На краю любви - Сандра Мэй

— Здравствуй, блудный ич-кенне! Волк, ичи!

— Не устаешь удивлять окружающих, Мать Леса? Или… в Сайлент-Крик его считают безголосой собакой?

— Он научился вполне сносно лаять. Когда это необходимо. Но ты прав. Все, кроме старого Балларда.

— Ну еще бы! Как он, старый браконьер?

— Ушел из дома, поселился на дальней заимке. Охотится, разводит пчел, слушает радио. Почему ты никого не предупредил?

— А кого? Фрэнк знает, что я должен приехать, ты… ты всегда все про меня и так знала, а телефона на Чертовом плато, насколько я знаю, нет. А больше меня здесь никто и не ждет.

— Уверен?

— Ну… почти.

— Как малышка перенесла дорогу?

— Спала от самой Тиссулы. И слава богу, потому что трасса ужасная: Я ехал на цепях, но все равно с полным ощущением, что лечу под горку. Пожалуй, мы вовремя успели. Завтра перевал встанет.

— Скорее неси ее в дом. Я натопила так, что снег, кажется, не успевает падать на крышу.

Джек вдруг прищурился и с подозрением уставился на Сову.

— Погоди-ка! Тебе Фрэнк сказал про…

Стерегущая Сова вскинула руку, и в темноте мрачным огнем блеснули темные глаза.

— Джек Браун! Когда я хочу знать — я иду и узнаю. О тебе я хотела знать. Фрэнк, не Фрэнк — какая разница? Десять лет назад я знала, что что однажды ты вернешься. Я знала, куда ты уехал. Я знала, что ты взял себе девочку-жену, она родила тебе дочь, а недавно умерла от болезни, которой болеют только белые. И вот ты дома. Я рада.

Джек помолчал, потом вздохнул.

— Я тоже рад. За десять лет успел отвыкнуть от твоих индейских штучек. Эми, дорогая, открывай глазки и давай знакомиться…

Огромные синие глаза уставились на Стерегущую Сову, и Эмили Браун звонко произне ела:

— Здравствуйте, бабушка! Меня зовут Эми. Мне пять лет. Это наш дом, да? А это… ой, па-ап!

— Тихо, мелочь. Не бойся. Он хочет с тобой познакомиться. Протяни ему ручку, не бойся.

— Ух!.. У него язык, как терка… Ой, он мне лицо облизал! Хорошая собачка! А как его зовут, бабушка?

— Волк.

— Ох… Хорошее имя.

— Он теперь твой.

— Как это? Навсегда?

— Ну… на некоторое время. Пока ты не освоишься в здешних лесах. Замерзла?

— Немножечко.

— Ну пошли в дом. Там тепло и хорошо, а еще я приготовила целое блюдо вкусных плюшек с корицей, горячее какао и сандвичи с ветчиной.

— А как же Волк?

— Он не любит жить в доме. Ему больше нравится спать на снегу под звездами.

— Ух ты! И ему не холодно?

— Посмотри, какая у него густая шерсть!

— Да, верно. Волчок, ну пожалуйста, пойдем со мной в дом хоть сегодня, а? Обещаю, завтра ты будешь спать где хочешь, а сегодня — в моей комнате, ладно?

Стерегущая Сова следила за зверем. Волк еще мог согласиться войти в дом и устроиться на пороге, но в комнаты с закрытыми дверями и решетками на окнах не заходил никогда. Инстинкт дикого зверя не позволял ему загнать самого себя в ловушку…

Однако сейчас Волк, невозмутимо и абсолютно по-собачьи виляя хвостом, пошел рядом с малышкой Эми, едва достававшей ему до загривка. Он прошел в дом и уселся прямо перед огнем, вывесив язык и улыбаясь во всю свою серую физиономию. Дождавшись, когда Джек на руках понесет заснувшую девочку на второй этаж, удивительный зверь последовал за ними. Сова изумленно смотрела ему вслед.

Джек вернулся через несколько минут и сообщил:

— Он улегся возле ее кровати и делает вид, что он — комнатная собака. Ты его научила, признайся?

— Не говори глупости. Как можно научить дикого зверя притворяться? Просто он умный. Садись к огню и рассказывай.

Джек с удовольствием расположился в кресле и с блаженным вздохом вытянул длинные нога.

— Клянусь, больше не сяду за руль до весны… У меня онемела задница, клянусь! А рассказывать мне нечего. Ты, судя по всему, и сама все знаешь.

— Когда она умерла?

— Три месяца назад.

— Девочка сильно переживает?

— Очень. Кроме того, ей очень не повезло со школой, так что…

— Ну здесь можешь быть спокоен. Джилли глаз с нее не спустит.

Джек смущенно закряхтел.

— Видишь ли, Сова… Я не уверен, что отдам Эми в школу прямо сейчас. Если честно, я хотел бы, чтобы она побыла дома.

— Одна?

— Ну почему одна? Я же не сразу кинусь к Фрэнку. И потом, может быть, ты…

— Нет.

— Как — нет?

Стерегущая Сова покачала головой.

— Джеки, ты когда-нибудь задумывался, сколько мне лет?

— Ну… если честно — нет.

— Моя мать была целительницей. Ее знали в Сайлент-Крик и звали в трудных случаях. Она принимала роды у матери старика Балларда. Мальчик родился крупным, и мне пришлось помогать моей матери. Мне было тогда пять лет.

Джек присвистнул.

— А старику Балларду должно быть около девяноста… Ничего себе! Знаешь ли, ты неплохо выглядишь, Мать Леса. Я бы не дал тебе больше шестидесяти.

— Льстец и подлиза! Нет, мой мальчик, мне девяносто четыре, и я уже не та, что была раньше. К тому же старуха индианка — не лучшая компания для грустной маленькой девочки, потерявшей маму. Отдай ее Джилл и поверь мне — это будет очень хорошо. И тебе спокойнее — в школе Эми будет сыта, под присмотром, найдет новых друзей. Волк присмотрит за ней дома… ты сможешь спокойно уезжать на работу и ни о чем не волноваться.

Джек почесал в затылке.

— М-да… Никогда не умел с тобой спорить… Мама не пишет?

— Редко. У них с отцом все нормально. Они переехали в Абитиби, купили ранчо, разводят коров и лошадей. Аманда хотела бросить работать — но не удержалась и сейчас работает в местной больнице.

— Ха! Не сомневаюсь. Мама без работы не может.

— Почему ты им не писал?

— Сам не знаю. Мне казалось, новая жизнь — это когда все с чистого листа. Перечеркиваешь все, что было раньше, забываешь старые связи…

— Так не бывает. Прошлое никогда не отпускает.

— Я знаю, Мать.

Помолчали. Потом Джек спросил охрипшим голосом:

— Как… Джилл?

Стерегущая Сова улыбнулась уголком тонких губ и ничего не ответила.

Прошлое никогда не отпускает, мальчик. Особенно то, в котором ты был по— настоящему счастлив…

5

То ли Кримстаун был поганым городишкой, то ли нервы у Джилл разгулялись не на шутку, но все вокруг ее раздражало…

Суббота — благословенный день, когда дети остаются с родителями, а здание подготовительной школы сверху донизу моют, чистят, дезинфицируют и полируют. Соответственно, для Джилл Баллард это тоже выходной, и хотя дети — это наше все, но за пятидневку она выматывалась так, что в субботу чаще всего дрыхла до полудня, а то и дольше…