О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

«Несомненно, что в «Уроках Октября», — заявлял, в свою очередь, Троцкий, — я связывал оппортунистические сдвиги в политике с именами тт. Зиновьева и Каменева. Как свидетельствует опыт идейной борьбы внутри ЦК, это было грубой ошибкой. Объяснение этой ошибки кроется в том, что я не имел возможности следить за идейной борьбой внутри семерки и вовремя установить, что оппортунистические сдвиги вызывались группой, возглавляемой т. Сталиным, против тт. Зиновьева и Каменева».

Неожиданный союз Зиновьева, Каменева и Троцкого обещал новое обострение внутрипартийной борьбы. Но этот союз не увеличивал возможностей оппозиции. Если бы он был заключен в 1923 или даже в 1924 году, то одолеть его Сталин, вероятнее всего, не смог бы. Однако теперь борьба оппозиции за власть в партии и в стране была обречена на неудачу.

Весной и в начале лета лидеры оппозиции развернули весьма активную работу, значительная часть которой проводилась конспиративно. В десятки городов направлялись представители оппозиции, чтобы знакомить своих сторонников с выработанной платформой. На местах проводились нелегальные собрания, вербовались новые члены оппозиционной фракции. Одно из нелегальных собраний было проведено в лесу под Москвой с соблюдением всех правил конспирации.

Новое столкновение оппозиции с большинством ЦК произошло на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в июле 1926 года. От имени оппозиционного блока выступил Троцкий. Партия увидела Троцкого, Зиновьева и Каменева вместе, но мало кто воскликнул: «Вот оно, правительство!» Подавляющее большинство ЦК осудило оппозицию. Зиновьев был выведен из состава Политбюро, — теперь в нем из оппозиционеров остался один Троцкий.

Несомненно, что многие критические высказывания оппозиции были правильны. Не была, например, мифом далеко зашедшая бюрократизация как советского, так и партийного аппарата. Много справедливого было и в критике некоторых аспектов экономической политики партийного руководства. Промышленное производство в 1925–1926 годах увеличивалось очень быстрыми темпами (до 30–35 процентов в год), однако именно тогда в народном хозяйстве наметились некоторые опасные диспропорции. Несмотря на рост промышленного производства, в стране обострялся товарный голод, ибо еще быстрее возрастал платежеспособный спрос как в городе, так и в деревне. Недостаток товаров затруднял для крестьян продажу излишков зерна. Заметно сократился экспорт, прежде всего экспорт хлеба. Пришлось сократить и импортный план. Уменьшение закупок хлопка создало трудности для текстильной промышленности. Возрастало пассивное сальдо советской внешней торговли, а стало быть, и задолженность иностранным фирмам. Чтобы поддержать доверие к СССР как к торговому партнеру, был увеличен вывоз золота и т. д.

Совершенно справедливым было требование оппозиции осудить теорию «социал-фашизма» — это понятие использовалось тогда при оценке деятельности социал-демократии. Теория «социал-фашизма», к созданию которой причастен был не только Сталин, но и Зиновьев, компрометировала коммунистов в глазах левой социал-демократии, помогала ее правым лидерам и мешала единству действий рабочего класса против наступления фашизма.

Однако, несмотря на многие верные замечания, общая направленность политической платформы оппозиции была ошибочной.

Оппозиция по-прежнему защищала тезис о невозможности построения социализма в такой отдельно взятой стране, как СССР, без помощи победившего западного пролетариата.

Лидеры оппозиции в пылу полемики до крайности преувеличивали недостатки партийной политики, а это вызывало протест партийных кадров. Тенденцию выдавали за уже развернутый процесс; перерождение, которое затронуло лишь часть партийного аппарата, выдавали за перерождение едва ли не всего аппарата. Поэтому и лозунг оппозиции о необходимости «революции в партийном режиме» воспринимался большинством партии как «левацкий». Курс партии представлялся оппозицией как непрерывное отступление. Из факта некоторого роста кулачества и нэпмановской буржуазии, вполне естественного при нэпе, оппозиция делала вывод, что Сталин, Рыков и Бухарин возрождают капитализм.

Неверным было и утверждение оппозиции, будто частный сектор осуществляет накопление более быстрыми темпами, чем общественный. Вообще явно в демагогических целях оппозиция преувеличивала масштабы капиталистического развития в стране и связанные с этим опасности.

