Скальпель и перо - Леонид Петрович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И влез-таки в неё – в номенклатуру,
Где всё как есть, что надобно душе:
Большой оклад, закрытые пакеты,
Кремлёвка – шоколадные брикеты
И самого закрытое клише.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Жду не чуда, не святого дива.
Неисповедимы все пути.
Невозможно жить без перспективы,
Без звезды-надежды впереди.
Взлёты.. Спады.. Мировые сдвиги…
Всё что в силах – подпирай плечом!
Вот уж перспектива новой книги!
Перспектива сына – быть врачом!
Новой строчки трудное рожденье,
Как похмелье на людском пиру…
Перспектива жизнеутвержденья,
Перспектива послужить добру.
Чтение стихов (не просто чтиво!).
Дерзкая мечта – не быть во мгле.
Некая – в задумках – перспектива.
Перспектива мира за Земле.
Вся земля! – что душу обольстила.
Все друзья! – которых обойму.
Всё – во мне! И даже перспектива,
Даже не подвластная уму.
Всё – во мне: надежды и обеты.
Всё влечёт, уставшего, меня -
Перспектива светлого рассвета,
Перспектива завтрашнего дня.
Слушать стародавние мотивы.
Сердце новой песней обогреть.
Надо верить!
А без перспективы
Можно ненароком умереть.
Люди!
Перспективою живите,
Высекая искру из кресал.
«Прописная истина! Простите»,
Как Землянский некогда сказал.
***
Строфу тарю, Благодарю
Своё тяжёлое прозренье.
Смотрю в лицо календарю.
А в нём – мой стих -
Стих-откровенье.
А календарь-то отрывной,
Его листки, как листья клёна
Летят на берег островной,
Мелькают в дымке отдалённо.
И в каждом листике – судьба
Однополчан, друзей и близких
И грусть, и радость, и борьба, -
В снегах Российских – обелиски.
Ах! Календарный листопад,
Попридержать бы как-то надо!
Бессменный промельк дней и дат…
…Пестрит в глазах от листопада.
НОЧНАЯ
ЗАПИСЬ
Я этой грани одолеть не смог,
Постичь истоки юности далёкой
И глубины, и дали синеокой.
…Плывёт аквамариновый дымок
И всё покрыто дымкой-поволокой.
А что за гранью?
И была ли грань?
А может, грань в граните затаилась?
Хоть расшибись, хоть до крови тарань -
Какая заумь? Ну скажи на милость?
То низвергаюсь, то взлетаю ввысь…
То слушаю напев ночного табора,
То вдруг в башке одна абракадабра -
Бредовая алхимикова закись…
Я б ничего не знал,
не появись
Вот эта самая
Моя ночная запись.
***
День выстрадан раздумьями и болью,
Отгрохотал. Затем притих и сник.
Я вновь и вновь перед самим собою
Предстал. Как совесть времени возник.
Судилище ночное. Но за что же?
И за какие тяжкие грехи?
Я вновь своё безвременье итожу -
Пишу исповедальные стихи.
В прожилках промерзающих речушек -
Кристаллики ночной голубизны.
Из дальних далей искони и вчуже
Врываются в мои больные сны.
Я новые перечеркнул чертоги
(Остафьевский отпелся соловей)
И вновь и вновь больничные тревоги
Влекут в неотвратимости своей.
Леса снимают летние одежды…
И в этой круговерти бытия -
Со мною снова новые надежды
В преодоленье собственного «Я».
ОСЕННИЕ
ЦВЕТЫ
…И где-то там – во глубине души,
В первичности не изначальной
О, как они прекрасно – хороши
В своей красе задумчиво-печальной!
Они ещё совсем не отцвели
Живут в моей поэзии (не прозе),
На лепестках – последние шмели.
Хотя они почти в анабиозе…
СОСНЫ
Они, отнюдь, не корабельные,
В преклонном возрасте моём
Поют мне песню колыбельную
О чём-то прошлом, о былом.
И я иду за далью памяти,
Стихи про сосны говорю,
Как будто научились грамоте
Понять вечернюю зарю.
Постичь рассвет и ночи-ноченьки
И где-то, где-то на краю
Земли, где нет уж моей доченьки.
А, может, там она – в раю?
Гляжу, как в детстве, в дали гумные,
Что пахнут сеном (ворошить!),
А люди добрые и умные
Мне помогают видеть! Жить!
Объять на свете необъятное,
Постичь на праведном веку,
Постичь в себе всё непонятное.
Глядеться на Москву-реку.
***
Живём, как будто мы бессмертны,
Теряя дни, порой года.
И ждём, что кто-то нас заметит -
Всё образуется тогда.
Но после сутолоки буден
В тревогах вновь не спится нам,
И беспощаднее, чем судьи,
Себя мы судим по ночам.
Так почему, входя в рассветы,
Под листопад календаря,
Живём, как будто мы бессмертны,
Опять теряем время зря?
