Роковая красавица Наталья Гончарова - Ирина Ободовская

Ссора матери с женихом взволновала Наталью Николаевну, и она вдогонку послала ему письмо, в котором, видимо, писала о неизменности своих чувств, а может быть, и о том, что мать сожалеет, что так погорячилась.

«Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна, – пишет Пушкин, – я у ваших ног, чтобы поблагодарить вас и просить прощения за причиненное вам беспокойство. Ваше письмо прелестно, оно вполне меня успокоило». Под впечатлением письма Натали Пушкин ищет примирения с тешей: «Почтительный поклон Наталье Ивановне, – пишет он в том же письме, – очень покорно и очень нежно целую ей ручки… Сейчас же напишу Афанасию Николаевичу. Он, с вашего позволения, может вывести из терпения. Очень поблагодарите м-ль Катрин и Александрии за их любезную память. Еще раз простите меня и верьте, что я счастлив только будучи с вами вместе».

Мы не знаем, что за сцену устроила Наталья Ивановна жениху дочери и какими оскорблениями его осыпала. Может быть, вспыльчивый и самолюбивый Пушкин несколько все преувеличивал: он был раздражен от постоянной затяжки свадьбы. Сам от так говорил о себе: «Характер мой – неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно – вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья…» Но, вспылив, поэт был очень отходчив и легко шел на примирение при первом же намеке с другой стороны. Так было и на этот раз.

Неожиданно в России началась эпидемия холеры, и карантин задержал Пушкина в Болдине на целых три месяца. Знаменитая болдинская осень – один из самых плодотворных периодов в жизни поэта.

Еще до поездки в Болдино, 31 августа, он писал Плетневу: «Еду в деревню. Бог весть буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь…»

Письмо Натали, которая уверяла его в своей любви и звала поскорее вернуться в Москву, вернуло ему необходимое спокойствие.

Трудно себе представить этот необыкновенный творческий подъем! Это был переломный период в жизни поэта. Уходила в прошлое первая молодость, бурно и не всегда счастливо прожитая, наступала пора зрелости. Пришла любовь, настоящая, единственная, и вот на пороге грядущего счастья все душевные и творческие силы слились в единый титанический творческий порыв.

Письма Натали поддерживали в нем уверенность в ее любви.

«…Наша свадьба точно бежит от меня; и эта чума с ее карантинами – не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба? Мой ангел, ваша любовь – единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка…Не лишайте меня этой любви и верьте, что в ней все мое счастье».

Пушкин беспокоится о невесте, не зная, уехали ли Гончаровы из Москвы в связи с эпидемией. Он пытался выехать из Болдина, но каждый раз вынужден был возвращаться: проезда в Москву не было.

Вернулся Пушкин в Москву только в декабре.

«Милый! – пишет он своему другу Петру Александровичу Плетневу, – я в Москве с 5 декабря. Нашел тещу озлобленную на меня и на силу с нею сладил – но слава богу – сладил. На силу прорвался я и сквозь карантины – два раза выезжал из Болдина и возвращался. Но слава богу, сладил и тут. Пришли мне денег сколько можно более. Здесь ломбард закрыт и я на мели».

По приезде в Москву Пушкин заложил Кистенево, получил 38 тысяч, из которых, как он пишет Плетневу, 11 тысяч дав в долг Наталье Ивановне на приданое, 10 тысяч – П. В. Нащокину (тоже в долг) и 17 тысяч оставил «на обзаведение и житие годичное». Свадьба была назначена на февраль.

Наконец, 18 февраля 1831 года в церкви Вознесения, что у Никитских ворот, Пушкин и Натали были обвенчаны…

Посаженым отцом невесты был И. А. Нарышкин, сенатор, тайный советник, дядя Н. Н. Гончаровой; посаженой матерью – А. П. Малиновская, жена начальника Московского архива иностранных дел. Малиновские – хорошие знакомые родителей Пушкина, последний, бывая в Москве, неоднократно посещал их. Посаженым отцом жениха был П. А. Вяземский, матерью – Е. П. Потемкина, жена гвардии поручика С. П. Потемкина, поэта и драматурга.

Остались позади тягостные два года, полные сомнений, переживаний, тревог.

«Все что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано, – писал Пушкин незадолго до женитьбы своему приятелю Н. И. Кривцову. – Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться» (10 февраля 1831 года).

Поэт был счастлив, вводя в свой дом – впервые в жизни у него появился свой дом! – молодую красавицу жену. Лучше всего его чувства к Наталье Николаевне выражены в прекрасном стихотворении «Мадонна».

Незадолго до свадьбы Пушкин снял на Арбате квартиру и заново отделал ее[19]. Накануне этого события Александр Сергеевич, по традиции, устроил у себя «мальчишник»—собрались самые близкие ему люди. Были брат Лев Сергеевич, Нащокин, Вяземский, Денис Давыдов, Баратынский, Языков, Погодин, Киреевский, Туманский и другие, всего двадцать человек. По описанию также присутствовавшего там московского почт-директора А. Я. Булгакова, в квартире было пять комнат: зал, гостиная, кабинет, спальня, будуар.

«Я принимал участие в свадьбе, – писал впоследствии сын Вяземского Павел (ему было тогда одиннадцать лет),– и по совершении брака в церкви отправился вместе с Павлом Воиновичем Нащокиным на квартиру поэта для встречи новобрачных с образом. В щегольской, уютной гостиной Пушкина, оклеенной диковинными для меня обоями под лиловый бархат с рельефными набивными цветочками, я нашел на одной из полочек, устроенных по обоим бокам дивана, никогда невиданное и неслыханное собрание стихотворений Кирши Данилова…»

А 27 февраля молодые давали у себя вечер. Булгаков писал брату: «Пушкин славный задал вчера (через 9 дней после свадьбы) бал. И он и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они как два голубка. Ужин был славный; всем казалось странным, что у Пушкина, который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство. Мы уехали почти в три часа».

По обычаю того времени, после свадьбы молодые делали визиты родным и знакомым, бывшим на свадьбе, прежде всего посаженым родителям. Их приглашали всюду. 22 февраля Пушкины были на балу у А. М. Щербининой[20], затем на маскараде в Большом театре; 1 марта участвовали в санном катании, устроенном Пашковыми, московскими знакомыми Пушкина. И везде новобрачная поражала всех своей необыкновенной красотой.