Босоногая баронесса - Джоан Смит

– Лаура предложила желтое платье моей горничной, и лорд Хайятт согласился. И я должна буду позировать босиком.

Миссис Тремур вопросительно взглянула на Лауру.

– Ливви подхватит насморк, если будет ходить по траве босой.

– Если вы находите, что идея плоха, то стоит вам только сказать… – с надеждой в голосе произнесла Лаура.

Медоуз откашлялся и вступил в разговор:

– Осмелюсь заметить, Оливия может не снимать обувь, пока Хайятт не начнет рисовать ноги.

– А почему бы ей не надеть хотя бы шлепанцы? – спросила миссис Тремур.

– Хайятт задумал изобразить ее в виде босоногой нимфы природы, – объяснила Лаура. – Я не в восторге от затеи, мэм. Я говорила, он должен посоветоваться с вами, и если вы не одобряете…

Миссис Тремур повернулась к мистеру Медоузу, ожидая от него указаний.

Он сказал:

– То, что нам удалось добиться согласия Хайятта – величайшая удача. В Лондоне все дамы умирают от желания иметь портрет кисти Хайятта. Что же касается его репутации, то я ни на миг не отойду от Оливии.

Теперь принимались советы Медоуза. Миссис Тремур тотчас послала за пером и бумагой, а Медоуз согласился сразу же отнести письмо Хайятту, чтобы поскорей удостовериться в его согласии.

Вечером дамы никуда не собирались, они провели время в обсуждении будущего бала в честь Оливии. Полный список гостей пока состоял из пяти человек. Возглавлял его мистер Медоуз, за ним шла миссис Обри, затем следовали лорд и леди Морган, и заключал список лорд Хайятт.

Миссис Тремур не находила ничего смешного в том, что для столь малочисленной публики готовился грандиозный бал.

– Представь себе, Ливви, два лорда и леди, а мы здесь всего лишь несколько дней! Полагаю, когда настанет день бала, гостей у нас будет полно.

Поднявшись наверх, миссис Харвуд и Лаура поговорили о портрете Оливии.

– Мне кажется, сеансы в общественном парке дают возможность для разных проказ, – сказала Лаура. – Вокруг лорда Хайятта, где бы он ни появился, неизменно собирается толпа, а его последней моделью была его любовница, леди Деверу. О ней говорит весь город.

– Не понимаю, почему они не хотят, чтобы Лоуренс написал Оливию. Два дня назад Хетти даже не подозревала о существовании лорда Хайятта, с чего это вдруг она воспылала желанием сделать заказ именно ему?

– Потому что это идея мистера Медоуза! Ты, должно быть, заметила, что его боготворят.

Ее мать робко взглянула на нее.

– Я надеялась, что у него появились чувства к тебе, Лаура.

– О, да! Они у него были, мама! Он чувствовал, что я идеальное средство, чтобы втереться в доверие к баронессе и завоевать ее благосклонность. Но он перехитрил сам себя, втянув в круг знакомых Оливии лорда Хайятта. Я не имею в виду, что художник сам увлечет Оливию, но как только его окружение появится в поле зрения баронессы, Медоуз будет забыт. Друзья Хайятта из самых высоких кругов Лондона.

– По крайней мере, они помогут заполнить этот огромный зал в день бала. Похоже, поиски мужа для Ливви выходят дорогостоящими, ты не находишь?

– Да, конечно, но ей все это так нравится! Она может позволить себе дорогой, грандиозный Сезон. Он гораздо лучше, чем был мой, мама.

– Я никогда не жалела о расходах, дорогая, я жалела только о результате. Будем надеяться, что у Оливии Сезон закончится успешнее, чем у тебя.

С этим напоминанием о своей неудаче Лаура отправилась спать.

Баронесса давала Фанни указания насчет желтого платья:

– Ты должна выстирать его и погладить к семи часам.

– Вам следовало сказать об этом пораньше.

– Я только что вспомнила.

– Чего ради вы вздумали носить мое тряпье, в то время как ваш шкаф полон нарядов?

– Кузина Лаура посоветовала, а лорд Хайятт поддержал ее.

– Ага, так я и думала! Ваша распрекрасная кузина Лаура задалась целью расстроить все ваши замыслы! Она ревнива до безумия. Сначала добилась того, что вы обкорнали свои прекрасные волосы и похожи теперь на подстриженного барашка, потом уговорила спороть ленты с ваших новых платьев, а сейчас вынуждает предстать на портрете в тряпье! Если вы не будете смотреть в оба, она утащит у вас из-под носа любого приглянувшегося вам жениха!

– Боюсь, я знаю кой-кого, кто у нее украл ухажера, Фанни. Она, правда, отрицает это, но я подозреваю, что она влюблена в мистера Медоуза, который ухаживает за мной.

– Ну пускай забирает его себе на здоровье! Вы можете найти себе мужа и получше мистера Медоуза. Что скажете насчет лорда Хайятта? По слухам, он красавчик!

– Это самый обаятельный человек, которого я когда-либо встречала, – подтвердила Оливия. – Он как Ангел Гавриил на картинке в моей книжке „Библейские рассказы для детей“, только, конечно, без крылышек.

– И конечно, лорд от пят до кончиков пальцев, – сказала Фанни, с видом знатока покачивая головой. – Бьюсь об заклад, его больше интересуете вы сами, чем ваш портрет.

– Но мистер Медоуз приятнее, – искренне добавила Оливия.

– Полагаю, мисс Харвуд уже успела положить глаз на лорда Хайятта.

– Она согласна, что он очень красив, но предупредила, что слишком ветреный.

– Это ее очередные штучки, чтобы удержать вас на расстоянии от него. Не обращайте внимание, мисс! Послушайте меня, не упустите его титул!

Казалось, Оливия заинтересовалась, хотя ничего не ответила.

– Я выстираю желтое платье и встану пораньше, чтобы отгладить его как следует, – закончила Фанни.

Лаура проснулась от того, что кто-то ее сильно тряс. Еще не совсем рассвело, и ей страшно хотелось спать. Но Оливия пришла с твердым намерением ее поднять, чтобы ко времени успеть на условленную встречу.

– Шесть часов, кузина! Пора вставать.

– Хорошо, сейчас, – позевывая, ответила Лаура и неохотно выбралась из постели.

Она открыла шторки в надежде, что дождь помешает поездке, но ее ослепили сверкающие лучи солнца.

Мистер Медоуз прибыл точно без двадцати семь. Кофе и бодрящий утренний воздух окончательно пробудили Лауру.

Ранним утром пустынный парк был великолепен. Солнечный свет пробивался сквозь молоденькие листочки и окутывал вершины деревьев золотистою дымкой. Он напоминал древний Эдем, только Эдем слегка ухоженный.

Хайятта не было видно, но он оставил лакея, который провел их к выбранному художником месту, скрытое за живой изгородью, оно располагалось в стороне от протоптанных тропинок и напоминало о чистоте первозданной природы.

Хайятт был в синем рабочем халате и без шляпы, но даже в этом странном одеянии он выглядел ошеломляюще красивым. Подойдя ближе, они заметили, что он уже установил мольберт и разложил карандаши, краски, кисти, так что можно было приступать.