***
Такое благо получить
Хочу в тиши лирической
И тихо душу полечить
Картиной идиллической.
Забыть тревоги и войну
И вспомнить пору дальнюю
И погрузиться в тишину
Пускай, в сентиментальную.
Забыть, как плавилась броня,
Как шли страной пожарища.
…Не осуждайте вы меня,
Друзья мои – товарищи.
За эту блажь, за эту боль,
За память искромётную,
За трудный бой с самим собой,
За слабость мимолётную.
***
Откуда-то, из мозговых глубин
Минувшей ночью вспомнилось мне детство.
И небо снова стало голубым,
Но боль души, что никуда не деться.
Я вновь припомнил как детей спасал.
От этого великодушья не легко мне…
Но этих строк я вроде не писал,
А кто их создал, господи, не помню.
Всё повидавший на пути своём,
Изведавший все горести на свете,
Из благ земных молю я об одном -
Пусть никогда не умирают дети.
Я понимаю: этому не быть,
Смерть без разбора расставляет сети,
И всё ж я не устану говорить:
«Пусть никогда не умирают дети».
Не распуститься дереву опять,
Которому зимой весна не снится,
О невозможном если не мечтать,
То вряд ли и возможное свершится!
Я мир воспринимаю без прикрас,
И жизнь не в розовом я вижу свете.
И всё-таки кричу в сто первый раз:
«Пусть никогда не умирают дети!»
16-ти летний Леонид Попов. Учеба в Оренбурге.
***
Всё близкое! И люди дорогие!
Вновь тянется к перу моя рука -
Живёт во мне святая ностальгия -
Непостижимо сладкая тоска.
Я будто вновь седлаю Сивку-бурку
И снова -
По распахнутой земле
Я мчусь и мчусь
К родному Оренбургу
И чуть в глубинку -
К милой Губерле.
МОЁ ЗЕМНОЕ ИЗНАЧАЛЬЕ
П.И. Фёдорову
1
Ах, горы-долы, ковыли, закат,
Черёмуховый дым, яры, да речки.
До этих пор на дедовском наречье
Они со мной по-свойски говорят.
В душе моей по-прежнему живут
Какоё-то сладкой болью неизбывной,
Приходят в сны
То песней заунывной,
То радужной – когда пшеницу жнут.
Весь этот мир рассветом осиян -
С янтарною речушкой Чебаклою,
С нависшею над Чебаклой скалою
По прозвищу преданьему Шихан.
А со скалы – родная Губерля! -
Моя станица распахнёт объятья…
Я был доверчив и хотел объять я
Всё необъятное по имени Земля.
А как её, родимую, объять
Припасть к ней – до сыновьего рыданья?! -
Понять её сказанья и преданья,
Постичь – как душу на кресте распять?..
Увы, такому не было дано
Свершиться просветляющему чуду.
Оно и по сей день со мной повсюду.
Забыть такое – пред людьми грешно.
2
Хмелящий запах первой борозды!..
И вороньё за лемехом – гурьбою…
Да, боже мой! Мне век бы жить с тобой,
Моя земля, где дедовы кресты;
Где горы-долы, ковыли, закат,
Черёмуховый дым, яры да речки,
Которые на дедовском наречье
До этих пор со мною говорят.
…Бывало, в зной – купанье лошадей!
Ребячий праздник. Крик, многоголосье…
У Рыжки в гриву спелые колосья
Вплелись. Он любит эту из затей.
Как старый дед плывёт себе, кряхтит,
Вздуваясь крупом над зеркальной водью.
А я бросаю мокрые поводья
И вижу – Рыжка на меня глядит,
Косится на крутые берега,
Гривастый, сильный, бархатные ноздри.
А над водою – солнечная роздымь
Течёт медово в синий перекат.
И по сей день душа моя поёт…
Мне никуда от этих дум не деться.
О, как бы я хотел вернуться в детство,
В мальчишество станичное моё,
Туда,
В мою станицу Губерлю,
К тем родникам,
в ту даль,
в тот день вчерашний,
В тот сенокос,
в ту молотьбу
да пашни -
Наивно я судьбу свою молю.
Но я молю,
Как зёрнышки мелю
Под жерновами время и пространства.
Да будет свято это постоянство
И преданность тому, что я люблю.
И что любил. Чем в юности жилось.
То самое земное изначалье,
Что радостью и нежною печалью
В душе моей потом отозвалось.
3
Над Чебаклою плыл вечерний дым…
До робости и до сердечной дрожи
Всё пригласить Есенина Серёжу
Хотелось мне к станичникам своим,
Чтоб почитал он нам свои стихи,
Казачьи песни ниши бы послушал -
Не только голоса, а наши души, -
И как горланят наши петухи.
Он был в те годы от стихов хмельной.
А то – счастливый, то, увы, понурый,
С волнисто-золотистой
