Соломон. Царь тысячи песен - Виктор Зонис

— Обидит? — ухмыльнулся Тутмос. — Это должно привести его в ярость! Или я напрасно положил здесь столько людей.

— Не понимаю, — растерянно произнес Сенмут, — не понимаю…

— Все просто, — махнул рукой Тутмос. — Соломон мечтал получить мощную крепость, еще больше укрепить ее и поселить там своих людей. Израиль был и остается нашим врагом, и женитьба его царя на моей сестре ничего не меняет. Скоро придет время, когда мы двинем все наше войско на Иерусалим, и я не хочу снова брать приступом еще более сильный Газер. Соломон никогда не сможет восстановить эту крепость, потому что нечего будет восстанавливать. И это оправдывает гибель лучшей половины моего войска!

Глава 9

Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это — суета!

О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно дает?» Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, а телом прибывал я в глупости.

Предпринял я большие дела: построил себе дома, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произрастающих деревья; приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; собрал себе золота и серебра, и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц для услаждения сынов человеческих и разные музыкальные орудия.

И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие, и глупость: ибо, что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано? И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое как преимущество света перед тьмою: у мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех. И это все — суета и томление духа!

Вскоре после падения Газера Иерусалим облетела удивительная весть — египетское посольство приближается к городу! Уже с раннего утра южные ворота были широко распахнуты, мусор прибран, и весь Иерусалим высыпал на улицы посмотреть на египетскую принцессу и ее свиту. Интерес к египтянам подогревали слухи, что в окружении невесты Соломона собраны маги и демоны со всего мира и что демоны эти имеют облик чудных зверей и посланы коварным фараоном на погибель Израиля. Любой другой город встретил бы эти страхи пустыми улицами и плотно закрытыми дверями — любой другой, но только не Иерусалим! «Разве наш Бог не сильнее египетских, всех вместе взятых? — успокаивали люди друг друга. — Разве наш царь не мудрее какого-то языческого фараона?» — спрашивали они соседей, изгоняя чужой смелостью собственные страхи. Их не сумела разогнать даже страшная духота, вот уже несколько дней сжимавшая город в липких объятиях.

Люди стояли долго и терпеливо, изредка лениво переругивались с юркими продавцами воды, снующими среди потных и горячих тел. Однако не все в городе изнывали от жары и суеверного страха. Поближе к дворцу, на мягких подушках и низких скамейках, под спасительной зеленью пальмовых деревьев, окруженные слугами и домочадцами расположились царские чиновники средней руки, богатые торговцы и левиты. Они лениво поглядывали в бесцветное, иссушенное беспощадным солнцем небо, жевали тягучие конфеты, запивая их терпким вином и кислым лимонадом. На изящных складных столиках перед ними горками лежали финики, виноград, инжир — вожделенный соблазн для наглых и назойливых иерусалимских мух. Здесь разговоры были более оживленные, а голоса вежливые и значимые; обсуждались не рога и копыта египетских демонов и даже не немощь египетских богов в сравнении с могуществом Единого и Всесильного, а невеста мудрого Соломона и приданое, которое дал за ней фараон. Каждый из них пытался понять, что знает о сокровищах, которые должны прибыть вместе с принцессой, его собеседник; откуда знает, и не придумал ли уже, как поживиться от этого еще неизвестного пока, но уже волнующего кровь сказочного богатства.

Ближе к полудню Ванея выстроил вдоль дороги, ведущей от городских ворот до царского дворца, по обе ее стороны, отборных воинов лучшего своего корпуса в полном боевом вооружении. Их копья были украшены разноцветными вымпелами, а щиты покрыты серебряным орнаментом. Воины стояли неподвижно, широко расставив ноги и наклонив пики, похожие на изваяния, вылепленные великим мастером из серебра и человеческой плоти.

