Человек, который отказался от имени - Джим Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18 июня 1978. В полдень девочки с Филиппом вылетели в Европу. Сижу и жду, когда заявится человек от Слэтса, вероятно итальянец, и станет угрожать дальше, – вероятно, с умеренными побоями за мой наглый ответ на вымогательство. Какой сюрприз его ждет – при условии, что получится по-моему. Завтра наведу справки о кулинарных школах и о книгах Чорана. Нравятся мне эти заглавия разделов: «Самонадеянность молитвы», «Преступления храбрости и страха», «Насмешка Новой Жизни», «Непротивление ночи» и «С пренебрежением к времени». Хотя Филипп полный мудак, надо послать ему благодарственную записку. Хочу жареного окуня. И выпить Хорошенькую женщину. Интересно, что делает Чоран в повседневности, пиша из пучин отчаяния? Спросить в письме – бесцеремонность, но подозреваю, что он достаточно счастлив, давши этому, как говорится, выход. Я не воинственный человек и насилием не интересуюсь. Кино, телевизор постоянно романтизируют эту бессмыслицу. Ни разу не прочел ничего точного о людях, которых знаю.
200 Мир устроен тяп-ляп. Каких сил стоит сопротивление этому принципу, видишь, если просто приглядеться к лицам. Первым сигналом для меня был бы звук лифта, если он не пойдет по лестнице. Но дверь заперта изнутри. Замки не помеха – разве что самым бестолковым преступникам. Жаль, нет со мной громадной бельгийской овчарки, которую сбила на берегу машина. Держать в городе такого пса – кошмар. Сефард говорил об испанском ресторане, где первоклассно готовят тушеных кальмаров. Может быть, завтра вечером. Не помнил, что у меня было столько денег, пока не стал расплачиваться у Мелона, и почувствовал себя ослом. У Сары красиво сконструированная писька. Чудо разумного дизайна, аминь. Вспомнил, что мог позвонить старому приятелю в Управлении по контролю за наркотиками, и Слэтса бы замели. Но почему-то не выношу, когда людей сажают. И полезнее научиться все делать самому в той жизни, которую я так старательно выбирал. Полночь.
* * *Нордстром встал из-за стола и медленно, описав полуокружность взглядом, осмотрел свой арсенал. В пижамных брюках он станцевал перед зеркалом короткую жигу и шаффл, а потом выключил свет. Если все пойдет как надо, он снимет комнату или квартирку с радио и снова начнет танцевать. Номер он оплатил на неделю вперед – двести с лишним долларов сутки, – но пора уже экономить. Он прогнал из головы все мысли, чтобы, сидя здесь, целиком превратиться в слух. Часы нарочно оставил в спальне – эти штуки ходят в другом времени, будут только отвлекать.
Нордстром с интересом отметил, что в темноте, при отключенных мыслях, все равно в мозгу лениво проплывают картины. Он обнаружил, что, если не фиксироваться на этих мысленных образах, сколь бы увлекательны они ни были, они пропадают. Они двигались слева направо: Соня в детской коляске, гроза на озере и журавль, летящий над металлическим полотном воды, мать собирает землянику, авария на шоссе Сан-Диего, танцы в Бруклайне, спаржа в Марблхеде, незваная женщина, которой он отродясь не видел. Теперь его взгляд остановился на пленке света над соседним домом. Она превратилась в луну, почти полную, и ее диск с ореолом осветил комнату и его ноги на полу. Пивная банка с ложкой опрокинулась. Он встал и прижался голой спиной к косяку. Будущее входило со скоростью пять вдохов в минуту, и сердце у него как будто работало чересчур высоко в грудной клетке. Под шнурком пижамных брюк возник легкий зуд. Потом дверь открылась, человек сделал три медленных шага в комнате, остановился, повернулся немного и сделал еще три шага. Оттолкнувшись от стены, Нордстром ринулся в комнату, обхватил его поясницу; два длинных тяжелых шага, и он просунул человека в окно. Тот даже не начал сопротивляться и только в последний миг уцепился за подоконник в попытке спастись. Первые несколько этажей он пролетел молча, а потом раздался крик, быстро затихавший и оборвавшийся, когда он упал на мусорные контейнеры. У Нордстрома было странное чувство, что он бросил тяжелый якорь в глубоком месте, где почему-то не оказалось воды. Он выкинул в окно пистолет Сары и вытер платком потное лицо. Луна светила ясно и ласково ему на лицо и голую грудь. Гости часто забывали, что на город Нью-Йорк тоже светит луна.
