Игла Стёжки-Дорожки (СИ) - Тарьянова Яна

«Почему?»

— По двум причинам. Люди довольно быстро поняли, что запрещение колдовства оставило их беззащитными перед последствиями Исхода Свечана. Из руин лезет всякая дрянь — недобитые порождения артефакта и бродячая шваль с Кромки, почуявшая легкую добычу. Камень с поврежденными, но не снятыми наговорами, ведет себя непредсказуемо, становится хищным, если на него попала капля крови. Когда стало ясно, что человеческими силами и техникой это не победить, львов, работавших на МЧС и еще не уехавших на второй континент, пригласили на государственную службу. Ликвидаторами, официально принятыми в штат отрядов быстрого реагирования на магические инциденты. Плохо было то, что для нас не сделали исключения. Волшба по-прежнему запрещена, и мы должны решать проблемы тайком, чтобы этого никто не видел. Все согласившиеся живут или в резервациях, или в домах, контролирующихся системой государственного видеонаблюдения. Все носят ошейники-ограничители. Никаких послаблений. Мы ничем не лучше прочих — второй сорт, да еще и рискующий получить тюремный срок за применение заклинаний. Если донесет начальство или кто-то из товарищей. Жасмина сразу отказалась оставаться. Я заколебался. Кто-то же должен исправлять последствия, понимаешь?

«Понимаю», — тихо отозвался человек.

— Скорее всего, я бы уехал. Слишком много ограничений. Маруша не трогают, пока он маленький, а что будет через пару лет, когда он подрастет и станет крупнее… не знаю. Плохо то, что на Втором континенте свои проблемы. Когда мы подали документы на выезд, мать попросила меня приехать для разговора. Она поддерживала связь с уехавшими подругами, перезванивалась, когда выпадала такая возможность. Известия неутешительны. Львы дичают. Людей на Втором континенте практически не осталось. Консервируются электростанции, перестают работать вышки связи, закрываются производства, магазины. Школы — не говоря уже об отделениях университетов. Это неудивительно. История знает много примеров одичания оборотней. Только мирное сосуществование с людьми побуждает нас развивать лучшие свойства двуногой половины. Если львы, волки, медведи или иные оборотни замыкаются среди себе подобных, звериная половина быстро берет верх. В летописях других миров полно таких примеров. Самый известный — драконы. Оборотень-лев может одичать за пару лет. Зверь сильнее, потому что он проще. Ему не нужны ни автомобили, ни микроволновки, ни сотовые телефоны. Саванна, охота, добыча, спаривание с супругой — это все, что нужно для счастья. Я не хочу такой судьбы ни себе, ни сыну. Я не хочу жить там, где магия не запрещена, но никому не нужна. Не хочу, чтобы мой ребенок рос неграмотным. И, в то же время, боюсь, что, оставаясь здесь, влипну в неприятности. Или не влипну, но лет через десять Маруш обвинит меня в том, что я обрек его на существование второсортного существа в ошейнике. Боюсь, что путь на Второй континент закроется — самолеты уже не летают, аэропорт закрыт. Пока еще океан бороздят пассажирские корабли. А если их отменят? Страшно уезжать, страшно оставаться. Я не знаю, что делать.

Димитос проговорил это вслух. Вспомнил о хожене, спрятанном на заднем дворе, представил его во всех подробностях: от вытертых шерстяных узелков на проволочном кольце до облупившегося лака на болтающихся деревянных башмачках. «Иди, куда охота, от Ярышника до Летнего Солнцеворота».

Он потряс головой, отгоняя искушение. Сам бы решился, пробудил дремлющее заклинание, вышел на Кромку, проверил, открыт ли путь в другой мир. Решился. Если бы не Маруш.

Часть 3. Дмитрий. Глава 1. Экскурсия

Выходные удались на славу. Дима настрелялся, Маугли выгулял — тот по лесу набегался так, что лапы заплетались — и заказ взял. Возможность еще раз прожить минуты счастья стоила неприятностей с законом. В понедельник все сотрудницы школы и многие родительницы отметили: «Вы, Дмитрий Генрихович, прекрасно выглядите». Хорошее настроение продержалось до обеда, даже сообщение о том, что школа заминирована, его не испортило. Эвакуация? Ну и замечательно. Внеплановый обеденный перерыв с чашкой кофе. Пусть полицаи побегают, коридоры и парты обнюхают. Если что-то найдут — тогда наступит время напрягаться.

