Как я съел асфальт - Алексей Швецов

– Ты что? Это моя бабушка…

– Ну да, ну да, – торопливо исправился Саша, проклиная себя за то, что не узнал в чертах лысоватого усача бабушку Марины, – конечно бабушка. Теперь я и сам вижу, отчетливо и четко осознаю, что это бабушка, а никакой и не дедушка вовсе.

– Здесь ей восемьдесят один, – улыбнулась Марина, сменив гнев на милость. – Ну а это… догадайся кто?

Марина подвинула Саше следующий снимок, на котором был запечатлен новогодний утренник в детском саду. У огромной наряженной елки, на стуле, вольготно развалившись, сидел тепло одетый старик с белой бородой, а перед ним стояло существо, напоминавшее зайчика.

Саша мельком взглянул на фото.

– Теперь уж я точно не ошибусь, – самоуверенно заявил он. – Это уж точно твой дедушка.

– Господи! – возмутилась Марина. – Ну, какой же это дедушка?!

– Боже мой! – Теперь уже Саша призвал в свидетели Бога. – Неужели… неужели это… бабушка?! Сколько ей здесь?

После того как Саша перепутал предыдущую бабушку с дедушкой, он был готов к чему угодно, но это было уже слишком, а точнее, легким шоком, а еще точнее, серьезным испытанием для его психики. Эта бабушка от огромных сапожищ до окладистой бороды и кустистых бровей на бабушку походила не более, чем концерт «Ласкового мая» на XXVII съезд КПСС.

– Четыре годика ей здесь, догадливый вы мой! – засмеялась Марина.

– Четыре… – растерянно повторил Саша и пристально вгляделся в черты малолетней бабули с лицом старого деда.

Руки мужчины невольно потянулись к бутылке с вином.

– Это ж я! – воскликнула Марина – В костюме зайчика. А это – Дед Мороз. Александр, вы что, никогда не были на елке?

– Ах, елка… а я уж… – обрадовался Саша.

Марина подтвердила, что это именно елка, а не дед Мазай и зайцы, и решительно захлопнула фотоальбом. Она отчетливо поняла, что фотографии Сашу не интересуют. Совсем. Совсем не интересуют. Саша облегченно вздохнул. И в знак благодарности решился запечатлеть поцелуй на розовой щечке девушки. Марина выгнула спину и томно закатила глаза. А потом пылко прильнула губами к его открытым губам.

А потом они целовались долго и страстно. В Марине чувствовалась опытная женщина, целовалась она сильно и отчетливо. Целовалась страстно и возбуждающе. Увлекшись, Саша начал стягивать с Марины платье. А Марина начала вдруг отчаянно сопротивляться. А Саша, совершенно не рассчитывая, что девушка будет столь яростно отстаивать свою честь, ослабил натиск.

– Если ты не хочешь, я уйду, – отстранившись от нее, сказал Саша.

Марина тогда ласково погладила его по голове, сказала одно слово: «Дурачок» и скинула остатки одежды…

А потом они лежали обнявшись, а Марина чему-то тихо посмеивалась. Марина посмеивалась и гладила Сашу по голове.

Но что-то пошло не так. Не так, как хотел Саша, не так, как он надеялся. Вино было дешевым. Дешевым и, скорее всего, некачественным. Саша как-то сразу, как-то вдруг почувствовал, отчетливо ощутил, что ему надо срочно оккупировать санузел. Причем сделать это нужно как можно скорее, а еще сделать это надо всерьез и надолго.

– Я сейчас, – сообщил он Марине сдавленным от ужаса голосом и как был голым, так и побежал в туалет.

Минут через двадцать в дверь туалета поскреблись.

– Я сейчас, – говорил Саша, и говорил он неправду, так как знал, что сейчас ему отсюда не выбраться, точнее, не покинуть унитаз, не покинуть никак.

– Мне подруга позвонила, – проигнорировав обещание Саши, сообщила Марина. – Я быстро к ней забегу. Она тут… этажом ниже живет…

– Хорошо, – слабым голосом произнес Саша и вместе с этим издал такой звук, что сам испугался.

– Что? – не поняла Марина. – У тебя там все в порядке?

– Да, все хорошо, – чуть не плача ответил Саша.

– Ну, я пошла, точнее, побежала, – со смехом повторила Марина, и Саша отчетливо услышал, как щелкнул шпингалет с той стороны двери.

– Что ты сделала? Зачем ты меня заперла?

Марина засмеялась своим звонким смехом.

– А это, чтобы ты никуда не ушел. Не волнуйся, я быстро. Я только туда и обратно.

