Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
В родительскую квартиру она вернулась уже далеко за полдень. Матери не было, но у Александры на дне сумки лежали ключи. Отперев дверь, она прошлась по комнатам, заглянула в кухню и, вдруг окончательно обессилев, присела на узкий угловой диванчик. Ноги отказались ее держать.
«Надо же было бежать через пути сломя голову! Какое несчастье!»
Елена осталась разбираться с местными властями, все взяв в свои руки. Она сама предложила потрясенной художнице уехать, не дожидаясь полиции, мотивируя это тем, что Александра ничем помочь не сумеет. И все же художница ощущала угрызения совести из-за того, что уехала так торопливо, сбежала, бросив погибшую подругу в глухом поселке. Она со стыдом вспомнила, как совала Елене несколько сложенных купюр («Будто взятку!»), а та отказывалась брать. Наконец взяла, приговаривая: «Не стоило, мы не нищие!»
«Мы. Она говорит “мы”, словно они с Птенцовым супруги. Да так оно и есть, Елена очень интересная женщина, вряд ли они десять лет прожили бок о бок, как брат с сестрой. Должна была вспыхнуть искра. У них общее хозяйство. Птенцов не появляется больше в столице. Доживает дни в тепле и уюте, на природе, рядом с заботливой, доброй и миловидной женщиной. За него можно только порадоваться, его вдовство и старость могли быть куда горше!»
Александру мучило страшное видение: распростертое тело подруги рядом с путями, стайка зевак, слетевшихся на кровь, порхающий в воздухе искрящийся снег, осыпающий пальто Марины… И вместе с тем она куда больше думала о рассказе Елены.
«Теперь понятно, почему Птенцова прозвали Плюшкиным, откуда взялась его мелочная жадность. Конечно, у него в сознании кровавыми буквами отпечатано, что жизнь зависит от куска хлеба… Как чудовищна его судьба! И в то же время его ведь можно назвать бесконечно везучим. Он выжил. Встретился с отцом. После войны жил сытой и спокойной жизнью, хотя его и терзали призраки страшного прошлого. Имел семью, жену и дочь, затем внуков. И даже овдовев, не остался одиноким. Боже мой, он видел Менгеле!»
Александра несколько раз видела фотографию Ангела Смерти, как прозвали палача заключенные, одну из тех немногочисленных, которые уцелели. Менгеле был запечатлен на ней в профиль, взгляд устремлен вниз, губы чуть приоткрыты. Александру поражало безмятежное спокойствие, которым был пронизан облик этого садиста. На его лице отражалась внимательная кротость, как отражалась бы она на лице настоящего врача, спасающего жизни детей, а не занимающегося вскрытиями живых младенцев. Ангел Смерти выглядел как настоящий, самоотверженный врач, остающийся на посту во время страшной эпидемии. И оттого он был тем более ужасен. Такую убедительную подделку мог сотворить лишь отец всякой лжи – сам дьявол.
«И в глазах у Птенцова я заметила эту страшную тень, теперь понятно, чью! Когда он смотрел на меня ночью, выжидая, что я отвечу, не проговорюсь ли, не скажу ли чего лишнего ненароком о серебряном псе. Он не решался задать прямой вопрос, боялся. Этот молчаливый застывший страх, как клеймо, отпечатался в его взгляде навсегда!»
Звонок, раздавшийся в соседней комнате, заставил ее вскочить. Звонила мать.
– Наконец ты дома! – обрадовалась она. – Почему не позвонила утром, когда возвращалась?
– У меня телефон разрядился, а зарядник…
– Можно было попросить телефон хотя бы у твоей ненаглядной Марины!
– Мама… Она погибла.
После долгой паузы мать произнесла совсем другим, осторожным тоном:
– А что случилось?
– Попала под поезд.
– Ты была с ней?!
– Нет, я спала еще. Она уехала раньше.
– Господи… Ведь и ты могла попасть под этот поезд!
– Не знаю… – Перед взглядом Александры возник железнодорожный переезд. – Я бы остановилась. Когда идет поезд, на стрелке раздается сигнал… Его даже издали слышно.
– Марина могла задуматься и не услышать.
«Скорее, это я могла бы задуматься. – Художница глядела в окно, на порхающий снег. – Я вечно замечтаюсь и не вижу, куда иду. Сталкиваюсь с кем-нибудь, спотыкаюсь обо что-то. Но под поезд или под машину все же не попадала. Марина была трезва, машинист, полагаю, тоже. Он бы дал такой гудок, что мертвый бы очнулся. Но там этот поворот… Поезд показался внезапно, она заметила его поздно, растерялась, заметалась, споткнулась… Только так все это и могло произойти. Удивительно, что поезд не остановился. И свидетелей нет. Ведь должны были люди что-то видеть? Ведь кто-то стоял на платформе, бродил вокруг этих убогих ларьков…»
Свидетелей утреннего происшествия среди зевак не оказалось. И это было необъяснимо, ведь на станции в утренние часы должно быть довольно людно. Из пересудов сельских обывателей Александра сделала вывод, что поезд мог миновать место трагедии без остановки только в одном случае: если Марина бросилась не под головной, а под последний вагон. Тогда машинист мог ее попросту не заметить. Подобный случай был несколько лет назад, проводилось следствие, и было доказано, что из-за рельефа местности и изгиба полотна в определенный момент машинист не может видеть в зеркальце то, что происходит возле последнего вагона.
