Красивая, как ночь - Лиз Карлайл

— Она, конечно, разумная девочка, милорд. И вообще термин безумие несколько устарел. Я много лет работала с врачами, а также с их пациентами и встретила не более полудюжины случаев, которые, можно было бы охарактеризовать как безумие. Однажды на лекции в Венском университете…

— Ты имеешь в виду медицинскую школу? — перебил он с сомнением в голосе. — Но ведь женщинам не разрешают изучать подобные вещи.

— Ну да, — признала Хелен. — Но если у человека есть хорошие друзья, можно иногда посещать больницы, незаметно присутствовать на лекциях.

— Хм! — такова была бесстрастная реакция Кэма. Он стал листать другую книгу, и в его глазах появилось любопытство. — А это что?

— Трактат по применению психотерапии, — быстро перевела с немецкого Хелен, радуясь, что Кэмден Ратледж хотя бы не вышвырнул ее книги в окно, как сделал один из ее прежних хозяев. — А вот эта, — сказала она, с нетерпением указывая на третью книгу с загнутыми уголками страниц, — написана моим соотечественником, мсье Пинелем, директором больницы Bicetre. Он считал кровопускание или клизмы неэффективными методами лечения умственных расстройств и отверг их.

Кэм поморщился, затем взглянул на нее, подняв густые брови.

— Должен признаться, мисс де Северз, вы меня поражаете. Как, скажите на милость, можно поставить диагноз умственного расстройства? Кстати, я начинаю опасаться, что последние два дня страдаю этой болезнью!

Хелен бросила на него вопросительный взгляд.

— Надеюсь, милорд, вы согласитесь, что термин «умственное расстройство» более предпочтителен, нежели «безумие».

— А разве не может человек страдать и тем и другим? — спросил он с мрачной улыбкой.

Борясь со смехом, Хелен попыталась не обращать внимания на его поддразнивание.

— Возможно, у Арианы умственное расстройство. Я не вправе это утверждать, поскольку я не врач. Но если она сообразительная…

Кэм захохотал.

— Как лиса, — ответил он, возвращаясь к своей обычной серьезности. — Это мнение дилетанта. А ученые мужи настаивают, что она глуповата. Тем не менее год назад я нанял ей первую гувернантку, пытаясь научить ее читать и считать.

— Я не ошибаюсь, полагая, что она уже начинала говорить? — спросила Хелен, вспомнив слова Брайтсмита.

— Да, первоначально ее словарный запас был даже велик для ее лет.

— Она, конечно, выглядит физически здоровой. Но может ли она учиться? Например, может ли Ариана выполнять словесные приказы? Играть в простые игры? Может ли связно думать?

Кэм заколебался, озадаченный и обиженный натиском Хелен.

— Разумеется. Я убежден, что Ариана неглупа, просто она боится. А если человек не говорит…

— Вот именно, — сочувственно произнесла Хелен. — В таком случае трудно узнать причину, не так ли?

Она решила не мучить Кэма расспросами, пока не проведет больше времени с девочкой. Их разговор явно причинял ему боль, намного полезнее узнать все от самой Арианы.

Глава 4

Но от любви лекарства нет

Неожиданно Кэм придвинул стул, уселся возле письменного стола и жестом пригласил Хелен последовать его примеру. Чтобы сохранить дистанцию, Хелен предпочла сесть по другую сторону. Кэм вел себя так, словно они целую вечность были старыми друзьями, что, впрочем, было недалеко от истины. Поставив локоть на стол, граф оперся подбородком о кулак.

— Послушай меня, Хелен. — Взгляд серых глаз печально устремился куда-то вдаль. — Я желаю Ариане только лучшего, надеюсь, ты это понимаешь? Я хочу, чтобы у моей дочери была счастливая жизнь, и сделаю все от меня зависящее, чтобы она ни в чем не нуждалась. Как в материальном, так и в эмоциональном отношении. И я не допущу, чтобы она стыдилась за себя или за свою семью. Я не позволю, чтобы она росла, как Бентли и Кэтрин, — всегда на грани общественного унижения, когда их будущее определялось мнением света.

Хелен с недоумением посмотрела на него:

— Кэм, я не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня.

Кэм слегка покраснел.

— Я слишком отклонился от темы, да? — спросил он с мрачной улыбкой. — На мою долю выпало исправлять положение семьи, как в прямом, так и в переносном смысле. Все, чего я прошу — ради Арианы! — помоги мне понять, что лучше всего сделать, чтобы она была счастлива. Я отказываюсь верить, что моему ребенку невозможно помочь! — Он ударил кулаком по столу. — Просто отказываюсь!

— Кэм, я сделаю все, что в моих силах. Обещаю тебе.

Словно устыдившись всплеска чувств, граф замолчал.

— Извини, — сказал он наконец, — что я поранил тебе палец.

Положив руку на стол, Хелен провела кончиком пальца по царапине.

— Может, я должна попросить еще десять фунтов за опасную работу?

Кэм взял ее за руку и повернул к свету, чтобы получше рассмотреть царапину.

— Думаю, жить будешь, — сухо произнес он, отпуская ее руку.

Хелен аккуратно сложила руки на коленях.

— Да, пожалуй. У меня были раны и посерьезнее.

Кэм никак не отреагировал на ее высказывание и снова замолчал.

— Значит, ты обещаешь остаться? — спросил он.

— Если ты этого хочешь, — ответила Хелен, понимая, сколь неразумно ее решение. — Я останусь по крайней мере на те шесть месяцев, за которые ты заплатил.

Вздохнув с явным облегчением, граф взглянул на пустой шкаф, дверца которого была по-прежнему открыта.

— Иногда я не могу не думать, что в этом и доля моей вины. То есть Ариана так замкнута, потому что я… Ну, ты наверняка знаешь, какой я.

Хелен откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на него.

— Когда-то я хорошо знала тебя, — тихо призналась она. — В молодости ты был достаточно молчаливым. И вообще чересчур серьезным.

— Это я и имею в виду.

— Вряд ли причина в этом, — сказала Хелен больше себе, нежели ему. — Хотя некоторые виды наследственных заболеваний переходят к детям, однако немота — крайне редко. У Арианы это скорее проявление внутреннего страха. Возможно, реакция на какую-то травму? Но совсем не то, что передается по наследству, вроде кривого носа или голубых глаз.

Кэм вдруг напрягся, и в его голосе зазвучали холодные нотки:

— Я говорю не о наследственной болезни. Я убежден, что дело не в этом. Возможно, страх, о котором ты говоришь, это страх вырасти такой же, как я, — чересчур серьезной, чересчур погруженной в себя. И теперь, когда ее мать умерла, перед ее глазами уже нет никого, кто мог бы служить ей примером обычного, нормального человека.

Хелен видела, что он говорит вполне серьезно.

— Ах, Кэм, это же совершенная ерунда! — успокаивающе засмеялась она. — Лучшего примера для подражания ребенку не найти, потому что с тобой все в порядке. А я, кстати, всегда считала тебя почти совершенством.