Крушение России. 1917 - Вячеслав Никонов

Глава 2

Государство

Как трудно общество создать!Оно устоялось веками:Гораздо легче разрушатьБезумцу с дерзкими руками.Не вымышляйте новых бед;В сем мире совершенства нет!

Россия – исключительно государственническая страна. Более того, «страна» и «государство» в русском языке и в нашем сознании чаще всего выступают как синонимы. Фактически все, что происходило на бескрайних просторах России, так или иначе было связано с государством, развивалось под его покровительством или встречало его противодействие. В этом заключалось решающее отличие нашей страны от классического Запада, где на протяжении веков развивались институты гражданского общества, а государство не любили за то, что оно слишком сильно вмешивается в жизнь людей. Но Россия отличалась и от Востока, где люди просто растворяются в государстве, почитая его как одну из высших стихий. В нашей стране всегда одновременно существовали и властное, и анархическое начало, а государству прощали все. Кроме слабости и отсутствия заботы о людях. На государство в России возлагают большие надежды и ожидания. А всякая революция, как мы знаем – есть революция несбывшихся надежд и ожиданий.

Высшим символом государства, его главным и бесспорным авторитетом в народном сознании в начале прошлого века оставался император. «За крушение корабля – кто отвечает больше капитана?»[141] – вопрошает Александр Солженицын. Действительно, кто?

Император и Императорская фамилия

Николай II в опросном листе первой всероссийской переписи населения в графе о роде занятий дал совершенно искренний ответ: «Хозяин Земли Русской»[142]. До октября 1905 года Государь Император был монархом неограниченным, единственным творцом законов, распоряжений и постановлений. Но мы мало что поймем в логике российской истории и политики, если не обратим внимание на то обстоятельство, что верховная власть у нас была гораздо большим, нежели просто государственным институтом. «Царская власть и есть та точка, в которой происходит встреча исторического бытия с волей Божией»[143], – передавал ощущение монархической легитимности философ-богослов B.В. Зеньковский. Монарх неизменно выступал фокусом русской истории, он был наделен не только властными полномочиями, но и бременем долга и ответственности, которое воспринималось и царем, и обществом как вид религиозного послушания. Именно так воспринимал свою миссию Николай Александрович Романов.

Сказать, что фигура Николая спорная, это значит не сказать ничего. Академик Юрий Пивоваров написал, что «этот исторический персонаж, этот человек обладает рекордной по неадекватности – даже для нашей страны – репутацией. Нерешительный, не волевой, не очень умный, под пятой нервнобольной жены, холодно-равнодушный, какой-то вечно ускользающий – причем неизвестно куда. В общем – царь неудачный, в особенности для крутопереломной эпохи»[144]. Вал негативных оценок оставили противники царя и некоторые его бывшие соратники из всех частей политического спектра. Для большевиков он был «Николаем кровавым» и ничтожеством. Лев Троцкий писал, что родители Николая «не дали ему ни одного качества, которое делало бы его пригодным для управления Империей, даже губернией или уездом»[145]. По словам видного октябриста Сергея Шидловского, «царствование Николая II представляет целый ряд неудач, начиная с его женитьбы, неудач его политики вообще, если таковая у него была, и параллельно с этим систематическую утрату авторитета и силы власти»[146]. Монархист из правых националистов Василий Шульгин сокрушался: «Николай II, этот несчастный Государь, был рожден на ступенях престола, но не для престола»[147].

Весьма нелицеприятные характеристики давали ему собственные министры, особенно уволенные. «Его мысли, вопросы, замечания… в большинстве случаев отличались относительной узостью, недостаточной серьезностью их содержания, – вспоминал министр земледелия Александр Наумов. – В наших разговорах на общеполитические темы Государь не проявлял глубины и широты государственно-мыслительного размаха, который так хотелось чувствовать в Верховном Правителе огромной Российской империи»[148]. Министр иностранных дел Александр Извольский шел еще дальше: «Образование Николая II не превосходило уровня образования кавалерийского поручика одного из полков императорской гвардии»[149]. Давайте разбираться. Памятуя при этом и старую английскую поговорку о том, что никто не может быть великим в глазах своего слуги. Анализируя реальный жизненный путь и обращаясь к мнениям и свидетельствам лучше всего знавших его людей.

