Золотое рандеву - Алистер Маклин

В этих пределах помещалось не так уж много. Мостик, штурманская рубка, сигнальный мостик и все каюты офицеров и кадетов. Это все можно было смело отбросить. Столовая, камбуз, кладовая провизии, офицерская кают-компания, телеграфный салон и прямо рядом с ним другой салон, проходивший под названием гостиная. Для жен и дочерей миллионеров, не разделявших жгучего интереса своих мужей и отцов к выпивке в компании биржевого телетайпа, он предоставлял возможность выбора. На эти помещения я потратил сорок минут. Все они были в это время безлюдны. Транзисторный приемник размером меньше спичечной коробки я еще мог, пожалуй, пропустить, но ничего большего.

Оставались, таким образом, лишь пассажирские каюты, и первые среди них на подозрении - каюты палубы "А". Каюты палубы "Б", следующей по ходу вниз, также находились в пределах достижимости, но когда я мысленным взором окинул шарашку колченогих старых развалин, населявших эти каюты, среди них мне не удалось найти достойного кандидата, способного выйти из десяти секунд на предложенной дистанции. А в том, что убийца не женщина, я не сомневался. Тот, кто убил Броунелла, одновременно не только прикончил Бенсона, но и задевал его куда-то, а в нем было ни много ни мало сто восемьдесят фунтов.

Итак, палубы "А" и "Б". И ту, и другую нужно было завтрашним утром протряхнуть сквозь мелкое сито. Я молил бога, чтобы хорошая погода с утра выманила пассажиров на верхнюю палубу и дала возможность стюардам вместе с оправлением кроватей и уборкой кают провести тщательный обыск. Таможня Ямайки, правда, один уже провела, но тогда искали механизм длиной свыше шести футов, а не радиоприемник, который в наш век миниатюризации легко мог быть спрятан в любой из шкатулок с драгоценностями, составлявших непременную часть багажа каждой миллионерской супруги.

Мы шли теперь уже почти прямо на норд-ост, под тем же густо-синим, усеянным крупными звездами небом. "Кампари" слегка раскачивался с борта на борт, когда под его килем лениво пробегали пологие валы мертвой зыби. Перемену курса на восемьдесят градусов мы растянули почти на полчаса, так, чтобы никакой случайный пассажир-полуночник не смог узреть отклонение корабля от фосфоресцирующего на поверхности моря следа винта. Разумеется, все эти предосторожности летели псу под хвост, имей любой из наших пассажиров хотя бы смутное представление об ориентировании по звездам или, на худой конец, способность отыскать на небе Полярную звезду.

Я не спеша прогуливался по шлюпочной палубе, когда неожиданно заметил приближавшегося капитана Буллена. Он поманил меня рукой в укромный темный уголок подле одной из шлюпок.

- Я так и думал, что найду вас где-нибудь неподалеку, - вполголоса сказал он, сунул руку во внутренний карман кителя и вложил мне в ладонь нечто холодное и твердое. - Надеюсь, вы умеете обращаться с подобными игрушками.

Вороненая поверхность металла тускло отражала трепетный свет звезд. Автоматический пистолет, один из трех кольтов, лежавших на цепи под замком в сейфе в капитанской каюте. Наконец-то капитан Буллен осознал серьезность положения.

- Умею, сэр.

- Отлично. Засуньте его себе за пояс или куда там еще эту пакость засовывают. Никогда не думал, что его так дьявольски трудно на себе спрятать. Вот запасная обойма. Бог даст, не придется нам их пускать в дело, - у капитана, следовательно, тоже имелась аналогичная штука.

- Третий пистолет, сэр?

- Не знаю, - он заколебался. - Я думал, Вильсону.

- Он славный парень. Но отдайте лучше боцману.

- Боцману? - голос Буллена зазвенел, но вовремя вспомнив о необходимости конспирации, капитан снова перешел на шепот. - Вы знаете устав, мистер. Это оружие можно использовать только в случае войны, пиратского нападения или мятежа. И передавать его можно только лицам в чине офицера.

- Устав мне дорог, сэр, но собственная шея дороже. Вам известен послужной список. Макдональда. Самый молодой старшина за всю историю коммандос, список наград на листе не умещается. Отдайте его МакдональДУ, сэр.

- Посмотрим, - проворчал он. - Посмотрим. Я только что был в плотницкой кладовой. С доктором Марстоном. Впервые видел этого старого жулика потрясенным до глубины души. Он согласен с вами, считает, что вне всякого сомнения Броунелл убит. Слушая его оправдания, можно подумать, что он уже сидит в камере "Олд Бейли". Но мне кажется, Макилрой прав. Симптомы практически одни и те же.

- Так-то оно так, - с сомнением сказал я. - Но будем надеяться, все будет в порядке.

- Что вы имеете в виду?

