Сорок бочек арестантов - Ольга Немытова

К концу вечера история размоталась. Боря нашел какую-то секту, каких-то «галактических братьев». Братья обладали «третьим глазом», общались с галактическим разумом и параллельно, прикрываясь идеей спасения человечества, шустро продавали по маркетинговой сети вышеупомянутые приборчики. Кстати, приборчик стоил триста долларов. Лилечка стенала и умоляла Борю пожалеть ее и ребенка. Лиля рыдала. Лиля прекратила с ним разговаривать. Она даже пустила в ход тяжелую артиллерию и угрожала разводом и разделом имущества. Но просветленный Боря был непреклонен. Он уверовал в свое спасение и третий глаз. Приборчик придавал ему силы в борьбе. И моя подруга на время прекратила сопротивление, решив переждать, пока муж перебесится.

Поначалу, когда Боренька перед сном запихивал магноблок под супружеское ложе, Лилютипало, она нервничала и билась в истерике, как мотылек о стекло. Она прибегала ко мне и надрывно шептала:

- Я ничего не могу. Ни спать, ничего. А вдруг оно излучает?

- Лилька, это же китайский товар, ну что он может излучать. Даже если он первое время что-то и излучал, так у него уже кончилась батарейка, или он сломался и сидит себе тихо... Сколько у тебя прослужил тот китайский массажер, месяц? Нет, китайские термосы - это святое, они вечные. Но их же делал еще Мао Цзедун, что ты хочешь? А сейчас в Китае почти не расстреливают, так они и делают вот такие приборы... Успокойся и выпей кофе. Или сходи к косметичке. В конце концов, если он хочет спать с магноблоком - пусть спите магноблоком. Заведи себе кого-то, наконец.

Через полгода Лиля успокоилась, стала называть прибор «говноблоком» и кажется, кого-то завела. Она перешла спать в другую комнату и протянула туда Интернет.

Но это Лиля успокоилась, а не Боря. Третий глаз ему свербил - и он занялся целительством прямо не выходя из своей сапожной мастерской. Он приводил туда каких-то теток и врачевал им чакры. Как это ни странно, тетки не иссякали. Наоборот, они множились и распускали слухи о боренькиных талантах по городу и области. Сейчас Боренька имеет вполне приличные деньги, истребляя в богатых домах потусторонние сущности и убирая хвосты негативной энергии. А Лиля сидит в «Одноклассниках» и никак не может с ним развестись - потому что раздел имущества с человеком, у которого открыт третий глаз

- дело хлопотное и непростое.

- Я знаю про третий глаз, сказала я Саше. - Третий глаз очень затрудняет раздел имущества с бывшими женами.

Саша посмотрел прямо мне в лицо, покраснел и кажется, впервые меня увидел. «Сделайте погромче!» - крикнул он через всю лужайку, явно переводя разговор на другое. Размякшие под солнышком, но дисциплинированные ученики вяло бросились исполнять указание Учителя. И стало громче. «Ды-ва кусочека каааалбаски....» - завибрировало пространство и шрапнельным залпом скосило верхушки камышей вокруг острова. Жизнь становилась невыносимой. Внутри меня в такт музону поднималась тихая и пронзительная ярость. Шум и ярость

- близнецы-братья, кто к нам с мечом придет, время разбрасывать камни - метались в голове бессвязные мудрости... Сами пристали- пусть сами и отбиваются, - вспомнилась мне поговорка одной моей сексуально озабоченной подруги. Мне отмщение и аз воздам, - ехидно сообщило подсознание, встраиваясь в ритм. Восприятие раздваивалось, картинки сливались, множились, и тени на земле создавали ощущение трещин между мирами. «Нудельман, Великий и Ужасный - вспомнилось мне. Повелитель Пустоты. Властитель Белого картонного треугольника, - Нудельман, вы видите этих идиотов? Я тут совершенно одна, не считая вас - так что мы будем делать?». В этот раз Нудельман не мешкал. Квадро-мега-гипер-какая-то там суперустановка подавилась междометием и смолкла. Во внезапно упавшей тишине жалко просипела какая-то деталь и в воздухе поплыл легкий аромат горящей проводки.

Саньясины и унтер-саньясины зашевелились и стали подползать к издохшему музыкальному монстру. Они разглядывали его, морщили лобики и сосредоточенно нюхали провода. «Угу, вы его еще палочкой потыкайте, вдруг он оживет», - доброжелательно подумала я и подмигнула Нудельману - в пространство. Лично я в воскрешение приборов, угробленных Нудельманом, не верила.

***

Рыбалка не задалась. Японские спиннинговые установки, позаимствовавшие дизайн у прославленного отечественного миномета «Катюша», лишь раз издали томагочевый писк. На крючке болтался карпик размером с ладонь, нервно вздрагивал хвостом и недоуменно лупал глазом на буддистскую ораву, пытаясь понять, как он сможет прокормить это кодло своим недорощенным телом.

