние на своих единоверцев»139. Сотрудники Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД не без основания считали, что из числа паломников турецкими властями вербуются люди для пропаганды радикального ислама и переселения в Османскую империю. Эти сведения подтвердило российское посольство в Константинополе в секретной записке в Министерство иностранных дел в ноябре 1874 г.140
В 1865-1866 гг. оренбургский генерал-губернатор Н.А.Крыжановский запрещал духовным лицам отправляться в хадж, опасаясь что большинство из них подпадет под дурное влияние ваххабитов и обратно уже не вернется. И его опасения были оправданы — такие случаи действительно отмечались141.
В 1848 г. Чернышов направил наместнику Кавказа князю Михаилу Воронцову письмо следующего содержания:
Милостивый Государь Князь Михаил Семенович!
Почтеннейшее отношение Вашего Сиятельства от 30 ноября за №452 о мерах, принятых Вами, Милостивый Государь, противу распространения между покорными нам магометанскими народами нового учения, проповедуемого вышедшими из Персии и Турции шейхами, я имел щастие по всей подробности представлять Государю Императору.
Его Величеству благоугодно было на всеподданнейшем докладе моем по этому предмету собственноручно написать:
«Я полагал бы совершенно запретить въезд в пределы наши всяким лицам духовного магометанского звания, кто бы ни были, даже и нашим подданным, ежели приняли духовное звание заграницею».
Сообщая о сем Вашему Сиятельству для зависящих распоряжений и уведомив государственного канцлера иностранных дел и Министра внутренних дел, я покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять уверение в моем совершеннейшем почтении и преданности.
Подписал Князь А. Лернышев142.
Действительно, как и в XIX, так и в последующих столетиях, мусульмане, получавшие духовное образование за пределами
России, слишком часто попадали под влияние враждебных ей сил и становились проводниками их интересов. Игнорировать эту проблему было опасно, поэтому у государства стоял выбор между жестким контролем над этим процессом и полным запретом его как такового. Второй вариант был сочтен более простым и дешевым, тем более, что его в 1842 г. предлагал сам генерал Ермолов, запретивший кавказским мусульман получать духовное образование за рубежом143.
10 июня 1892 г. Министерство народного просвещения приняло циркуляр об изъятии из медресе и мектебов рукописных книг и запрещении преподавательской деятельности муллам, получившим образование за рубежом. По тому же циркуляру иностранные религиозные издания должны были быть подвергнуты жесткой цензуре. Поводом для этих мер стали сведения о том, что «в мусульманских школах обращаются рукописные книги и тетради на татарском языке, в которых оплакивается зависимость татар от Российского государства, восхваляются мусульманские народы Востока, выражается сожаление об участи мусульман, призванных к отбыванию воинской повинности»144. После массовых протестов мусульман в 1894 г. действие этого циркуляра было приостановлено, а затем по рекомендации Министерства
