Ковер-самолет - Владислав Крапивин

А мы плыли в тишине, только деревья шумели негромко и ровно. Юго-западный солнечный ветер перекатывал через нас волны теплого воздуха. Мы лежали на ковре, свесив головы, и заглядывали в лесную глубину. Она была похожа на зеленое стекло. На траве и кустарниках качались рыжие пятна солнца. Вспыхивали, как фонарики, цветы шиповника. Искрами горела смола на сосновых стволах.

Один раз мы увидели ярко-оранжевую лису. Она тотчас нас увидела и пустилась удирать среди деревьев. Наверно, приняла ковер за громадную хищную птицу. Мы погнались за ней, но лиса юркнула под кучу валежника и пропала.

Иногда мы ныряли с высоты в лесной сумрак и, как индейцы, прыгали среди кустов и папоротников. Иногда устраивали привалы на лужайках, поросших земляникой, и на старых просеках, где среди высокого иван-чая и львиного зева жужжали, как тяжелые пули, шмели.

А еще нам нравилось замереть над большим деревом и осторожно потрогать самый верхний листик березы или мягкую кисточку сосны. Будто щекочешь хохолок на макушке задремавшего великана.

Маленькие лесные тайны, неторопливый полет, теплый ветер завораживали нас, и время бежало незаметно.

Часов мы не взяли, но по солнцу видели, что давным-давно перевалило за полдень.

Об этом говорили и наши желудки — они настойчиво требовали обеда.

— Давай долетим до вышки и там поедим, — предложил Виталька. — А потом потихоньку домой двинем. На первый раз хватит.

Большая, сложенная из бревен геодезическая вышка поднималась над лесом. До нее было километра два. Она была совсем не похожа на наш мезонин, но привычное слово «вышка» наталкивало нас на мысль о приюте и отдыхе.

— Давай, только скорее, — согласился я.

И мы дали ковру полную скорость. Ветер сразу перестал быть теплым. Он прижал к головам наши волосы, набился в уши, забрался мохнатыми лапами под рубашки. Засвистел по-штормовому. Стало не то чтобы холодно, а как-то неуютно. Мурашки побежали по коже.

Взять с собой одежду потеплее мы, конечно, не додумались. Пришлось убавить разгон.

— Ладно, — сказал Виталька. — Куда нам спешить? Вышка — вот она.

Мы хотели устроиться на одной из дощатых площадок и там пообедать. Но, подлетев к вышке, увидели темное лесное озеро. Оно было совсем недалеко от нас. Его обступали сосны, а воду окружало узкое кольцо песчаного берега.

Мы, разумеется, радостно завопили и спланировали на песок. Кубарем покатились на него с ковра. Песок был сухой и теплый. В нем перемешались сухие сосновые иглы и похожие на маленьких ежиков шишки, но это нас не пугало. Дно озера оказалось твердым и ровным, а темная прозрачная вода была прогрета насквозь.

Мы искупались, сжевали половину наших запасов, зарылись в песок и подремали. Потом еще искупались и снова немного пообедали. Затем выкупались еще разок.

— Пожалуй, пора… — нерешительно сказал Виталька.

— Угу, — сказал я. — Только еще разик окунемся…

Наконец мы на мокрое тело натянули одежду и взлетели повыше, чтобы ветер и солнце обсушили нас.

— Смотри! — крикнул Виталька.

Недалеко от озера, посреди большой поляны, стоял дом. Один-одинешенек среди лесного моря.

— Разведаем? — спросил Виталька.

Мы осторожно снизились почти до самой крыши. Она была темная, горбатая. На прогнивших досках зеленел бархатный мох.

Сразу было видно, что давно здесь никто не живет: вокруг осевшего крыльца стояла высокая непомятая трава.

До сих пор мы встречались с маленькими лесными загадками. А брошенный дом — это загадка серьезная. Может быть, здесь настоящая тайна.

Разве могли мы улететь, не узнав этой тайны?

Глава десятая

Дом был не похож на деревенскую избу. У него были широкие окна, точеные перильца у крыльца, двери с деревянными украшениями. Они были приоткрыты, эти двери. И мы осторожно шагнули через порог.

В дощатых сенях было пусто, лишь на рассохшейся кадушке сидела коричневая бабочка. Когда мы вошли, она вылетела в солнечную щель. Мы шагнули в кухню. Здесь разевала темную пасть русская печь, выложенная поверху зелеными изразцами. В углу валялись некрашеные табуретки. На широком столе сидел серый зверек. Мы не успели его разглядеть — он стрелой вылетел в разбитое окно. На столе осталась шелуха каких-то семечек.