Разочаровавшись в рыбалке, затеяли ловлю раков. Саньясины, розовые и пухлые, как лысые купидоны среднего возраста, совали свои сардельковые пальцы в рачьи норки. Возмущенные раки, естественно, щипали за палец, после чего получали в свой адрес порцию мата и выбрасывались на берег к саньясиновым дамам. Те бережно обхватывали раков за шейку гелевыми ногтями, взвизгивали и препровождали их в черный плотный пластиковый мешок.

Я подобрала одно из выброшенных на берег существ. Это была рачица, самка. Зеленовато-голубого цвета, с жирной гроздью мутно-серых икринок под брюхом. Она была тяжеловесна и неуклюжа, как беременная женщина. И я почему-то вспомнила, как на седьмом месяце мне пришлось пройти пешком всю тополевую аллею от Очакова до Николаевской трассы.

- Самое вкусное в раках - это икра, - произнес у меня прямо над ухом мокрый саньясин Гена в семейных трусах. Гена вынул из моих ладоней рачицу, обкапав меня водой, стекавшей с его жизнерадостного организма. Он обсмотрел добычу, вкусно пожмакал губами, видимо, представляя, как забросит ее в кипяток и потом будет постепенно высасывать из панциря, лопая во рту икринки.

- Все, хватит, мы замерзли! - донеслось из воды. - Нам тут уже раки все пообгрызали.

- Совсем все? - поинтересовался женский визгливый голос с берега.

- Вам на сегодня еще хватит, - долетело с реки. И все вокруг вдруг зашлось неудержимым хохотом в стиле леших и кикимор из советских фильмов-сказок.

Нависавший надо мной мокрый саньясин собрался было метнуть рачицу в кулек асовским броском, но передумал, видимо, испугавшись, что икра может брызнуть во все стороны. Он вразвалочку подошел к кульку, уложил туда финальную добычу и достав откуда-то из семейных трусов толстую алюминиевую проволоку, плотно обмотал горловину мешка.

Когда солнце стало приобретать помидорный оттенок и со стыда поплелось прятаться за серебристые ветлы, разложили шашлычный костер. Рядом на костер поменьше водрузили двухведерный казан - варить раков. Кто-то предательски настраивал гитару. Я отошла от костра к куче рюкзаков и клетчатых сумок. В черном пластиковом пакете раки скрипели панцирями и давили друг друга в поисках выхода. У меня не было выбора. Я размотала алюминиевую проволоку и вернулась к костру. Компания пребывала в той стадии подпития, когда любовь к ближнему противоположного пола наполняет сердца и рвется наружу в виде шансона под гитару. Шашлык подгорал, роняя капли свиного жира в огонь и наполняя вселенную благоуханием чадящего сала. Рачий котел медленно, но неумолимо закипал.

***

- Ддеушка, вы нам не поможете? - я подняла глаза на голос и уткнулась ими в мощную грудь, отчасти упакованную в итальянский купальник со стразами, - Надо вот это порезать, раков варить, - где-то на уровне моего носа появился объемистый пук укропа.

- С удовольствием! - ответила я, старательно пряча злорадство, - Сполосну только.

Споласкивать зелень я пошла мимо рачьего мешка. Два последних рака молодцевато и целенаправленно маршировали по направлению к речке. На всякий случай я заглянула в пакет- там вяло шевелился самый последний, мелкий и квелый. И тут я опробовала тот бросок, который побоялся совершить саньясин Гена - рак описал стройную дугу в сумеречном небе и с тихим плеском вернулся на историческую родину. Затем я плотно затянула проволоку на пустом пакете, вымыла укроп и с чувством выполненного долга отправилась его резать. Черный плотный пакет заботливо хранил в себе Великое Ничто.

Я крошила укроп мелко, с удовольствием. Кажется, даже насвистывала про себя «Янки дудль» - а потом, вымыв руки, ушла в выделенную мне палатку.

- Гена, тащи раков, вода кипит! - пропела грудь в итальянском купальнике.

- На старт! - подумала я.

- Бегу-бегу, несу-несу - отозвался жизнерадостный Гена.

- Внимание... - подумала я.

- ....твою мать! Кулек пустой! Раков - ни одного нет!

- Марш! - скомандовала я.

- Блин, а кулек целый! И проволока на месте... Как они просочились?

Я тихо вылезла из палатки, неся к костру кружку, наполненную овсяными хлопьями. Невозмутимо прошествовала сквозь метушню обездоленных буддистов, сосредоточенных уже не на потере, а на поиске козла отпущения. И подойдя к котлу, скромно спросила у Саши: «Вода закипела? Можно мне кипяточку, овсянку запарить?».