Запели рожки, взвыли трубы, гулкой дробью растрескались барабаны, и египетское посольство вступило в город. Впереди процессии катились мощные, закованные в железо боевые колесницы, в каждой из которых находилось по трое солдат. В колесницы были впряжены цугом рослые, роскошно украшенные дорогой сбруей кони. Их головы прикрывали серебряные пластины, а гривы развевались на ветру искрами золотых нитей. Следом за колесницами в воротах показалась колонна чернокожих ливийцев. В отличие от богато одетых колесничих их мускулистые, лоснящиеся от пота тела прикрывали только узкие набедренные повязки. Ливийцы шли четверками, держа на плечах широкие, тяжело нагруженные носилки, содержимое которых было прикрыто от любопытных глаз тканью. За носильщиками, переливаясь золотом передников и шлемов, чеканили шаг египетские воины — личная гвардия принцессы. Двадцать последних из них держали на высоко поднятых руках крытые, усыпанные драгоценными камнями носилки. Процессию замыкали бритоголовые, в белых одеждах, мрачные и высокомерные жрецы, ведущие на коротких цепях яростно рычащих диких зверей — пантер, леопардов, львов.

Процессия, растянувшаяся на добрую тысячу локтей, проследовала через город и остановилась у царского дворца, заняв все прилегающее пространство — площадь, дворцовый парк, близлежащую улицу Прошло около получаса, и в распахнутых настежь дверях появился Соломон со своей свитой. Царь сел на трон и величественно взмахнул рукой. С новой силой взвыли трубы, из-за застывших в боевом каре колесниц выступили воины, ведомые главным жрецом. Солдаты подходили по одному, низко, до земли, кланялись, оставляя у ступеней дворца подарки фараона. Жрец каждый раз громко выкрикивал:

— Золотые украшения из храма Изиды!., жемчуг из сокровищницы Ашторет!.. слоновая кость из хранилища Амона!..

Гора из драгоценных даров разбухла, разрослась до подножия трона, грозя заживо похоронить царя в сверкающем саркофаге, и израильские воины стали поспешно уносить сокровища во дворец. Когда площадь очистилась, жрец, набрав в легкие воздух, что было сил выкрикнул:

— Главный подарок царю Соломону!

И, перекрывая удивленный возглас, вырвавшийся одновременно из сотен глоток, раздался грохот высыпанных из носилок камней.

— Хананейская крепость Газер! — поклонился жрец.

Наступила мертвая тишина. Египтяне и израильтяне, словно по команде, не зная, как реагировать на это, посмотрели на Соломона. Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице; взгляд, устремленный поверх голов, не опустился вниз; только сильнее сжали ладони подлокотники трона, и запульсировала часто на виске тонкая голубая жилка. Соломон медленно встал, подошел совсем близко. Он повернул голову в сторону своей свиты, и к нему немедленно подбежал Ванея; нагнулся и, поклонившись, протянул царю на вытянутых руках большой закопченный обломок. Царь внимательно посмотрел и стал медленно двигаться вдоль груды обгоревших камней; иногда задерживался на мгновение, и тогда Ванея протягивал ему очередной обломок.

Соломон вернулся к трону, остановился рядом с ним, на самой последней ступени лестницы, и, обращаясь к жрецу, произнес:

— Я думал всегда, что драгоценности привлекают нас, прежде всего, своим блеском. Теперь я понимаю: не все золото, что блестит, и не все алмаз, что сверкает. Теперь я понимаю, что самые драгоценные камни могут быть серыми и обгоревшими. Такими их делают пролитые кровь и пот. И я доволен главным подарком. Передай моему брату фараону, что царь Израиля Соломон вставит эти драгоценные камни в оправу новых, еще более мощных стен крепости Газер! Передай моему брату фараону, что царь Израиля Соломон обязательно пригласит его порадоваться вместе новым стенам и новой жизни крепости, за которую пролили столько крови и пота лучшие воины Египта. Передай моему брату фараону, что это будет скоро, очень скоро!

Ванея нагнал Иосафата у ступеней царского дворца.

— Куда так торопится уважаемый писатель? — спросил он.

— Наверное, туда же, куда и уважаемый командующий, — поклонился Иосафат. — К царю.

Ванея усмехнулся.

— Да, к царю стоит поторопиться. А зачем вызывает тебя Соломон?

Иосафат развел руками.

— Ума не приложу. Ранним утром прибежал ко мне гонец и передал приглашение. Я, на всякий случай, захватил с собой записи о пребывании посольства в Египте. Не знаю, что еще может понадобиться царю от меня.