Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На каминной полке была свалена всякая кухонная утварь, надо сказать совершенно бесполезная, поскольку хозяин запретил нам готовить в квартире. Единственным украшением служила здесь пустая бутылка из-под вина, которое мы с Ирен выпили в день нашего знакомства. Теперь, поскольку цветов нам все равно никто не дарил, в бутылке стояла метелка для пыли, сделанная из красно-зеленых петушиных перьев. Надо добавить, что метелку до моего появления в квартире крайне редко использовали по прямому назначению.
Спальня Ирен, в которую она меня часто приглашала, словно в знаменитый салон, была еще более необычной. Первый визит в этот по-византийски роскошный покой едва не обернулся для меня обмороком, когда я заметила в неосвещенном углу темный силуэт.
– Да ладно тебе, Нелл, не бойся, – рассмеялась Ирен. – Безголовые женщины не просто безвредны, но и бесполезны. Как же мало мужчин отдают себе в этом отчет!
Я внимательно всмотрелась в силуэт. Им оказался напоминающий формой песочные часы манекен, обитый черной трикотажной тканью, из тех, что используют портные. Как и у всех манекенов подобного рода, головы у него не было, имелся лишь металлический штырь, торчащий из шеи, над которым цвела роскошная бледная лилия. Неудивительно, что я приняла силуэт за призрак с обезображенным лицом.
Ирен встала у манекена, по-свойски положила руку ему на черное плечо и ухмыльнулась, как уличный мальчишка:
– Я зову ее Джерсийской Лилией[7], – озорно и вместе с этим нежно промолвила она, воткнув в ткань манекена шляпную булавку.
– Как Лилли Лэнгтри, – вдруг дошло до меня. Я не уставала поражаться своеобразному чувству юмора Ирен. Подойдя поближе к манекену, я спросила: – Как ты думаешь, у них с принцем Уэльским… ну… в общем, правду про них говорят?
– Если Лилли не стала его любовницей, значит, она дура, а он дурак даже больший, чем она, – резко ответила моя подруга.
Подобного ответа я не ожидала:
– Но она же замужняя женщина!
– Принц тоже женат.
– Кроме того, она дочь священнослужителя.
– Дочки священников как раз в первую очередь поддаются искушению. Какой толк быть праведницей? Воздаяние за безгрешную жизнь обычно разочаровывает.
– Ирен! Не знай я, что ты шутишь, я бы стала волноваться за твою душу или как минимум репутацию.
– Забыла, что у меня нет ни того, ни другого? Я актриса, – парировала она.
– Неужели ты одобряешь безнравственное поведение миссис Лэнгтри?
– Конечно, нет. При этом я не могу отказать ей в уме. Ты с ней знакома? Нет. А вот я – да.
– И какая она из себя? – Мне хотелось, чтоб вопрос прозвучал равнодушно, но у меня ничего не получилось.
– Я как раз собиралась тебе об этом рассказать, – с улыбкой ответила Ирен. – На самом деле – ничего особенного. Слухи о ее красоте сильно преувеличены. Профиль у нее рельефный, мужеподобный, одним словом, напоминает ножовку. Впрочем, подобный профиль художники-эстеты предпочитают называть греческим.
– А как же ее портрет на рекламе мыла? Она там настоящая красавица.
– Это всего лишь картинка. Рисунок. На самом деле мужчина, разбирающийся в женщинах, счел бы ее не привлекательней грузчика. Впрочем, не буду отрицать, у нее есть определенный шарм. В тот вечер, когда Лилли познакомилась с принцем Уэльским, она носила траур – стояла себе в черном, собрав волосы в скромный пучок, среди расфуфыренных дам. Понятное дело, что на общем фоне она выделялась, как скворец, затесавшийся в стайку малиновок.
– И она привлекла внимание принца?
– Ну конечно. Если хочешь выделиться в осеннюю пору, когда опадают листья, лучше одеваться в зеленое, чем во что-нибудь пестрое, желтое и огненно-красное. Кроме того, у Лилли в привычке смеяться над условностями, по крайней мере самыми тривиальными, и потому она редко носит корсет.
– Ходит без корсета… – Подобное поведение было за гранью моего понимания. – Но почему?
– Хватит, довольно о Лилли Лэнгтри. Мы и так уже уделили ей излишне много внимания. Все равно ее роман с принцем окончен, и она снова полезла на сцену. Нахалка лишает работы нас, завоевывавших место под солнцем упорным трудом и талантом, в то время как она развлекалась, избегая света рампы. – В голосе Ирен звучало неподдельное раздражение. – В нашей безнравственной профессии, Нелл, сложно добиться успеха и безо всяких распутных дилетанток, мечтающих о театральной карьере.