Советская промышленность стала действительно получать все больше и больше сырья и экспортных ресурсов из деревни, но это было выгодно не только зажиточной части деревни, а и всему обществу.

Вопреки утверждениям Троцкого, никакого срастания верхов партии с верхами нэпмановской буржуазии в 1926 году не происходило. Поэтому угроза перехода власти в руки буржуазии или кулачества была ничтожна. Перерождение отдельных звеньев партии носило иной, гораздо более сложный характер.

Справедливо критикуя политику снижения оптовых и розничных цен, проводимую в условиях товарного голода, некоторые из лидеров оппозиции предлагали повысить цены на промтовары на 20–30 процентов, что было также неправильно. Хотя некоторое повышение цен на наиболее дефицитные товары и было в тот период необходимо (на перепродаже этих товаров по более высоким ценам наживались частные торговцы), общее повышение цен на промышленные товары было бы нежелательно.

Экономическую программу оппозиции разрабатывал главным образом Е. Преображенский, со стороны большинства ЦК ему противостояли Бухарин и его ученики.

По мнению Бухарина и его школы, ни налоги на частное хозяйство, ни цены на продукцию социалистических предприятий не должны быть столь велики, чтобы мешать развитию частного сектора и индивидуальных крестьянских хозяйств. Иными словами, должен развиваться не только социалистический сектор, но — пусть более медленно — и частный, ибо расширенное воспроизводство в этом секторе выгодно всему обществу и дает дополнительные средства для ускоренного расширенного воспроизводства социалистического хозяйства.

Схема, которую развивал Преображенский, была иной. Он считал, что длительное сосуществование социалистической системы и частнотоварного производства невозможно. Не стесняясь в выражениях, Преображенский писал, что одна из этих систем неизбежно должна «пожирать» другую. Поэтому Преображенский выступал не просто за «перекачку» средств в социалистический сектор из других секторов, а за такую перекачку, которая вела бы к постепенному вытеснению всех несоциалистических секторов из экономической жизни, к их ликвидации. Он применял понятия «эксплуатация» и «экспроприация» и даже сравнивал перекачку средств из деревни в город с перекачкой средств из колоний капиталистических стран в метрополии. Использование пролетарским государством для нужд социалистического развития прибавочного продукта несоциалистических форм хозяйства Преображенский называл «первоначальным социалистическим накоплением» и считал его основным законом советского хозяйства.

Сталин старался не втягиваться в экономические дискуссии с лидерами оппозиции, предоставив это Бухарину и его ученикам. Умело и ловко используя невыгодную для «объединенной» оппозиции ситуацию, Сталин в первую очередь обвинил лидеров этой оппозиции в беспринципности. Это обвинение было нетрудно обосновать, приводя обширные цитаты из недавних резких нападок лидеров оппозиции друг на друга. Кроме того, Сталин объединил в один ряд все прошлые ошибки как Троцкого, так и Зиновьева с Каменевым. А это был довольно тяжелый политический балласт для любой оппозиции. Основной удар в борьбе Сталин перенес на проблему единства партии — он обвинил «объединенную» оппозицию в раздувании фракционной борьбы. Сталин уловил настроения не только партийного аппарата, но и партийных масс, которые устали от бесконечных дискуссий, да еще в условиях сравнительно трудного материального положения.

Практически уже к осени, то есть всего через несколько месяцев после создания «объединенной» оппозиции, стало очевидным, что она не смогла увлечь за собой партийные массы и потерпела политическое поражение.

Добившись победы над оппозицией, Сталин торопился закрепить ее организационно. На состоявшемся 23–26 октября объединенном Пленуме ЦК и ЦКК было принято решение исключить Троцкого из состава Политбюро, а Каменева из кандидатов в члены Политбюро.

Сталин внимательно следил за деятельностью лидеров оппозиции. Там, где информация, поступавшая к нему по партийным каналам, была недостаточна, он без колебаний использовал органы ГПУ, и их новый руководитель Менжинский обычно шел ему навстречу. Не устраивало уже Сталина и перемирие с Троцким. Сознавая свое превосходство и являясь хозяином положения, Сталин стремился полностью разгромить политических соперников и установить полный контроль над партией. Призывая оппозицию к искренности и осуждая ее за лицемерие, Сталин уже тогда сам лицемерил и обманывал партию, скрывая даже от близких ему людей свои истинные цели.