Снежная Жаба - Анна Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом движок навороченной тачки мягко заурчал, и лошара, так беспечно дрыхнувший в их дворе, преспокойненько вырулил со двора!
— Ты че, о…ел?! — заорал один из корешей, подбегая к все еще игравшему в «Замри» дворнику. — Ты че его отпустил? За какие шиши мы теперь опохмеляться будем? Эй, Коляныч! — Мужик явно только что заметил растекавшуюся под друганом лужу. — Ты че, обос…? Ну дела! Эт че же за хрен такой в машине был? Черт с рогами, че ли?
— А‑вав‑ва…
— Че?
— Грм‑мням…
Внятно говорить бедолага смог только минут через сорок, да и то после принятия внутрь целебного коктейля под названием «Осенний дар». Но нес такую чушь, что друганы еще долго смеялись над Колянычем, повстречавшим ранним утром у себя во дворе нелюдь. Вампира, или зомби, или вообще самого Сатану.
Девушка, жившая по первому адресу, оказалась совсем не той, которую видел тогда в аэропорту Кай. Да и мама ее, весьма объемная тетенька, вряд ли могла так раскормиться за столь короткий срок.
Следующей в списке, состоявшем из двух имен, была девятнадцатилетняя Александра Цветкова. А той девушке, что была на видео, от силы можно было дать лет пятнадцать. Но — больше никто не летел в тот день один, все остальные девушки были с кем‑то из родственников. Или гораздо старше.
Неужели он ошибся? И опять придется возвращаться в аэропорт?
Саша Цветкова жила в частном секторе, и Каю пришлось немало покружить по окрестным улочкам, прежде чем он нашел нужный дом.
Где его ждал сюрприз в виде собравшихся возле дома людей. А еще — двух машин с надписью «Служба судебных приставов». И одного грузовика, в который пара крепких мужиков небрежно швыряла кое‑как связанные в узлы вещи.
А возле грузовика раненой птицей металась та самая женщина‑камышина, высохшая за это время еще больше. По худенькому изможденному лицу текли слезы, женщина цеплялась за каждую вещь и надсадно кричала:
— Ну что ж вы делаете, люди?! У меня же дочь смертельно больна, а вы нас на улицу вышвыриваете!
— Во‑первых, не на улицу, — раздраженно процедил один из приставов, — вам предоставили жилье, и то только из‑за вашей дочери, вошли в ваше положение. А во‑вторых — вы что же думали, можно набрать кредиты в банке и забыть о них?
— Но я ведь не себе брала! Я на обследование доченьки деньги брала! А потом на операцию понадобились!
— И что? Надо было в благотворительные фонды обращаться, а не в банк!
— Так ведь в фондах таких, как мы с Сашенькой, много, и всем деньги нужны! Нам обещали помочь, но не сразу, а деньги нужны были срочно!
— Я все понимаю, женщина, но закон есть закон! Вы брали последний кредит под залог этого дома, внесли только один платеж, и на этом все.
— Но все деньги уходили на Сашеньку! Ей после операции еще лечиться сколько надо было! И все равно не хватило денег‑то, пришлось досрочно уехать! А теперь обнаружилось, что появились метастазы! Сашенька месяц назад только из Москвы вернулась, с обследования, я даже не смогла с ней поехать! И рядом меня не было, когда девочке моей эту страшную новость сообщили! А теперь Сашеньке все хуже и хуже, она уже ходить не может, а вы… вы нас из дома вышвыриваете!
— Вам предоставлено другое жилье, — угрюмо произнес пристав, стараясь не смотреть на появившуюся в дверях дома мертвенно‑бледную девушку в инвалидной коляске.
— Да какое же это жилье! — взвыла женщина, бессильно опускаясь прямо на землю. — Почти выселенный барак без воды, отопления и туалета!
— Вода в колонке, туалет во дворе. А топить дровами можно.
— Будьте вы прокляты!
— Мама, не надо, — еле слышно прошелестела девушка. — Не унижайся перед ними.
— Но как же, Сашенька…
— Все, хватит тут цирк устраивать! — Пристав наклонился и поднял женщину с земли. — Садитесь в машину и поехали.
И они поехали.
А на движущийся следом джип внимания никто не обратил.
Глава 14
Руины, к которым подъехал грузовик с вынужденными переселенцами, назвать жильем мог только страдающий психическими отклонениями оптимист. Или особь, у которой совесть была схожа с хвостом ящерицы — в случае необходимости легко отваливалась.
