Отражения - Мария Николаевна Покусаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резкие тени сделали лицо Присциллы хищным и злым, заострили скулы. Прикрывая огонек ладонью, Прис подошла к столу и поставила на него подсвечник. И отошла в сторону, на самую границу светового круга.
– Есть несколько упражнений для того, чтобы научить одаренного ребенка контролировать силу и направлять ее. Это, – послышался шелест ткани: Прис махнула рукой в сторону свечи, – одно из самых простых. Погасить, а затем снова зажечь свечу.
– Почему не наоборот? – спросила я, подходя ближе.
Из сумрака раздался смешок:
– Чтобы зажечь несуществующий огонь, леди Лидделл, ваших скромных талантов не хватит. А вытащить его из тепла, оставшегося в фитиле… может быть, получится.
Я уставилась на огонь – и тут же отвела взгляд в сторону, потому что привыкшим уже к сумеркам глазам стало больно. Светлое пятнышко так и зависло передо мной, пришлось проморгаться.
Темнота вокруг снова зашелестела: кажется, Присцилла села на один из стульев.
– Помните, о чем мы с вами говорили во время нашей первой беседы о магии?
– Да.
– О чем, леди Лидделл? – голос Присциллы был ровным. – Что есть суть вашего таланта? Что вы сейчас должны сделать?
Это было похоже на то, как усталый и потому уже равнодушный до доброты препод начинает подсказывать тебе на экзамене тему, в которой ты откровенно плаваешь – и не важно, по незнанию или от волнения.
– Талант помогает изменять мир согласно воле волшебника, – неуверенно ответила я. – Погасить огонь – это изменение.
– Конечно.
Кажется, она кивнула.
– Но я могу просто подойти и задуть ее…
– Или затушить пальцами, или использовать специальный колпачок, или просто бросить в воду, окно или даже камин – формально свеча погаснет в любом случае. Формально – вы измените мир так, как того желаете. Но наша цель сейчас не в том, чтобы погасить ее, а в том, чтобы вы сделали это с помощью магии.
Я снова осмелилась посмотреть на огонь – глазам все еще было неприятно. Свеча горела удивительно ровно, будто бы здесь не было ни сквозняков, ни шевеления воздуха от нашего дыхания или движений. Язычок пламени тянулся вверх, чуть дрожа, растаявший воск блестел.
– Что вам говорит ваше воображение, леди Лидделл? – Присцилла снова пошевелилась.
– Ничего, – призналась я, чувствуя себя неимоверно глупо. Пожалуй, предложи она мне произнести нараспев какое-нибудь заклинание на неизвестном языке, я бы чувствовала себя менее глупо и неловко.
– Плохо, – едко сказала Присцилла. – Маг с молчаливым воображением – плохой маг. У вас есть… скажем, четверть часа. Если хотите – медитируйте, глядя на огонь, говорите с ним, пойте ему колыбельную… Не вслух, конечно, а то я боюсь, что ваши вокальные данные могут оказаться не лучше ваших навыков рисования. А я подожду.
Я сжала и разжала пальцы.
– И не буду комментировать ваши действия, – добавила Присцилла мягче. – Воля ваша.
Растаявший воск подтопил тонкий контур свечи и стек вниз, застыв на кромке подсвечника, не дающей ему капнуть на стол. Огонь задрожал, но быстро выровнялся.
– А как мы поймем, что это я, а не, например, сквозняк?
– Поверьте, вы будете знать, – Присцилла постучала кончиками пальцев по столешнице. – Даже если сквозняк будет вызван вашей волей, вы отличите ее от случайности.
– А что бы сделали вы? – Я посмотрела в сторону силуэта леди дель Эйве. Огонь бликовал на пуговицах ее платья.
– Я? – она изумилась не то вопросу, не то тому, что я осмелилась его задать. – О, милая… Я бы вспомнила, что такое процесс горения, и попыталась повлиять на него изнутри или снаружи. Или договорилась бы с огнем, представив, что он – живое существо. Но хватит с вас подсказок. Действуйте, – она снова махнула рукой. – Я жду.
Я подошла к столу, придвинула себе стул и села, положив локти на стол, так, чтобы свеча оказалась почти у меня под носом.
С того момента, как я посмотрела в глаза чему-то огромному и древнему, и мир вокруг сначала распался на тонкие нити Силы, а потом снова стал самим собой, магия внутри меня застыла. Я не чувствовала ее – точнее, я не чувствовала в себе вообще никаких изменений, кроме странной, почти стерильной пустоты в голове после транса и пару дней спустя. Эта пустота сделала меня очень спокойной и послушной, даже равнодушной к тому, что происходило вокруг, и мне казалось, что я словно бы вышла из комы. Очень слабая, но отдохнувшая на много лет вперед.
А вот магии – как покалывания в пальцах или чувства тепла, растущего где-то в солнечном сплетении – этого не было. И я не торопилась ее искать. Вместо этого я училась держать в руках перо, подчинить которое было той еще задачкой, и, как бумага – чернила, впитывала все те знания, которые пыталась вложить в мою голову Присцилла – и не только она.
Каждый волшебник, вспоминала я, глядя, как плавится и оплывает воск, каждый, кто обладает талантом, должен уметь подчинять силу своей воле и своею же волей направлять ее в нужную сторону. Каждый волшебник делал это по-своему – просто потому что каждый волшебник был в итоге человеком со своими мыслями в голове. Магия не давала готовых схем – все эти кристаллы, щелчки пальцами, заклинания и арки порталов придумали люди, просто эти люди были достаточно умны, чтобы не только осознать некие принципы, но и облечь их в форму, понятную большинству. Большинство – вроде меня – беззастенчиво этим всем пользовалось, но при столкновении лоб в лоб с конкретной задачей, которую нужно было решить здесь и сейчас, не имея под рукой волшебной кнопки изменения реальности, оказывалось беспомощным.
Поэтому я молчала и слушала, как потрескивает сгорающий фитиль.
Присцилла тоже молчала, как и обещала, но с каждой минутой, с каждой каплей воска, стекающей вниз, это молчание становилось тяжелее и тяжелее.
Я чувствовала неприятно-щекотное чувство, бегущее вдоль позвоночника, потому что, кажется, мне устроили что-то вроде небольшого экзамена, а я сейчас его эпически заваливала – к явному неудовольствию экзаменатора. И если я ее разочарую, Присцилла не станет это скрывать – ни передо мной, ни перед остальными. Думать и искать решения, чувствуя, как над тобой нависает меч