– Если ты хотела потрясти меня своим цинизмом, Ирен, то у тебя ничего не получилось, – без всякой искренности заявила я. – Ты никогда не будешь вести столь аморальную жизнь, как она. Даже ради карьеры.
– Это верно, – посерьезнев, согласилась Ирен, воткнув в манекен еще одну булавку. – Я не подушечка для иголок и не готова добиваться намеченных целей, приняв горизонтальное положение. Наверное, поэтому мне вряд ли стоит рассчитывать на большой успех.
– Может, ты выйдешь замуж и уйдешь со сцены?
– Никогда. Замужество представляет собой кричаще безвкусный обмен свободы на безопасность. Кроме того, эта безопасность мнимая, ведь кто как не муж решает, что жене можно, а чего нельзя. Брак – это лишь сделка, скрепленная вместо контракта гражданскими церемониями и религиозными ритуалами.
– Я всегда считала брак священным союзом, главным, наивысшим долгом, который обязана исполнить каждая женщина. Порой в силу обстоятельств некоторым женщинам оказывается не под силу его выполнить, – я вспомнила о болезни нашего сладкоголосого викария Джаспера Хиггенботтома и запнулась, сглатывая образовавшийся в горле предательский комок, – однако мы все-таки о нем мечтаем. И вот теперь ты говоришь, что брачный союз – западня и бред. Тебя послушаешь и приходишь в отчаяние – столь незавидной получается женская доля.
– Прошу тебя, Нелл, не отчаивайся! Не надо думать, что раз большинство безропотно смиряется со своим уделом, уподобляясь овцам, которых гонят на заклание, мы обязаны следовать их примеру. Мы из тех овечек, у которых хватает мозгов сбежать с бойни, чтобы вновь весело резвиться на лужку. – Она отвернулась от манекена и улыбнулась: – Кстати сказать, я хотела попросить тебя о помощи. Мне надо решить, что надеть. У меня во вторник утром важная встреча.
– Снова прослушивание? Новая опера? Гильберт и Салливан[8] опять что-то сочинили?
Ирен покачала головой:
– Все далеко не так банально. Мне предстоит познакомиться с мистером Тиффани.
– Мистером Тиффани?
– Это же знаменитый ювелир из Нью-Йорка. Ты что, с необитаемого острова?
– Нет, из Шропшира, – отрезала я, обеспокоенная тем, что Ирен уважительно назвала Тиффани мистером. – Надеюсь, ты собираешься встречаться с ним не в Нью-Йорке?
– В Нью-Йорке? Вряд ли. Я легка на подъем, но летать пока не научилась. Нет, наша встреча состоится на Трафальгарской площади, в отеле, где он сейчас проживает.
– Но так нельзя!
– Это еще почему?
– Ты оправишься к нему в отель? Одна? Утром? Тебя могут принять за…
– За актрису? Да, я знаю. Ну и что? Нелл, неужели ты не понимаешь, какая мне подвернулась роскошная возможность себя проявить! Ко мне обратился по конфиденциальному делу первостепенной важности сам Чарльз Льюис Тиффани. Его ко мне направило агентство Пинкертона. Неужели ты хочешь, чтобы я с ним встречалась здесь?
– Боже, нет, конечно! Это было бы еще более неуместным.
– Кроме того, «Морли» – очень хороший отель. Если бы на моем месте оказалась миссис Лэнгтри, поверь, слухов было бы не больше.
– Тогда решено. Я пойду с тобой.
– Никогда прежде не слышала столь непоколебимой уверенности в твоем голосе. А ты не боишься, что тоже станешь объектом нелицеприятных сплетен?
– Это не важно, – расправила я плечи, – пусть чешут своими погаными языками о нас обоих.
– Славно сказано, – улыбнулась Ирен. – Кроме того, твое присутствие добавит мне определенный вес. Я могу сказать, что ты моя секретарша.
– Но это же ложь, – с сомнением промолвила я.
– Отнюдь. Возьмешь блокнот и будешь все записывать, – с торжествующим видом парировала подруга.
– Ты права, – подумав, согласилась я.
– Значит, договорились. Во вторник утром мы встретимся с мистером Тиффани в гостинце «Морли». Ты будешь вести записи. А теперь помоги мне выбрать подобающий наряд для столь важного свидания.
Я с удовольствием приступила к делу. Мне все больше и больше нравилось одевать Ирен. Несмотря на ее броскую внешность, гардероб моей подруги был на удивление небогат и состоял в основном из недорогих платьев, купленных на уличных рынках. Лишь правильный выбор деталей туалета да ленты, кружева и прочие с безупречным вкусом подобранные аксессуары помогали Ирен преображаться, наряжаясь в соответствии с требованиями обстоятельств и ее настроением.