«В самоубийство я не верю. Марина задумалась и случайно шагнула навстречу последнему несущемуся вагону, решив, что поезд уже проехал! Наверняка она думала о серебряном псе! Это он застил ей глаза!»
Очнувшись от своих тягостных мыслей, художница вновь услышала в трубке, прижатой к уху, голос матери:
– Я говорю, а ты не слушаешь, как всегда! Сегодня никуда не уходи, вчера отец страшно расстроился, когда узнал, что ты не приедешь ночевать. Не представляешь, как он тебя ждал! Ну, ты никогда о нас не думала!
– Нет, мама, я…
– Бессердечная эгоистка! – возвысила голос мать. – И всегда была такой! Всегда возилась со своим старьем, с бесполезным барахлом, с никчемными картинами, а на родителей тебе было наплевать!
– Но, мама…
– Хотя бы раз спросила меня, как мы живем, в чем нуждаемся? Другие дети заботятся о родителях… Но это другие! Я страшно жалею, что в свое время не родила еще одного ребенка! И опять же из-за тебя, не хотела, чтобы ты испытывала неудобства, лишилась отдельной комнаты, моей заботы…
Александра больше не решалась возражать, она молча сдалась. Этот разговор о нерожденном «втором ребенке» мать заводила всякий раз, когда была ею недовольна. То есть часто… Когда-то Александру ранили эти попреки, она принимала их близко к сердцу. Потом на смену обиде пришло понимание того, что матери нужно выговориться, излить душу, быть может, даже оскорбить дочь, чтобы как-то утешиться. «Ведь я в самом деле обманула ее ожидания, она надеялась, что я могу многого достичь. А в результате… Да и нет никаких результатов, вот что самое печальное!»
– Когда похороны? – долетело до ее слуха.
– Пока неизвестно, – встрепенувшись, ответила женщина. – Я уехала еще до того, как появилась милиция. Их ждали два часа! Невероятная глушь!
– Как тебя вообще туда занесло?
– Нужно было повидать одного человека.
– Повидала?
– Да…
– И видишь, чем кончилось! – сделала неожиданный вывод мать. – Вечно тебя носит где ни попадя! Если бы ты сидела почаще дома, проблем было бы меньше!
– Но какая тут связь? – недоуменно спросила Александра. – Я к этому несчастному случаю не причастна. Марина была одна в момент гибели. Я спала, когда она ушла.
Мать заговорила о другом. Теперь ей не терпелось прояснить вопрос, не собирается ли дочь остаться у них подольше? Неужели Новый год – это крайний срок?
– Мне бы хотелось, чтобы ты пожила по-человечески. Ведь я трясусь от страха, представляя, как ты там ютишься одна, на своем чердаке. Случись что, никто не защитит!
– Но до сих пор ничего не случалось! – возразила Александра, пытаясь придать голосу всю доступную убедительность. Она никогда не умела правдоподобно лгать матери, но сейчас ей на руку играло то, что мать не видела ее глаз.
– Удивительно, что не случалось, – проворчала мать. – Но это счастье ненадолго. Что-нибудь обязательно произойдет!
Александра едва удержалась от признания, что события последних дней попросту выжили ее из дома, которым она привыкла считать мастерскую. Женщина ограничилась тем, что пообещала задержаться у родителей как можно дольше. Обещание художница давала скрепя сердце. Ее уже тяготила домашняя обстановка, она чувствовала себя в тесной, но уютной родительской квартирке чужой, лишней.
Положив трубку, она прошла в свою комнату. На письменном столе лежали яблоки и мандарины – трогательный знак внимания. Мать всегда переживала, что Александре не хватает витаминов. Взяв яблоко, женщина присела к столу.
Ей вспомнилось знакомство с Мариной, которое состоялось пять лет назад. Александра продала ей часы при посредничестве общего знакомого, известного в Москве эксперта, к которому обе женщины не раз обращались за консультацией. Их встреча была случайна: эксперт, узнав у Александры, что она желает перепродать часы, приобретенные на зарубежном аукционе, с ходу назвал несколько имен потенциальных покупателей. Позвонил одному – тот был в отъезде. Второй не взял трубку. Третьей оказалась Марина. Женщины встретились, сделка состоялась к обоюдному удовольствию. Между ними возникли приятельские отношения, которые крепли год от года.