- Вы знаете старого доктора Марстона так же хорошо, как и я, сэр.

У него в жизни две страсти: ямайский ром и вечное желание показать, что он всегда в курсе всего, что ни происходит. Опасная комбинация. Помимо Макилроя, Каммингса, вас и меня, единственный человек, кто знает, что Броунелл умер неестественной смертью, это боцман, а он никогда не проболтается. Доктор Марстон - совсем другое дело.

- Пусть вас это не волнует, мой мальчик, - несколько самодовольно успокоил меня Буллен. - Я предупредил нашего уважаемого доктора, что если он хотя бы возьмется за стакан с ромом до нашего прихода в Нассау, то через неделю уже будет списан на берег, и никакой лорд Декстер ему не поможет.

Я попытался представить себе, как кто-то говорит нашему почтенному аристократу-доктору нечто подобное, но рассудок мой не отважился на такое кощунство. Но старик Буллен был назначен коммодором компании не за здорово живешь. Я был уверен, что он сделал все в точности так, как заявил.

- Он не снимал с Броунелла одежду? - поинтересовался я. - Рубашку, в частности?

Коммандос - диверсионно-десантные отряды специального назначения.

- Нет. А какое это имеет значение?

- Это всего лишь предположение. Просто тот, кто душил Броунелла, должен был упираться пальцами ему в шею сзади. Мне кажется, сейчас полиция может снимать отпечатки пальцев даже с некоторых сортов ткани. Во всяком случае, им не составит никакого труда снять отпечатки с белоснежного накрахмаленного воротничка сорочки Броунелла.

- Нельзя сказать, что вы многое упускаете, - заметил Буллен задумчиво. - Разве что только, вероятно, упустили свое призвание, когда выбирали профессию. Еще что-нибудь?

- Да. Насчет погребения в море завтра на рассвете. Последовала длительная пауза, затем усталым тоном человека, слишком долго сдерживающего себя и начинающего уже терять терпение, он осведомился:

- Какое еще, к черту, погребение на рассвете? Тело Броунелла - это единственное, что мы сможем предъявить полиции в Нассау.

- Погребение, сэр, - повторил я. - Но не на рассвете. Скажем, около восьми утра, когда некоторые пассажиры уже поднимутся для утреннего моциона. Вот что я имею в виду, сэр.

Он достаточно спокойно выслушал меня, размышляя. Когда я закончил, Буллен медленно кивнул головой раз, другой, третий, повернулся и, не сказав ни слова, ушел. Я шагнул на освещенный пятачок между двумя шлюпками и взглянул на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Макдональду обещал, что сменю его в двенадцать. Я подошел к поручню и встал, опершись на него руками, пяля глаза на неторопливо набегающие на борт мерцающие валы и тщетно пытаясь раскинуть мозгами, что же все-таки стоит за событиями этого вечера.

Когда очнулся, было двадцать минут первого. Не хочу этим сказать, что отдавал себе отчет, который теперь час, как только проснулся. Я вообще ни в чем не отдавал себе ясного отчета. Да и трудно отдавать, когда голова зажата в гигантских тисках, а глаза ослепли. Невозможно отдавать отчет в чем-то ином, кроме этих тисков и слепоты. Слепота. Мои глаза. Глаз мне было жалко. Поднял руку и после недолгих поисков их нащупал. Они были покрыты какой-то коркой, а когда я содрал эту корку, под ней оказалось что-то липкое. Кровь. Мои глаза заливала кровь, она слепляла веки и делала меня незрячим. По крайней мере, я надеялся, что незрячим меня делает именно кровь.

Тыльной стороной ладони стер с глаз еще немного крови и прозрел. Не совсем, правда. Вернее, даже совсем не так, как видел обычно. Звезды казались уже не теми сверкающими проколами в темном пологе неба, а какими-то бледными дрожащими пятнышками, как сквозь затянутое морозом окно. Протянул дрожащую руку, пытаясь дотронуться до этого окна, но оно вдруг растворилось и исчезло, а рука моя уперлась во что-то холодное и металлическое. Потратив усилие, растянул пошире веки и увидел, что передо мной действительно нет никакого стекла, а рукой я трогаю нижнюю перекладину поручней корабля.

Теперь я видел лучше, по крайней мере, лучше, чем попавший на яркий свет крот. Я лежал в нескольких дюймах от шлюпбалки. Что интересно, черт побери, собирался я делать, лежа головой в шпигате, в нескольких дюймах от шлюпбалки? Подтянув руки, резким рывком перевел свое тело в полусидячее положение. Локти по-прежнему опирались о палубу. Серьезная ошибка, весьма серьезная ошибка, поскольку мгновенно острая, парализующая боль огнем прошла от головы по шее и плечам и вновь повергла меня на палубу. Стальная палуба звоном отметила соприкосновение с моей головой, но я вряд ли даже простонал по этому поводу.