Летящие строчки. Сборник - Ольга Евгеньевна Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но думать некогда. Нужна повязка. Нужно остановить кровотечение. Слава Богу, хоть вены не задеты.
Я делаю перевязку, почти физически ощущая мамину боль.
Тогда с этой болью удалось справиться. С физической болью вообще справляться легче, чем с душевной.
А сейчас… Сейчас опять боль. Там, в трубке, за много-много километров.
И я не могу заставить себя обработать эту рану и наложить тугую повязку. Я малодушно меняю тему. Я боюсь сделать хуже.
Я не знаю, как продолжать брать интервью у человека, который, вспомнив какой-то эпизод из своей жизни, вдруг начинает плакать – не стесняясь ни меня, ни диктофона. Потому что больно.
Я не знаю, как вести себя с чужой болью. Она сразу же захватывает и меня, я чувствую ее – по-своему, но сильно.
И я говорю после паузы:
– Мам… Ты знаешь – тут такая история у нас на работе…
СПЯТ УСТАЛЫЕ ИГРУШКИ: ЧУТЬ-ЧУТЬ СКАЗКИ ИЗ ДЕТСТВА
– И что? Не спит?
Бывший когда-то рыжим, а сейчас выцветший Лисенок растерянно смотрел на остальных с высоты шкафа, на который его усадили две недели назад.
– Нет, Лисенок, – вздохнула с горечью Розовая Зайчиха, одной лапой прижимая к себе Зайчонка, а второй утирая набежавшие слезинки со своих больших красивых глаз. – Не спит. Не пойму только – боится или грустит.
Лисенок покусал себя за кончик обтрепанного хвоста. Уж кто-кто, а он знал, что Девочка не может спать без любимых игрушек. Да только вот взрослые решили, что большая уже – 8 лет, надо отучать. Ему, Лисенку, пришлось хуже всех – отправили на высокий шкаф именно потому, что он был самой любимой Девочкиной игрушкой. Остальных не прятали. Но строго-настрого запретили Девочке брать их к себе в кровать.
– Она плачет, – неожиданно тихо прошептал плюшевый пес Мухтар. Игрушки дружно затихли и навострили ушки.
– Ну почему так?! – донесся отчаянный всхлип из-под одеяла. – Почему, почему?
Лисенок решительно спрыгнул со шкафа:
– Я сейчас, я успокою…
Но лапы товарищей дружно подхватили его и удержали. Зайчонок укоризненно прошептал:
– Ты что? Ее ведь за это накажут!
Лисенок прикусил кончик хвоста сильнее обычного. А из-под одеяла были слышны тяжелые вздохи, всхлипы и тоскливый шепот:
– Мамочка, ну что плохого я сделала? Мамуляаа…я хорошей девочкой буууудуууу....я и так учусь на одни пятерки, и за год отличницей выйду....только давай вместе, в одном доме жить, забери меня к себеее…или приедь и не уезжай больше… И игрушки мне с собой спать не разрешают укладывать....потому, что я плохая, да? Мамочка, я исправлюсь, честно, и вещи на место буду убирать…и подружек в гости водить не бууудуууу......буду тихонечко уроки делать, книги читать, посууууду мыть....
Розовая Зайчиха залилась слезами так, что вымочила и Зайчонка, и сидящего рядом Мухтара. Лисенок бессильно развел лапы. Он мог бы утешить Девочку в два счета, но сейчас боялся сделать ей хуже.
А рыдания из-под одеяла не прекращались. Они были по-прежнему тихими, но звучали всё жалобнее и беспомощнее.
Игрушки молчали. И тут Лисенку пришла в голову удивительная идея.
Да, им нельзя быть с Девочкой в кровати. Но возле кровати находиться никто не запрещал!
– Давайте сделаем вот что… – прошептал Лисенок друзьям.
Они встали вокруг кровати, взявшись за лапы. И запели колыбельную. Ту самую, любимую Девочкину колыбельную, которую ей пела мама давно-давно. Ну, то есть, это была просто песенка из мультика, однако для Девочки она была самой настоящей колыбельной:
Дождик босиком по земле прошел,
Клены по плечам хлопал…
Под одеялом стало тише. Еще несколько всхлипов и судорожных вздохов. И вскоре в ночи раздавалось только сонное дыхание. А игрушки пели, пели до конца:
– А когда наоборот – трудно…
* * *
Утром бабушка, войдя в комнату разбудить Девочку в школу, обнаружила на полу возле кровати мягкие игрушки. Они лежали странно – словно взявшись за лапы. А Девочка сладко спала, улыбаясь во сне…
ОЧЕНЬ СТРАННАЯ ИСТОРИЯ, или ВСТРЕЧА С СОБОЙ
– Представляешь, снег опять растаял!
Я вздрогнула от неожиданности: мои собственные мысли произнесли громко за спиной. Чувствуя, как мою спину буравит чей-то взгляд, медленно обернулась.
На меня смотрела… я.
Нет. Не отражение в зеркале. Просто вторая я.
– Эт-т-то что еще за новости? – моя рука автоматически потянулась к ближайшей сковородке. – А ну б-б-брысь от-тсюда!
Ехидная поза. До невозможности знакомый взгляд – презрительный, словно говорящий: "Ну что за детский сад?"
– И что? Саму себя будешь лупить?
Я прижалась к холодильнику:
– Чего т-т-тебе надо?
– На минуточку: ты совершенно не заикаешься, – насмешливо прозвучало в ответ. – А надо мне, чтоб ты наконец обратила на меня внимание!
– Какое… внимание?
– Для начала – пойми одну вещь. Я у тебя есть. Понимаешь?
– Так ты не глюк?
Обиженное молчание. Знакомо. Сейчас либо уйдёт (я мысленно потерла руки), либо перетерпит.
– Нее. Не уйду. Хватит уж.
– Че-чего хватит?
– Меня гонять! – вторая я вздохнула прерывисто, как будто собиралась плакать. – Всё "подожди" да "потерпи". Всё "потом", да "завтра", да "когда деньги будут".
Голос как у капризной маленькой девочки.
– К-когда это я тебя гоняла?!
– Не помнишь… – вздохнула вторая я и принялась загибать пальцы. – А вот просила тебя порисовать. Краски, бумагу найти, кисточку в руки взять. А ты мне: "давай потом, сейчас сил нет!".
В голове забрезжило понимание, но прежде чем сформулировался вопрос, вторая я продолжила загибать пальцы:
– Просила в выходной поспать подольше – не дала: "работать надо". Просила в зеркало получше посмотреться, полюбоваться – "страшная, чего разглядывать!". Просила пироженку купить – "перебьешься, и без того толстая!"..
Заревела в голос.
– Аааа…а плааатьее… вообще не хотела