По своему воспитанию и образованию Николай Александрович был лучше подготовлен к занятию должности главы государства, чем любой из его предшественников и преемников в истории нашей страны.

Об этом позаботились его родители – царь Александр III, человек исключительно волевой и властный, грубоватый, чтивший российскую традицию и остававшийся русским в малейших деталях жизни. И мать – принцесса Датская, воспитанная в одном из самых патриархальных европейских дворов, которая внушила сыну незыблемое уважение к семейным традициям и передала ему свое личное обаяние.

Николай начал учиться в 8 лет и вместе со своим братом Георгием закончил сперва курс трехлетнего начального образования. Блестяще сдав экзамены, он приступил к специально для него разработанному курсу среднего образования, которое продолжалось восемь лет, а затем – пятилетнему университетскому. Курсы отличались не только тем, что занятия вели лучшие отечественные учителя и наиболее выдающиеся профессора, но и более практическим уклоном по сравнению с классическим гимназическим или университетским образованием. За счет сокращения мертвых языков были расширены естественнонаучные дисциплины, курсы русского языка, истории, литературы, а также иностранных языков. Николай, обладавший, по всеобщему признанию, исключительной памятью, свободно владел английским, французским и датским языками, чуть хуже – немецким. Подбор университетских дисциплин был уникальным и включал в себя столь разные курсы, как политическая экономия, юриспруденция, история, эстетика, военное дело по курсу Академии Генштаба, вольтижировка, фехтование, музыка, живопись. Это не было образование кавалерийского поручика, и Николай был хорошим учеником.

Бог его хранил. 13-летний Николай был рядом со своим любимым дедом императором Александром II в тот день 1 марта 1881 года, когда бомба террориста Степана Халтурина прервала жизнь «царя-освободителя». Дед умер на глазах внука, Александр II в свой последний миг хотел что-то сказать ему, но не хватило сил. Чуть не оказалась роковой панихида в день шестилетия гибели Александра II, когда спецслужбам в самый последний момент удалось предотвратить теракт, который должен был уничтожить всю царскую семью в соборе Петропавловской крепости. Одним из организаторов покушения был террорист из «Народной воли» студент Петербургского университета Александр Ульянов, брат Владимира Ленина – преемника Николая II. 29 октября 1888 года под откос у станции Борки пошел императорский поезд, на котором ехала вся семья Александра III. Каким-то чудом стены вагона отлетели от пола, и семья оказалась на железнодорожном полотне. Все они выжили, хотя жертв было немало. Царь несколько минут держал на своих могучих плечах крышу вагона, спасая жену и детей, что фатально отразилось на его здоровье. Следствие ничего не дало, но в императорской фамилии все были уверены в версии теракта. Удивительно, что за все годы правления Александра III за терроризм были казнены всего 17 человек, а за другие преступления смертной казни не предусматривалось вообще. Сын его не любил террористов.

Подготовка Николая к занятию трона выходила далеко за стены классных комнат. В 19 лет он на общих основаниях приступил к военной службе в гвардейском полку, которым командовал его дядя, великий князь Сергей Александрович. Примечательно, что Александр III был генерал-лейтенантом в 11 лет, тогда как своего сына, с рождения записанного во все гвардейские полки, он к приходу его в полк произвел в штабс-капитаны. Николай командовал полуротой, был в лагерях, на учениях, стоял на дежурствах. Ему нравилась армия. «Общественная среда, бывшая по сердцу Николаю II, где он, по собственному признанию, отдыхал душой, была среда гвардейских офицеров, вследствие чего он так охотно принимал приглашения в офицерские собрания наиболее знакомых ему по личному составу гвардейских полков и, случалось, засиживался на них до утра»[150], – отмечал член Государственного Совета Владимир Гурко. Армейская среда не всегда отвечала Николаю взаимностью, и одной из причин стало… чрезмерное почтение к памяти отца, не позволявшее ему принять более высокий чин, чем тот, который был присвоен Александром III. Николай II до конца дней будет полковником. «Этот трогательный, но несколько наивный поступок сыновней почтительности, – свидетельствовал Извольский, – не способствовал его престижу в военных кругах, где его всегда называли “полковник”, – кличка, которая в конце концов звучала как насмешка с оттенком пренебрежения»[151].