Вещность и вечность - Елена Макарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арест
С приходом Гитлера к власти в 1933 году австрийская компартия уходит в подполье. В 1934 году, после путча в Вене, Фридл арестовали за подделку паспортов для подпольщиков. В тюрьме она пережила серию унизительных допросов.
Франц, вызванный для дачи показаний, отрицал обвинение в адрес Фридл: «Она не способна провести ни одной одинаковой линии».
После освобождения из тюрьмы Фридл эмигрировала в Прагу.
Нелли Сильвинова (21.10.31—4.10.1944). «Коллаж». 1944.
Прага
В окне – серо-розовый день с проблесками синевы, одинокое деревце у края парапета… Даже в тюрьме не испытывала она такой апатии, такого отсутствия интереса к происходящему. Фридл обратилась за помощью к психоаналитику Анне Рейх[82]. Она готова искупить свою вину, знать бы только, в чем она состоит, где ее источник… Дать волю страстям, дорваться до живописи – это будет неистовством… сумасшествием… Броситься с моста в реку лишь затем, чтобы утолить жажду?
От Вены до Праги ночь езды. Одна ночь разделяет ее родной город с надписями на стенах «Долой большевиков, долой евреев» от пражского выставочного зала, где на стенах висят работы запрещенных в Рейхе художников. Все ее друзья – Хартфильд, Георг Гросс, Ганс Бекманн – выставлены здесь. А где она? Где ее место? Похоже, судьба сыграла с ней злую шутку: отправила ее не по тому адресу, вдобавок и время перепутала.
А что если выполнить просьбу отца? Столько лет он просил Фридл разыскать через Еврейскую общину Аделу Фанту, родную сестру ее матери Каролины. Вот и предлог встать с постели, одеться, выйти на улицу.
Полчаса ходу вдоль берега Влтавы, полчаса в общине, и вот уже у нее в руке адрес Аделы Фанты и ее младшего сына Павла. Два других сына, Отто и Бедржих, живут отдельно, с семьями.
Павел Брандейс. 1936. Прага.
По обратному пути, у станции «Прага—Вышеград», что прямо против ее дома, Фридл заметила старый шкаф. Кто-то выкинул такое хорошее, добротное дерево! Разобрать бы его на доски, написать на них картины… Но как дотащить их до дому? Мелькнула шальная мысль – послать новоявленному брату телеграмму. Так она и сделала. Просовывая в окошко бланк с приглашением на свидание, она расхохоталась. «7 вечера привокзальное кафе станция Прага—Вышеград сестра Фридл маленького роста в белой шляпке». Так он и поверил!
В назначенный час в кафе вошел лысоватый человек небольшого роста, в костюме, при галстуке и с букетиком фиалок. «Фридл?!» – обратился он к ней. Она кивнула, все еще не веря в происходящее. Павел закурил трубку. От смущения Фридл начала говорить про шкаф. «Значит, сразу на свалку, – засмеялся Павел, – а мамаша, между прочим, тетенька Ваша родная, этот костюмчик целый час утюжила!»
Поздно вечером и изрядно навеселе они притащили доски в комнату Фридл. Павел откланялся. Ему можно звонить на работу, вот номер, телефон стоит прямо на его столе.
Фридл схватилась за краски. Написала два этюда к «Допросу», один за другим, уснула и увидела картину, ничего общего с этюдами не имеющую. Ее она и писала несколько дней кряду. Следователь, Фридл и печатная машинка с руками в углу. Корпус машинки и руки вырезаны ножом, на клавиатуру пошли деревянные фишки от детского конструктора. Готово! Пора звонить Павлу.
Фридл выходит замуж
29 апреля 1936 года Фридл выходит замуж за Павла Брандейса. Кажется, она впервые счастлива. Весела, бодра, на день рождения Францу шлет игривое поздравление, картинку-коллаж: венок с сердечком, большой улов подарков и свою «картину» с надписью: «Я вчера нарисовала эту картину за 10 000 долларов, но в конце концов решила не продавать ее этому американцу по дешевке…»
Она рисует. Цветы на подоконнике, вид из окна через тюлевую занавеску, вид из окна на балкон с выступающим торцом, вид из окна на железную дорогу – от вещественного мира комнаты остаются лишь детали на первом плане – спинка стула, угол стола… Как если бы художник эпохи Возрождения бежал сквозь анфилады комнат, оставляя их за собой, и уткнулся бы вдруг в окно, и увидел бы в нем целый свет. Но художникам Возрождения в застеколье открывались пейзажи идиллические, уходящие далеко к горизонту. Фридл и в заоконный мир смотрит с близкого расстояния – она уходит в его глубину, но не в его даль…
Беженцы
И Эдит Крамер в Праге. Вместе они ходят на этюды, Эдит помогает Фридл в работе с детьми эмигрантов из Германии и Австрии.
