Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин

Поэтому, когда мужчина ухватил меня за грудки, я позволил ему это сделать с удовольствием. Затрещала материя робы, оторвалась и отлетела в сторону пуговица. Нападающий поневоле закрыл меня собственным телом от всех остальных. Злорадно ухмыляясь мне в лицо, вниз он не смотрел.

В фильмах то, что должно случиться далее, выглядит одинаково. Главный герой по-медвежьи обхватывает противника свободной рукой, влипая в него, а вооруженной наносит удар. Куда, мать твою?! Ты же не видишь абсолютно, куда бьешь! И при этом еще толкает нож, все глубже и глубже во внутренности. Ждет, пока умирающий хрипит у него на плече, а сам мужественно смотрит в камеру. Из всего этого многообразия приемов внимания заслуживает лишь один. Надо действительно быть как можно ближе. Чтобы никто не мог видеть нож в твоей руке.

Никогда не делал ставку на один удар. Нас учили работе с ножом. Никакого снайперства и позерства. Секрет прост – бить нужно как можно больше.

Поэтому, прижатый к телу своего противника, я лишь немного повернулся к нему левым боком, открывая для поражения его живот, и заработал ножом. Со скоростью швейной машинки вонзая лезвие в плоть и совершенно не думая о том, что мне непременно следует поразить сердце или какой-то еще жизненно важный орган. Главное в любом бою – нанести как можно больший урон, и совсем не обязательно сразу же класть человека намертво.

Блатной широко открыл рот и вытаращил на меня выкаченные бельма глаз. Еще бы. Нарезанные кишки дают такой болевой шок, что выразить его криком или стоном можно далеко не сразу.

Руки его метнулись вниз, к животу, изрешеченному не менее чем десятью-двенадцатью ударами. Я же, освобожденный от захвата, сделал шаг навстречу второму нападающему. И резанул наискось снизу вверх, уже видя, как отшатывается мой противник. Лезвие вспороло ему руку, которой он испуганно пытался заслониться.

Блатной взвыл, отпрыгивая назад, встряхнул ладонью. Капли крови широким мазком слетели на деревянный пол.

Глаза его растерянно метнулись с меня на своего недавнего подельника, что, прижав руки к животу, медленно оседал на пол. Не увидеть расплывающуюся под его ногами лужу крови мог только слепой.

– Хватит! Ты чего?! – Видимо, собираясь меня остановить, мужчина показал открытую ладонь правой руки. Именно она и была порезана.

А чего я? Разве вы не этого хотели, не крови?

Я шагнул вперед, стараясь вновь достать его руку. Резать надо то, что подставляют. Можешь добраться до тела, значит, втыкай нож в него, не можешь – калечь руки и ноги. Рано или поздно противник потеряет мобильность, и это позволит добить его.

Лезвие задело пальцы, и мужчина вскрикнул второй раз. Правильно – чувствительность тела на конечностях обострена. Этому нас тоже учили.

Вновь рука… и еще один раз… Он пятился, старался отмахнуться от меня, не подпуская к себе, но с каждым мгновением его позиция только ухудшалась. Он терял кровь и силы. Но большей бедой являлось то, что блатной задумал обороняться. Собирался сдержать меня своими изрезанными руками и не помышлял о нападении, о том, чтобы отобрать у меня нож. Защитная тактика вела его прямиком в ад.

Четвертым или пятым ударом мне удалось глубоко рассечь его запястье. Мужчина на пару секунд схватился ладонью за руку, стараясь остановить кровь, и мне этого вполне хватило. Не размениваясь больше на вспомогательные порезы, я с силой рассадил горло блатному. Не разрезал, а буквально распахал и артерию, и кадык.

Взмахнув руками, пострадавший попытался пережать рану. Куда там. Тут-то как раз как в фильмах. Кровь из сонной артерии действительно бьет фонтаном.

Обернувшись, я проконтролировал своего первого «крестника». Сжавшись в клубок, он лежал на полу в крови, и по телу пробегала конвульсивная дрожь. Судя по всему, один из ножевых ударов достиг цели и повредил нечто важное. Впрочем, насколько мне известно, ранения в живот в любом случае тяжелы: внутреннее кровотечение – штука практически смертельная, если не будет в кратчайшие сроки оказана помощь. В данном случае о помощи не может быть и речи.

Налюбовавшись делом рук своих, я взглянул на Ловкача. Со своей частью задания он также справился без нареканий. Двое других знакомых мне блатных, один из которых был чем-то вроде пахана, кротко остывали на полу. Не мудрствуя лукаво, мой недавний напарник обоих уработал сзади. И судя по всему, справился гораздо более чисто, нежели я: крови на его клиентах видно не было.

