Газета Завтра 499 (24 2003) - Газета Завтра Газета

И это было еще только начало бесподобной акции, куда потом втянулось много самых крупных и берущих кучу денег за отмазку жуликов газет. Телепередача "Человек и Закон" посвятила серию сюжетов снова взятому на польской границе подсудимому, выдававшемуся теперь за крупного ученого, без пяти минут доктора и уже кандидата экономических наук. И людям, хоть чуть сведущим, было, конечно, смех смотреть, как Трунов, якобы ничем кроме науки сроду не грешивший, сидит в Краснопресненской пересылке, где обитателей как сельдей в бочке, в отдельной камере с холодильником и книжными полками. И, как повествует телесъемщик, пыхтит там над своей докторской — как спасти экономически Россию...

Я же тогда много писал по криминальной теме, и потрясенные всем этим хорошевские законники меня зовут: "Не можешь как-нибудь на это возразить?" И я печатно выступил против лживых коллег, готовых обслужить за деньги хоть кого — кстати, ни один из них в ответ не пикнул даже. И рассказал, по материалам дела, как молодой ученый, он же мастер бокса, лишал своих немолодых уж жертв жилья. Работал он до посадки заместителем начальника отдела в администрации президента России — при этом слово ходатайство писал так: "ходатальство". Внутри этих "ходатальств" запятых не ставил и даже имя свое изобразить путем не мог, карябая "от Игоря Лонидовича". А у жены "ходаталя", бывшей сотрудницы прокуратуры и суда, изъяли целую кипу краденых служебных бланков с печатями, что тоже была в деле...

Там же имелась и такая характеристика Трунова за подписью ректора Московского заочного института пищевой промышленности: "Аспирант, блестяще защитивший кандидатскую диссертацию на актуальную тему... Ученый, имеющий длинный список научных трудов и подающий большие надежды в области экономики страны..." От этой, судя по всему, бумаги и плясал в печати и эфире весь труновский легион.

Как я узнал, Трунов действительно окончил в 1991 году тот институт, а через пару лет защитился на тему "Резервы использования производственных мощностей в сахарной промышленности". Нашел я в институтской библиотеке и соответствующий автореферат такого содержания: "Определяющими причинами неритмичности свекольно-сахарного производства являются простои оборудования... Предлагается: остановка сахарных заводов по окончании производственного сезона в строгом соответствии с установленным порядком..." Институтские специалисты так откомментировали это: "Чушь. Такое напишет любой шестиклассник, дай ему пару отраслевых сводок".

Не поленился я, поставив на уши всю Ленинку, отыскать и "длинный список научных трудов" Трунова, фамилии которого там не было ни в одном каталоге. Трудов всех, опубликованных в отраслевой брошюре, оказалось три, общим объемом около десяти страниц. И в них — примерно слово в слово то же самое: "Осуществление действенных мер по упорядочению сети свеклоприемных пунктов позволит обеспечить более ритмичную работу..." Но смею думать, что и эти труды крупный камерный ученый не писал своей рукой — которая в ту пору была занята по написанию указанных "ходатальств"...

В конце концов по бывшим в деле трупам ничего установить не удалось, и Хорошевский суд приговорил Трунова на 6 лет лишь за доказанные эпизоды по мошенничеству. Но вся мощная и весьма, могу предположить, дорогостоящая отмазная пресс-волна сыграла свою роль: Мосгорсуд отменил приговор — с мотивировкой удивительной. Дескать, судья неправомочно зачитал показания свидетеля, который должен был давать их сам. Но тот свидетель был уже давно убит — и сам явиться в суд никак не мог...

И тут хорошевские законники дали первую во всей этой плачевной для них эпопее слабину. Не отважась ни судиться против опорочивших их заказных лжецов, ни спорить с высшей инстанцией, они решили просто, тихо смолчав в тряпочку, провести назначенный им пересуд. Чтобы и волки как бы были сыты — и овцы по формальным основаниям защищены. Новый приговор просто отмел часть ранее доказанного и сократил срок наказания Трунову до 4-х лет.

Выходит он на волю — и сразу начинает действовать очень активно, не в пример пассивным судьям. Которые мне говорили, что попасть на прием к председателю Верховного суда даже для них нелегко, ждать надо месяцы — Трунов же попадает туда в считанные дни. И затем Верховный суд, к изумлению Хорошевского, отменяет и последний приговор — по так называемым нереабилитирующим основаниям. То есть при тех же процедурных ссылках пишется: все решения отменить за недоказанностью, дело производством прекратить.