В стенах покосившегося двухэтажного барака, построенного, похоже, в год отмены крепостного права, зияли здоровенные, не меньше десяти сантиметров толщиной, трещины. Половина окон скалилась острыми стеклянными клыками, двери в подъезд не было — вход свободный для всех желающих. Ни палисадника, ни лавочек возле дома не наблюдалось, а вот скопление маргинальных личностей, чью половую принадлежность с ходу и не определишь, очень даже наблюдалось.
При виде подъехавшей кавалькады машин опухшие, фантазийно разукрашенные синяками разной степени давности лица аборигенов, явно маявшихся похмельем, просияли. В щелочках подбитых глаз мутно заплескалось предвкушение праздника — а че, новые соседи приехали, рази не нальют по случаю знакомства!
Кай припарковал свой джип за полосой густого, разросшегося на свободе кустарника (да ну, откуда здесь Зеленстрой!), заглушил мотор и осмотрелся.
И понял, что план А отменяется.
Следуя за грузовиком, Кай решил дождаться, пока приставы разгрузят вещи, занесут их в дом, помогут обустроиться и уедут. И настанет его очередь.
Но сейчас, увидев, КУДА собираются поселить немолодую измученную женщину со смертельно больной дочерью на руках, он понял — этого допустить нельзя.
А поскольку план Б он продумать не успел, придется импровизировать. Главное, не растратить силы по пустякам, работы предстоит много, и расходовать запас энергии надо с максимальным эффектом.
Для начала — определить, кто в этой камарилье главный засланец. В смысле — присланный руководящий работник.
Вон тот крепыш в форме, у которого в руках папка с документами? Он вроде отдает распоряжения, и он же отмахивался от отчаявшейся женщины там, возле ее разоренного гнезда.
Ну что же, сейчас проверим.
Кай откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, сосредотачиваясь.
А обстановка возле «подъезда» барака тем временем накалялась. Женщина, увидев подтянувшуюся к машине стаю смердевших физически и душевно туземцев, побледнела и схватилась за сердце:
— Господи! Это кто?!
— Соседи мы ваши, женщинка, — приветливо обнажило оставшиеся три черных зуба грязное, всклокоченное, одетое в рваные портки и драный свитер существо. — Я — Маша. В третьей квартире живу. Это вот — муж мой нынешний, Митяй. А вон тот…
— Господин пристав! — Женщина выскочила из кабины грузовика и метнулась к разминавшему ноги крепышу с бумагами. — Умоляю! Пожалуйста, увезите нас отсюда! Вы что, не видите?!!
— А что я должен видеть? — равнодушно пожал плечами пристав. — Тут ничего вроде не изменилось. Вот дом, ваша квартира на первом этаже, причем целых две комнаты, — он кивнул в сторону оскалившихся пробоинами стекол. — И кухня есть. А окна пока можете фанеркой закрыть, на днях мы вам стекольщика пришлем…
— Да при чем тут окна?! Как, по‑вашему, мы с дочерью сможем спокойно жить среди НИХ?!!
— Этта че? — нахмурился «нынешний муж» Митяй, на засаленных брючатах которого темнели непросохшие пятна, не понять происхождения которых мог только страдающий насморком человек. — Машк, мне показалось, или эта с… тощая рядом с нами жить брезговает?!
— Точно… так и есть…! Ах ты……! Мы к ей со всем нашим уважением, а она?…!
— Погодь, Машк, не блажи, — прогудел самец помоложе, на опухшей физиономии которого синяков почти не было — судя по размерам кулаков, фингалами товарищей по партии награждал обычно он. — Глянь, там в кабине девуля сидит, испуганными глазенками хлопает. А ничего такая, чистенькая, только бледненькая че‑то. Ну ничего, у меня зарумянится!
— Да на кой она тебе, Серега? — сплюнул Митяй. — Тощая какая, глянь! И синяя аж, небось больная!
— Ниче, зато из энтих, из студенточек, видать! Я…
— Ради всего святого! — вскрикнула женщина, падая перед приставом на колени. — Увезите нас отсюда!
— Ну куда я вас увезу? — буркнул тот, отступая от рыдающей женщины. — Ордер выдан на этот дом, ничего другого у города для вас нет.
— Да хоть на вокзал, хоть в лес! Мы шалаш построим!
— Не имею права, мне отчитываться перед руководством. Выгружайте вещи! — гаркнул он курившим в кузове грузчикам.
— Слышь, Игорь Иваныч, — хмуро произнес самый старший из них, — а может, не надо? Ты же видишь…
— Разговорчики! У меня приказ, а вы на работе. Выпол…
Не договорив фразу, пристав вдруг странно булькнул, словно остаток слова застрял у него в горле, и застыл на месте, будто к чему‑то прислушивался.
Или к кому‑то.
Затем медленно повернулся к озадаченно смотревшим на него грузчиками и каким‑то неестественным, словно механическим, голосом отчеканил: