Отдыхай с Гусом Хиддинком: четыре анекдотичные футболяшки - Дима Федоров

Йося Цукерман был изгоем. Не потому что он был евреем. А потому что он был евреем, обожавшим футбол. Все его сверстники дружно пиликали на скрипках и прочих смычковых, играли в шахматы, в конце концов, тривиально занимались математикой, чтобы потом, в более зрелом возрасте, направить это увлечение в плоскость банковского дела. А Йося с семи лет пошел в футбольную школу. Родители и друзья родителей, чуть не разрывая на себе одежды, твердили, что спорт – занятие для гоев, что настоящий еврей не может посвящать всю жизнь столь низкому, животному занятию. Но Йося не желал их слушать. Он плакал, когда его заставляли отречься от футбола, он закрывал уши, когда в синагоге его корили благовоспитанные раввины, он…

Он стал изгоем и в футбольной школе. Там над ним издевались русские ребята, которые считали, что еврей не способен нормально играть. Если Йося передерживал мяч и запаздывал с передачей, то ему кричали, что он жадный жид. Если он отдавал в касание (и удачно отдавал), то его называли трусом – боится брать инициативу на себя, поэтому и стремится скорее от мяча избавиться. Короче, его везде травили. Но маленький Йося стоически переносил все невзгоды и тренировался до изнеможения. Он забивал, но команда не поздравляла его с успехом. И только вечно пьяный тренер Иван Мефодиевич, спотыкаясь на собственном языке, говорил: «Ты наш человек!»

Впрочем, Йося готов был терпеть все, что угодно, лишь бы гонять мяч. Пусть глумятся, пусть подкладывают гвозди в ботинки, но разрешают играть вместе с ними!

Как только объявили кастинг мальчиков, подающих мячи, на матч русских гениев, он начал умолять маму отвести его туда. Мама уверяла, что он никогда не пройдет конкурс. Йося настаивал и плакал от безысходности. Мама сдалась, и в воскресенье они приехали в Черкизово на стадион «Локомотив», где шумела и галдела толпа мальчишек с еще более шумными и скандальными родителями.

И выяснилось, что мама Йоси была тысячу раз права! Йосю не выбрали из-за пухлых щек. Так и сказали, что в ящике он будет неважно смотреться, хотя сам по себе очень симпатичный ребенок. На всякий случай записали телефон. Йося ревел целый день и не нашел в себе сил пойти вечером тренировать удар о кирпичную стенку, окружающую мусорные контейнеры. Жизнь раздавила маленького еврейского мальчика, как Grinders божью коровку, размечтавшуюся на тротуаре. Но чудеса иногда протискиваются сквозь нагромождения враждебных обстоятельств.

За день до окончательной загрузки данных в MAGIC FOOTBALL один из мальчиков, отобранных для работы на стадионе, заболел. И в качестве замены почему-то выбрали Йосю. Несмотря на щеки. Мама, когда ей позвонили и пригласили прийти вместе с сыном, расплакалась. Она всей душой желала сыну добра, только не верила, что футбол способен дать это добро. Йося не помнил, как прожил неделю до начала матча. Он почти ничего не ел, перестал понимать, о чем его спрашивают на уроках. Учителя раздражались, одноклассники радовались, что Йосе ставят плохие отметки. К счастью, подоспели осенние каникулы.

Мама скорбно гладила чадо по безумной голове, которая буквально бредила тем, как ее обладатель будет помогать Толстому и Достоевскому показывать светлые идеалы гуманизма на футбольном поле. Йося прочитал «Кавказского пленника» и «Мальчика у Христа на елке». Этот рассказ Достоевского он вы–брал потому, что тот был совсем коротенький, ведь из-за футбола времени на книжки совсем не оставалось. Правда, читать приходилось втайне. Если бы родители увидели, как он взял книжку про Христа, его бы непременно наказали. И сильно наказали. А ему рассказ понравился – мальчика только ужасно жалко. Йосю Христос тоже взял бы к себе на елку: Йосю все преследовали, а Христос как раз защищал и обогревал униженных. И вот сейчас создатель этого шедевра бежал к нему и требовал побыстрее дать ему мяч. Ведь надо отыгрываться!

– Ёбты, хуйли ты в мяч вцепился? Давай сюда!

Но руки не повиновались Йосе. Они прилипли к мячу. И тот же самый столбняк напал на реального Йосю перед телевизором. Этот день должен был стать его триумфом. Все, кто смеялся и презирал маленького толстощекого еврейского мальчика, увидят Йосю в ящике рядом с гениями русской культуры. И тем самым Йося победит своих недоброжелателей. Победит упорством и верой в то, что футбол – это круто!

Но восемьдесят девять минут мяч не хотел выкатываться за пределы поля там, где стоял в растерянности виртуальный Йося. Другие мальчики уже не–однократно получали порцию славы, а до него очередь все никак не доходила. До него одного! И вот тут такое счастье свалилось, когда он совершенно отчаялся. Родители бросились к телефону звонить многочисленной родне, а Йося все никак не мог отдать мяч Федору Михайловичу. Йося оцепенел от восторга и от сознания ответственности момента. И никакие окрики не помогали…

Достоевский почувствовал недоброе еще в конце первого тайма. Еще когда вели в счете. И стартовый состав какой-то совсем неразумный эти двое придумали. Циолковский еще ладно – он хоть бегает. Правда, напрочь глухой – ничего нельзя подсказать, но зато старается. А Попов совсем мертвый – Гоголь на тренировках посильнее выглядел. Про Рублева и говорить нечего – этого пришибленного в команде по определению быть не должно. Айвазовский тоже пустой. Короче, тревожно было. На эмоциях, на кураже забили, но дальше-то что делать, когда нужно на классе и выдержке доигрывать каждый эпизод.

Федор Михайлович ощущал всеобщую растерянность, отсутствие объединяющей команду идеи, отсутствие соборного начала. Компания ярких индивидуальностей – и не более. Впрочем, хваленые звезды из сытой Европы не лучше. Тем обиднее так бездарно с ними бодаться.

В перерыве Минин кричал, что надо действовать жестче: когда судьи отворачиваются, бить по ахиллам, под коленки. А у Федора Михайловича в это время навязчиво зудела одна мысль: почему у русских всегда все так нелепо и кондово получается и кто виноват, что нет счастья и радости от происходящего? Кто виноват, что все происходит именно так ?

Смутные догадки терзали его уже в середине второго тайма, и в особенности после удаления Толстого. Сомнения мешали играть раскрепощенно, но освободиться от них не представлялось никакой возможности. Последние десять минут уже не играл – бегал на автопилоте. И вот когда мяч выкатился у самого углового флажка, вдруг затрепыхалась надежда забросить его в штрафную, где пара коренастых ребят, вроде Циолковского и Кулибина, способна просто-таки вдавить оборону звезд в ворота. Он поспешил к боковой, но там стоял жирный мальчишка и не желал давать мяч. Федор Михайлович и так, и эдак его окликал, но тот сознательно убивал время, помогая соперникам. И чем ближе Достоевский подходил к этому маленькому подлецу с характерной внешностью, тем отчетливее в его душе звучал ответ на вопрос, кто виноват в том, что все так сложилось. ЕВРЕИ!

Родина проиграла… Россия бессовестно унижена! И вот за все эти страдания Достоевский имеет возможность расплатиться с одним из виновников. Он врезал кулаком по мячу так, что тот пулей вылетел из деревянных рук Йоси и отскочил метров на десять. Но этого мало… Федор Михайлович дал еврейчику оплеуху. И распаляясь, капитан русской сборной стал бить что есть силы. Бить беззащитного. По плачущим, по кротким глазам. Если бы Йося закрылся руками, то все бы наверняка прекратилось, но он продолжал сквозь брызнувшие слезы смотреть с испугом на разбушевавшегося Достоевского. Не понимая, почему? За что его бьет вселенский гений?

А Федор Михайлович с каждым ударом падал глубже и глубже. В ад. В самое пекло! Он понимал, что теперь не видать ему вечного блаженства и спасения. И что если он врежет еще хоть раз, то не будет уже никакой мировой гармонии и лань никогда не ляжет рядом со львом. Из-за него одного не ляжет. Но он все-таки бил. С остервенением. Осознавая, что кругом не прав. И навесил еще парочку оплеух по распухшему лицу маленького Йоси, пока не скрутили секьюрити. Секьюрити повсюду. Они пытались разнять плюющегося Пушкина и Криштиану Роналду. Оттащить Гоголя, кусающего Лама. Циолковского… Да всех нужно было растаскивать. Поле превратилось в лужайку для драк. Показали пустую президентскую ложу, в которой восторженно аплодировал одинокий преемник, по-видимому, выпавший изо всех рабочих параметров MAGIC. Матч закончился…

В баре народ стал переворачивать столы и ухитрился-таки разнести укрепленную дополнительным стеклом плазму. Сохатый и Волк скоренько ретировались – благо сидели у самого выхода. На улице несколько тинейджеров вяло кидали пустые бутылки в окна домов, а заодно и в дорогие машины. Сохатый буквально упал на капот старенькой «Волги» и заставил человеколюбивого водилу профессорской наружности вывезти их из опасной зоны. За пятьсот евро, впрочем, не только профессор, но и академик куда угодно рванет.