Трунов вчиняет мне тот сумасшедший иск, прокуратуре — иск за незаконное содержание под стражей, а по судье Кулькову добивается служебного расследования на предмет отстранения от должности.

Моя безумно затяжная тяжба, запущенная пробивной четой Труновых, еще когда сам истец был в камере, то останавливалась, то возобновлялась, переносилась из одного московского суда в другой. Но самым большим потрясением для меня стало то, что родной Хорошевский суд, куда она в конце концов попала, меня и осудил за публикацию в его же, Хорошевского суда, защиту! Родную Хорошевскую прокуратуру тот же суд опустил на выплату Трунову компенсации за отсидку. И высекши таким путем самих себя, родные правоохранители, силовой хребет страны, расписались окончательно в капитуляции перед какой-то, якобы самим Рушайло защищенной — а на самом деле просто шибко бойкой парой. Но я, не стерпев такого безобразия, обжаловал свой приговор, и для меня все зашло на второй круг — который легко может растянуться еще лет на шесть...

Но меня все-таки волнует больше не сведение личных счетов с Труновым, а другое. Присудили мне все же не 3 миллиона долларов, а 3 тысячи рублей. Что при моих доходах тоже не весьма приятно, но отходив все годы по судам, я в пересчете на время-деньги потерял куда больше — и уже вовсе безвозвратно. Волнует меня, почему наш суд, да и вся правоохранительная система превращаются в какой-то балаган, который уже никого ни от чего не охраняет; в камуфляж уже не формой только, но и сутью?

Попробую из массы называемых сейчас причин этого выделить самую, на мой взгляд, главную. Лет 5 назад на заседании телевизионного пресс-клуба, где обсуждалась эта тема, я выступил с такой примерно речью. Есть у меня друг — очень толковый следователь прокуратуры. В свое время прокурор Москвы Пономарев распорядился: таких следователей от лишней писанины и дурацких дел освободить, дать каждому по паре оперов — и пусть работают сугубо по убийцам и бандитам. И друг показывает мне через полгода не без гордости составленный отчет: все свои десять висяков по убийствам он раскрыл. Причем настаивал, что все — благодаря верно построившему органы Пономареву. Но тут убивают Листьева, и Ельцин за это лично скидывает прокурора города, вся вина которого была лишь в том, что нагнал страху на московское урло. И вся раскрываемость по Москве немедленно идет на убыль. Мой друг, проработав всего день в следственной бригаде по Листьеву, опрометчиво залезшему куда не надо, и раскрыв морально это дело, пишет рапорт: "Прошу освободить меня от данной работы в связи с невозможностью ей заниматься, когда работать откровенно не дают". Вот вам и вся причина, почему не раскрываются дела, в особенности громкие, и кто так сделал, чтоб они не раскрывались.

В ответ на мою речь стихийно раздалось: "Вот это точно вырежут!" И в самом деле это из показа аккуратно вырезали. Кстати мой друг пришел во внутреннее убеждение по организатору того убийства во время обыска в офисе Березовского. Но когда до полной ясности уже был один шаг, грянул приказ: все обыски и прочие мероприятия по Березовскому прекратить. И я сильно подозреваю, что тот, кто снял Пономарева, тоже знал, кто грохнул всенародно полюбившегося шоумена. И устранил одного из самых ключевых тогда и добросовестных правоохранителей, порушил целую систему с той лишь целью исключительно, чтобы убийцу не нашли....

С моей машины как-то сперли колесо. Пошел я, как обычный заявитель в наш отдел, там юный оперок мне говорит: попробуем найти, конечно; только дело заводить не надо. А будете настаивать — я вас тогда допросами замучаю, а колесо уж точно не найду! Я говорю: и не сомневаюсь, что не найдете, хотя даже наш дворник знает, кто упер. Я от вас хочу другого: чтобы вы в нашем дворе хоть помаячили, а то пацаны, которые там у всех бомбят машины, не знают даже, что вы есть!

После него я поднялся к знакомому замначальнику по розыску — и говорю ему: ну если вы не будете открывать дел по мелочам, эти отвинченные пацаны после колес начнут отвинчивать и головы!

Но он мне отвечает: я могу, конечно, обязать сотрудника завести ваше дело. Но только должен буду после этого его уволить — в противном случае меня уволят. У нас план по раскрываемости: 70 процентов. А по колесам и подобным мелочам сейчас же будет куча висяков, за срыв процента ж — вплоть до увольнения. Поэтому порядочные опера, не в силах вынести этот идиотизм, от нас уходят — а приходит зелень. Кто — за пропиской, кто — откосить от армии, кто — набить руку и уйти дальше в частную охрану...