А потом Саше показалось, что про него забыли. Забыла Марина, забыл весь свет, все забыли. Он уже давно закончил свои дела, и теперь время тянулось медленно и неповоротливо. Саша четко подумал мысль, что он даже как-то сроднился с туалетом. А туалет в квартире Марины был не самым просторным помещением. Саша чувствовал себя как преступник, запертый в карцере. Но в карцере, как предполагал Саша, можно было ходить. Здесь же это было невозможно. Здесь можно было или сидеть, или стоять. Ноги его затекли, и все тело ломило и неприятно покалывало. А еще Саше откровенно наскучило изучать нежно-голубую плитку на стенах и давно не крашенную дверь перед самым носом.

Звук поворачивающегося ключа в замке Саша воспринял с облегчением.

– Наконец-то, – проворчал он. – На минутку она ушла… Да тебя час по меньшей мере не было.

Но что-то в тяжелой поступи вошедшего насторожило Сашу. Кто-то громко кряхтел и рычал, прочищая горло.

– Марина! Ты дома? – Густой бас огласил квартиру и даже проник за дверь туалета, приводя в трепет наросшую в углу паутину и Сашино сердце.

Саша вжался в стульчак и замер. Он понял, он отчетливо понял, что это не Марина, что это совсем не Марина, а, наоборот, ее папа. А еще Саша вспомнил фотографию, на которую он тогда не обратил должного внимания. Саша четко вспомнил фотографию большого и грозного дядьки в военной форме. «А вот это мой папа», – с гордостью сказала тогда Марина.

Саша вжался в стульчак и замер. Шаги то делались громче, то становились тише. Видимо, папа ходил по квартире. Саша не считал себя верующим, но сейчас он молился. Саша молился, чтобы папа Марины не захотел в туалет. Но то ли Саша недостаточно усердно молился, не достаточно раскаялся в содеянном, то ли пиво, которое Маринин папа выпил по дороге домой, чувствовало себя в его организме не слишком комфортно, но через пять минут щеколда на двери туалета пришла в движение. Папа потянул за ручку… Дверь не поддавалась. Озадаченный хозяин квартиры и, соответственно, туалета потянул за ручку еще раз.

– Что за черт?.. – злился папа.

Саша побелел от страха, от животного всепоглощающего страха. Цветом он был похож на унитаз, на котором сидел, прикрывая лицо руками. Он догадывался, он понимал, он отчетливо видел, как внутренняя задвижка под натиском папы-военного перестает служить своим целям, а именно благородным целям защиты и сохранения тайны. Саша отчаянно ухватился за ручку, но папа оказался сильнее… Папа оказался значительно сильнее Саши, который вылетел в коридор во всем своем натуральном виде. Саша сжался в комок, отчаянно прикрывая свое естество. А еще ему стало особенно жалко себя и грустно. Точнее, Саше было невесело… совсем…

– Ты кто?! – Глаза папы наполнились удивлением и гневом, точнее, не гневом, а животной яростью.

– А я Марину жду, – промямлил Саша.

А потом физически униженный Саша звонил в дверь и просил выбросить его одежду, и продолжалось это минут десять, пока соседи по лестнице не выползли посмотреть на элегантный наряд Саши. Среди улыбчивых соседей показалась Марина. Она вела себя так, будто была совершенно незнакома с Сашей. Саша тогда очень обиделся. А потом ему выбросили одежду прямо на пол. На заплеванный пол подъезда. А Марину Саша больше никогда не видел. А еще он потребовал у Оли, что бы она никогда не знакомила его с дурами.

Вот ведь ирония судьбы! Не просиди он тогда в туалете, еще неизвестно, как бы сложилась его судьба. А сейчас Саша твердо знал, что туалеты нужны людям. И он, Саша, занимается нужным делом, выбрал правильный путь в жизни. А еще Саша считал очень верным, что на дорогах устраивают эти самые туалеты. Туалеты на трассе необходимы не только своим прямым предназначением, но и тем, что они несут эмоционально-уравнительную нагрузку. Ведь в один и тот же туалет могут зайти и депутат, и простой работяга, грузчик и представитель интеллигенции, как и сам Саша. Придорожный туалет с одинаковым успехом посещают и водитель «Оки», и пассажир крутого «мерседеса».

Какими бы мы ни были разными в жизни, здесь мы все равны. В этих храмах физиологических наслаждений происходит акт единения человека с человеком. Единение посредством наслоения разных культурных слоев друг на друга. Происходит акция слияния с матушкой-природой. Надо бы, чтобы и женский туалет с мужским совмещался. Саша так думал, но сделать в этой связи ничего не мог. Все его попытки организовать такое единое для всех полов пространство блокировалось недальновидными чиновниками. Надо убрать эту разделяющую нас границу, чтобы мы понимали, отчетливо представляли себе, что только внешне мы разные, а по сути – одно и то же.

Саша всегда хотел что-то рисовать, что-то строить. Так он и нашел себя в этом туалетном деле. Тому, что Саша стал профессионально заниматься любимым делом, поспособствовал Паша.