Мы на цыпочках обошли комнаты, их было две. Половицы мягко прогибались под ногами. На них желтели под солнцем остатки краски. В комнатах сохранилась кое-какая мебель: ржавая кровать, облезлые стулья, книжный шкаф с побитыми стеклами. Шкаф был на полметра отодвинут от стены, будто его пытались унести из дома, а потом бросили.

Я хотел заглянуть за шкаф, но в это время за окном прокатился железный гул. Нервы у нас были слегка натянуты, и мы вздрогнули. Гул донесся опять, и в окнах потемнело. В углах на паутине погасли золотые точки.

Мы выскочили на крыльцо. Из-за деревьев накатывала синяя туча. Она проглотила солнце, и только узкие прямые лучи его вылетали из-за облачного гребня. Гребень золотился. Он был косматый и быстро двигался.

— Ковер! — крикнул я.

Мы стремительно скатали ковер-самолет и втащили в дом. И правильно сделали. По верхушкам травы, по крыльцу и стеклам защелкали крупнокалиберные капли, а затем ударил ливень. Он грянул о крышу, и в доме загудело, как в барабане. Потом сквозь темноту ливня пробилась розовая вспышка и грохнуло так, что мы схватились за уши и тихо присели у стены.

— Вот это попались, — прошептал Виталька.

— Может, скоро кончится? — неуверенно сказал я. И присел еще ниже, потому что грохнуло сильнее прежнего.

Было неуютно и зябко. В разбитые окна летели колючие брызги, а в двери прорывался сырой ветер. Закрыть двери было нельзя: они давно осели на петлях и заклинились. Да и жутковато было отрываться от стены и подходить к дверям, за которыми такая буря.

Гроза бесновалась долго. Нам казалось, что сто часов прошло. Можно было подумать, что не одна гроза, а все на свете грозы собрались над старым домом, чтобы залить дождями, ослепить, оглушить двух мальчишек…

Наконец раскаты стали глуше, а шум дождя ровнее.

— Уходит, — облегченно вздохнул Виталька.

Но напрасно он обрадовался. Дождь стал монотонным, спокойным и не хотел кончаться.

— Вот черт, — уныло сказал Виталька. — А если он на несколько дней зарядит?

Что тогда будет, можно и не говорить. Пешком нам и за неделю не добраться до дома. Да и где дорога? Бедная мама, бедная тетя Валя, которые будут искать нас и мучиться от страшных предположений! И бедные мы, конечно! Потому что влетит нам, как никогда еще в жизни не влетало. И бедный ковер-самолет, который у нас наверняка отберут…

— А может, и не зарядит на несколько дней. Он, по-моему, не затяжной, голос у него не такой, — более бодрым тоном сказал Виталька. — Чего раньше времени страдать?

Я не хотел при нем раскисать и заметил, что сами мечтали о приключениях, вот и заработали.

— В конце концов, нам повезло что дом нашли, — сказал Виталька. — Если бы нас в лесу прижало, что тогда?

В самом деле! Старый неуютный дом сразу показался мне добрым. Я с благодарностью посмотрел на облезший потолок, за которым слышался плеск дождя.

— Можно и заночевать, — предложил я. — Домой и завтра успеем. Хлеб еще есть…

За окнами темнело. В углах что-то стонало и поскрипывало. Делалось страшновато. И продрогли мы. Но все-таки мы были вдвоем и с нами — наш ковер-самолет.

Мы расстелили его напротив шкафа у стены, легли на одну половину, а другой накрылись. С головой. Ковер окутал нас шелковистой теплотой, мы прижались друг к другу. Правда, в ноги поддувало, но это — пустяк. Все равно было хорошо. И даже шум дождя, который отдавался в пустом доме, был теперь нестрашным и уютным.

Интересный дом. Кто в нем жил? Лесники, или охотники, или геологи? Или просто человек, который любил тишину и одиночество?

Почему люди ушли? И давно ли? Непонятно. Может, год назад, а может, давным-давно, когда нас на свете не было…

Мы с Виталькой немного пошептались об этом и заснули.

Я не знаю, почему проснулся. Виталька тепло дышал мне в щеку. Дождь кончился, и за окном, над черными деревьями, быстро летели клочковатые облака. Иногда из них мячиком выпрыгивала яркая луна, и в комнате делалось светло.

Стояла странная тишина. Неполная. Сквозь нее пробивалось тиканье — ровное и звонкое.

Я толкнул Витальку. Он поворчал, почмокал губами и проснулся.

— Слушай, — велел я.

Тик-так, тик-так… — доносилось откуда-то из-за шкафа.

Капли? Сверчок? Нет…

Мне стало страшно. Не знаю почему, но здорово страшно. Витальке, кажется, тоже. Но еще страшнее — лежать и не знать, что там: или тихие шаги, или чье-то сердце стукает…

Виталька медленно откинул ковер. Встал. Я тоже встал. Пробежали мурашки — ночной воздух был сырой и зябкий.