* * *Утром он только что вышел из душа и пил кофе, разговаривая с матерью, когда пришли детективы. Он впустил их и быстро закончил разговор; в ноябре она с двоюродной сестрой Идой собиралась на Гавайи. Они надеялись увидеть, как Джек Лорд снимается в "Гавайи 50". Один детектив согласился выпить кофе, а другой смотрел в окно. Обоим было скучно. Нет, Нордстром ничего не слышал. Спал как убитый. Напраздновались. Дочь закончила "Сару Лоуренс" восьмой. Зачем еще одна комната? Думал, что бывшая жена и дочь останутся еще на день. Он подошел к окну и вместе с ними посмотрел. Да, неприятно. Какой-то бедняга. Самоубийца. Возможно – но не постоялец и не примерный гражданин. На самом деле – бандит, и они пытаются выяснить, что он тут делал. Утро было жаркое, и Нордстром предложил им пива, но они вежливо отказались. Надо обойти еще много этажей. Спасибо.
Едва они успели выйти, как позвонила Сара, в ответ на его ночной звонок Слэтсу – перед тем, как лег спать. Нордстром был суров и торжествен. Пленник во всем признался, а потом от расстройства выпрыгнул из окна. Может быть, не посчитал этажи в лифте. Кто знает? Он настоятельно предложил, чтобы она и Слэтс пообедали с ним в японском ресторане "Уолдорфа". Там они все уладят. Потом он условился об обеде с сефардом, рассчитывая получить толковый совет насчет кулинарного училища.
По правде говоря, он испытывал смешанные чувства в связи с содеянным, хотя выбора, наверное, на было. Не исключено, что в конце концов шайка стала бы угрожать семье. И внутренне он был готов к тому, что ночью дело могло принять другой оборот. Но это не пустяк – вышвырнуть живое существо в вечность. Редко появляется на земле человек настолько плохой, чтобы заслуживать смерти. Он оделся и прочесал окрестные книжные магазины в поисках книг Э. М. Чорана; не без успеха – все-таки нашел их в новом магазине "Бук энд компании около музея Уитни.
Когда он вошел в "Уолдорф", Сара и Слэтс уже сидели – несомненно прибыли заранее, чтобы понюхать воздух. Едва его успела усадить ярко раскрашенная гейша, как к столу подошел пожилой краснолицый коллега Нордстрома по нефтяному бизнесу. Нордстром представил ему своих соседей, но разговор уныло заглох, когда он сообщил, что ничего сейчас не делает, а думает поучиться на повара. Слэтс в синем вельветовом костюме от Хаспела был элегантен. Коллега ушел, и появились напитки.
– Теперь ты убийца, – с проницательным видом произнес Слэтс, и Сара согласно кивнула.
– Точно, – жутковато пропел Нордстром. Он хотел, чтобы им стало не по себе. – Сейчас у меня под скатертью одиннадцатимиллиметровый нацелен тебе на яйца, и я подумываю, не грохнуть ли тебя в порядке самообороны.
Глаза у Слэтса расширились от изумления и испуга. Нордстром по-сумасшедшему подмигнул Саре и гаркнул:
– Бах!
Повернулись встревоженно головы, а Слэтс опрокинул бокал. Подбежала гейша.
– Я рассказал анекдот, который кончается "Бах!", – объяснил публике Нордстром. – Я хочу три сасими и одну большую тэмпуру[12] из кальмара. А ему – еще выпить.
Гейша поклонилась.
– Ты, блядь, сумасшедший, – сказал Слэтс.
– То-очно. Я хотел завладеть вашим вниманием.
– Мужик, ты в глубокой дыре. – Слэтс кивнул.
– В самом деле... – подхватила Сара, но, увидев безумный взгляд Нордстрома, смолкла.
Он уставился на обоих, странно наклонив голову.
– Вы кончайте эту тряхомудию, а то я кому-нибудь перекушу горло. Нашли с кем в игрушки играть. Послали мне недоделанного макаронника, и я доказал, что он не умеет летать, совсем не умеет. Теперь у меня его признание...
– Он никогда бы не раскололся, – перебил Слэтс, начав наконец соображать, что происходит за столом.
– Много ты понимаешь, пизда. – Нордстром наслаждался представлением, которое он давал впервые в жизни. – Я допрашивал в спецназе, в Дананге, в шестьдесят седьмом. Иногда мы выбрасывали их из вертушки, иногда я их душил. У них тонкие шеи. – Нордстром показал руками, как это делается. – С твоим другом пришлось повозиться. Я оглушил его, а когда он проснулся, вести себя хорошо не хотел, так что я скатал мокрое полотенце и засунул ему в рот, чтобы не кусался. Потом засунул туда четыре пальца и вырвал передние зубы. Признание с золотым зубом – в сейфе "Чейз-Манхэттена". – Нордстром заметил золотой зуб в ресторане. – А потом выбросил говноеда в окно. А потом позвонил тебе и лег спать.
Подали сасими, и Нордстром предупредил их, чтобы горчицу с хреном клали понемногу. Слэтс глядел на него с таким выражением, как будто попал в западню. Все шло по-дурацки, и номер явно не удался.
– Рыба сырая, да?
Нордстром кивнул. Слэтс попробовал осторожно, потом вошел во вкус и стал быстро есть.