«Они рисовали углем и цветными мелками на больших листах бумаги, делали много коллажей, как я в свое время. Она работала с ними свободно. Принцип был тот же – диктанты, звуковые и на фактуру, ритмические упражнения, коллажи, копии, – но все в очень облегченном виде. Для детей, травмированных, вывезенных в чужую страну, это была невероятно успешная терапия. Дети раскрывались, расцветали на наших глазах. Фридл была для них “центром вдохновения”».
В детском саду для беженцев Фридл устраивает выставку детских рисунков. Эдит помогает ей «сортировать» рисунки. «Наверное, это было уже тогда частью моей натуры – желание не только делать, но и разобраться в “продукции”, – говорит Эдит Крамер. – Многое, что потом пришло в искусствотерапию, начиналось в Австрии и затем продолжилось в Чехословакии. Первые попытки понимания поведения, разбора детских работ с точки зрения внутренней жизни ребенка – это было самое начало…»
Фридл Дикер. «Допрос-1». 1934. Прага.
Фридл Дикер. «Допрос-2». 1934. Прага.
Фридл Дикер-Брандейс. «Бегонии на подоконнике». 1936. Прага.
Фридл Дикер-Брандейс. «Вид из окна». 1936. Прага.
Эдит Крамер. «Вид с балкона на железнодорожную станцию “Прага—Вышеград”». 1936.
Сын композитора Ганса Айслера, впоследствии знаменитый австрийский художник Георг Айслер, учился у Фридл в Вене и Праге. «Она никогда не показывала нам свои работы, чтобы не “заразить” нас манерой. …Для занятий с детьми она выделила большую комнату, куда мы могли приходить в определенные часы и уходить, когда захочется. Там были краски, большие листы бумаги по стенам и большие кисти. …Только после войны я увидел картины Фридл. И был потрясен, сражен ее искусством. Вот, оказывается, какой художник учил меня, десятилетнего мальчика! А запомнилось – большие листы, свободу делать всё, что хочешь, и тепло, которое она излучала. Я бы сказал, материнское тепло…»
Фридл Дикер. «Вид из окна на улицу». 1935. Прага.
У Фридл появляется новая подруга, Хильда Котны. Они познакомились в книжном магазине «Черная Роза», где собиралась подпольная группа коммунистов-политэмигрантов.
«Вечерами, лежа на диване, мы рассматривали детские рисунки. А Павел спал при свете на кушетке. Я обожала слушать ее истории про детей. Одна девочка спросила Фридл, что такое церковь. Фридл сказала, что это дом Бога. Девочка сказала: нет, Бог живет на небесах, а церковь – это магазин, где он работает… В другой раз маленькая девочка появилась у Фридл в дверях и сказала: “Я должна с тобой о чем-то поговорить”. Фридл сказала: “Ну заходи”. Фридл предложила ей сесть за стол, все очень солидно, по-взрослому. Та села. Молчит. “Так о чем же мы с тобой будем говорить?” – “Можно я здесь просто так посижу?” – робко спросила девочка».
1938
Павел с утра уходит на работу – он главный бухгалтер солидного текстильного предприятия Вольфа и Шлейма в Праге. Беременную жену оставляет на мать. Адела на Фридл не надышится, и приласкает, и накормит – ешь, ешь за двоих…
Но у Фридл случается выкидыш. Павел увозит ее в Карлсбад, на поправку. Красивая дорога, холмы, леса: он смотрит на Фридл, а она – в окно. «Это еще никакая не трагедия, – говорит он ей, – вот увидишь, у нас еще будет ребенок». Фридл молча следит за дорогой. Стремительно меняются картины в оконной раме, они размазываются, теряя очертания, проясняются, когда поезд замедляет ход, укладываются в формат и застывают с остановкой поезда.
В 1938 году после аншлюса и захвата Судет Прагу покидают многие друзья и ученики Фридл, но она с места не сдвинется. Она останется здесь. «Убегая, вы уносите страх с собой». Так сказал Декарт.
По ночам ее будят картины. Из темноты восстает огромная свеча и озаряет все вокруг. Лазарь выходит из гроба, обвитый пеленами, с лицом, закрытым погребальным платом, Христос велит развязать его…
Над этим холстом Фридл билась полгода, зато другой сон, про Дон Кихота и Ленина, она написала одним махом.
«Посреди ночи Фридл вскочила и бросилась к холсту, – рассказывает Хильда Котны. – Дон Кихот, развертка Пифагора… эти ее вечные аллегории… Я умоляла ее продать мне эту картину, но она не соглашалась. После долгих споров она мне ее подарила».