В идеале нож существует для того, чтобы резать. В открытом бою широкая резаная рана гораздо предпочтительнее проникающего удара. Не факт, что вам удастся повредить что-то из жизненно важных органов, а вот вытекающая кровь в любом случае ослабит соперника. Однако если вам посчастливилось, как Ловкачу сейчас, нанести удар сзади не ожидающему того сопернику, почему бы и не попробовать ножом печень или даже сердце? Чистенько и аккуратно. Смертельно.

– Ну? – Я требовательно посмотрел на Ловкача. Его руки дрожали. Проследив за направлением моего взгляда, мой бывший напарник спрятал ладони за спину.

Затем открыл рот, собираясь, судя по всему, ответить нечто язвительное. Передумал. Поджал губы и кивнул на мою первую жертву. Глаза его при этом были предельно серьезны, он явно чего-то от меня ждал. Причем не тривиального «добить», скорее то, что я должен был прикончить нападавшего, имело несколько другой, более глубокий смысл.

Безразлично пожав плечами, я сделал несколько шагов в сторону. Опустился на корточки, поднял за волосы голову пострадавшего и полоснул ножом по горлу. Что скрывать, мне приходилось делать подобное и раньше, да и самому видеть, как это делается. Впервые я наблюдал за тем, как режут горло, просматривая подброшенную видеокассету. Это было через две недели после того, как мы прибыли восстанавливать конституционный порядок.

– Теперь что? – Я поднялся на ноги.

– Теперь ты переоденешься в чистое. Умоешься. И мы пойдем в барак как ни в чем не бывало.

Хмыкнув, я качнул головой. Так не пойдет. Использовать меня втемную дальше непозволительно.

– Ну, хорошо, – вздохнул Ловкач, – считай это сменой власти. Устраивает?

– Теперь главный ты? – уточнил я.

Ловкач ответил кивком.

– Тогда устраивает. – Я принялся расстегивать рубашку.

Лебеди

Нельсон

– То, что я вам скажу сейчас, является нашей позицией. Совместной. И она останется неизменной. Мы не ведем переговоров, а лишь предлагаем вам вариант.

Слушавший меня Свиридов нахмурился. Я явно владел языком получше его, и лейтенант не совсем понимал то, что я говорю. Терехов, отошедший в сторону, оперся о подоконник и смотрел в окно. Лица его я не видел, соответственно, не знал, правильно ли он переводит. Да, собственно, и не важно это было. Свиридов и Терехов наделили меня всеми необходимыми полномочиями для беседы с немцем. Так что я на данный момент был главным в нашем трио.

Книппель важно кивнул и подчеркнуто внимательно взглянул на меня. Судя по всему, его слегка гротескному выражению лица и пижонской позе – закинутые одна на другую ноги, – явно он воспринимал меня не слишком серьезно.

Чувствуя, как загораются уши, я продолжил:

– Суть моей речи проста. Мы предлагаем вам сделку, которая удовлетворит обе договаривающиеся стороны.

Немец снова кивнул. Я же, мучительно переживая краску на лице, понимал, что со стороны мои потуги в дипломатии выглядят, по меньшей мере, смешно. Но перейти на другой, не столь высокопарный стиль или выражаться другими словами я просто не мог. Меня словно бы замкнуло.

– Вчера колонна Штайнера вышла в путь. Перемещение было обусловлено моей персоной. Поскольку именно я знаю, где в округе находятся одни из самых богатых залежей металлов КМА.

Аббревиатуру я, к своему собственному удивлению, произнес на русском. Просто не знал, известен ли термин немцам и в какой транскрипции будет верным его огласовывать. Насладившись чарующими звуками своего голоса, я со значением посмотрел на немца. Мол, в достаточной ли он мере проникся моей важностью и величием.

На этот раз немец кивать не стал. Отреагировал иначе:

– Мне это известно. Не знаю, какой из вас переводчик, юноша, но источник информации весьма недурной. Откровенно говоря, не будь вас, Шванендорф уже лежал бы в руинах.

Видя, что я, да и Свиридов тоже, изумленно уставились на него, Книппель счел нужным пояснить:

– О планируемой поездке в целях разведки месторождения мне было известно заранее. Неужели вы, командиры, – Книппель выразительно поднял бровь, обращаясь к Свиридову и повернувшемуся от окна Терехову, – думаете, что у меня не нашлось бы в достатке сил? Не буду пускать пыль в глаза, я действительно не располагаю крупными военными формированиями. Однако я имею достаточное количество друзей, чтобы Шванендорф через день-другой просто исчез с лица земли.

Но в таком случае, – Книппель вежливо улыбнулся мне, – вас, юноша, мне пришлось бы искать в недрах Эйзенбурга, что, признаться, было бы обременительно.