Накрыло в кафе, словно кто-то душу на кулак намотал и крепко дернул. Сразу вспомнился Дым. Неужели он каких-то глупостей наделал? Дима позвал и получил ответ. Длинный ответ, тягостный, прояснивший многое. Видимо, Дым там у себя хорошо сосредоточился, потому что Дима не только слышал хрипловатый усталый голос, а временами еще картинки видел, да такие скверные — фильм ужасов отдыхает. Развеялись всякие сомнения — не врет, что гривастый и хвостатый, это не сказки. Дима чувствовал страх и ярость льва, добиравшегося домой, к львенку и львице, после активации артефакта. Зверь бежал в отдаленный район из центра, прыгая через заборы, проползая под поваленными деревьями, пересекая железнодорожный виадук. Промелькнувшие воспоминания убедили: человек так двигаться не может. Дима будто сам на лапах пробежался, от удивления дух захватило.

Он провалился в чужие воспоминания, разделил боль безысходности и долго не мог вернуться в реальную жизнь. Проходившая мимо тетя Сара потрясла его за плечо, чтобы сообщить, что полицейские сняли оцепление и пора возвращаться в школу, а Дима оцепенел, почти не отреагировал. Напугал заботливую еврейскую бабушку — еле ворочал языком. В итоге кое-как отоврался, что придремал и нехороший сон увидел, получил настоятельную рекомендацию сходить к психологу: «У тебя, Димочка, наверняка ПСТР». Дмитрий Генрихович подумал, что все беды современного человечества проистекают оттого, что люди ходят к психологам, ищут внутренних детей, пьют таблетки и малюют картинки цветными карандашами, вместо того чтобы взять винтовку и пострелять по мишеням. Но тете Саре, конечно же, соврал, что сходит к психологу в ближайшее время.

Жизнь Дыма он обдумывал до вечера. Кое-что по-прежнему было непонятно, и, как подозревал Дмитрий Генрихович, некоторые детали всегда будут скрыты сумраком для чужака. Он тоже не смог бы объяснить Дыму, почему ему в бундесвере служить было бы западло, даже если бы звали, хотя он приехал из страны-победительницы фашизма. Не из тех, кто проиграл. А мужу тети Сары, латышскому еврею, служить в бундесвере было нормально, до пенсии дослужил. И при этом День Победы каждый год праздновал, красный флаг вывешивал, и регулярно летал к родственникам в Израиль, где ходил на парад. От таких выкрутасов у Дмитрия Генриховича мысли в голове в морской узел завязывались, он и для себя не мог это по полочкам разложить, не то, что для кого-то другого.

Вечером навалилась тоска. Дым молчал и Дима уже хотел зарулить в пивную, чтобы как следует напиться, но вспомнил, что в прошлый раз, после перебора нормы, чуть не подрался с поляками, а драться ему сейчас было нельзя — взял заказ. Он прогулялся, заглянул к паре приятелей, купил три астраханские воблы — икряные, по цене как будто золотом нашпигованные — набрал в супермаркете пива и пошел домой. Покормить кролика колбасой, посолонцевать, поплевывая чешуей.

На первом глотке пива его осенило. Он крепко зажмурился, мысленно заорал:

«Дым! Слушай! Мы же как-то встретились в детстве? Может быть, мне в Кабамбайбатыр поехать, отыскать тот дом? Я место приблизительно помню. Попробуем воссоздать ситуацию. Я могу из окна прыгнуть, например. Вдруг у тебя получится ко мне пройти? Не сказать, чтобы это прямая дорога к счастью, но я тогда Вовку с Лёхой напрягу, добудем тебе и мелкому какие-нибудь фальшивые документы. Уедем туда, где к документам никто внимательно не присматривается. Я поработаю на заказах. А потом придумаем, как тебя легализовать».

«Нет, — отозвался Дым. — Спасибо, Дима. Но это не поможет. Дело не в физическом присутствии в определенной точке. Теоретически, на Кромку можно выйти откуда угодно. Это как в метро спуститься в незнакомом городе, если наткнулся на вход. Спуститься можно, а дальше что? Если проводить аналогию — как добраться до места назначения, если у тебя нет схемы движения поездов, и ты не знаешь, как называется станция, на которой тебя ждут? Когда-то мы спустились на одну и ту же станцию. Я до сих пор не знаю, почему. Это могла быть случайность без какой-либо подоплеки. Это могла быть чья-то волшба — выставленная приманка. Один старый волх — это колдуны, которые сражаются бок о бок с оборотнями и чтят Чура и Свечана — сказал, что видит у меня на запястье кровавую нить. Что это метка бога-пограничника, и меня призовут в ряды Стражей. Возможно, тебе или мне — или обоим — было суждено служить в отрядах Чура, но о нас забыли. Я не знаю. Но знаю, что нашу встречу невозможно повторить, даже если ты выпрыгнешь в окно в Кабамбайбатыре, а я опять упаду с дерева в парке неподалеку от дома».