Черные флаги - Мейсснер Януш

Так вот, он увидел Эльзу, отчаянно торгующуюся из-за костяного, окованного серебром гребешка для волос. Стал проталкиваться к ней сквозь толпу, но пока пробился на место, она уже ушла, оставив гребень в руках упрямого торговца. Ян торопливо едва не вырвал его из рук, не торгуясь заплатил запрошенную цену и, расталкивая толпу зевак, помчался за девушкой, которая тем временем исчезла из виду.

Так и не найдя её, расстроенный вернулся в гостиницу. Но и тут его ждало разочарование: немногочисленных гостей, потягивавших пиво, обслуживала толстая конопатая подавальщица с кухни.

Спросив про Эльзу, узнал, что сегодня та ещё не приходила. Она либо в городе, либо у себя.

— А где она живет?

Девушка подозрительно взглянула на него.

— Как это где? Тут, по соседству-и показала на низенький домик, примыкавший к конюшне. — Живет у конюха, она его родственница.

Поблагодарив, Куна вышел на двор, заставленный каретами и телегами, из которых выпрягали лошадей. Не знал, как убить время. Заглянул внутрь карет побогаче, вспугнул кота, дремавшего на стеганом сиденьи какого-то большого ландо и наконец присел на уступе стены у въездных ворот.

Он уже подумывал, не заглянуть ли ещё раз в мастерскую Корнелиса, когда вновь увидел Эльзу. Та возвращалась домой.

Кивнув головой в ответ на приветствие, хотела его миновать, но он загородил путь.

— Купила другой гребень, Эльза? — спросил он.

Та удивленно уставилась на него, наморщив брови.

— Ты за мной шпионил? — спросила она. — Невелика будет польза.

— Я вовсе не шпионил, — возразил Ян. — Чего мне шпионить?

— Затем тебя сюда и прислали.

Пожал плечами.

— Короче: я купил для тебя тот гребень, — сообщил он, вынимая его из-за пазухи.

Машинально протянула руку, но тут же её отдернула. Взглянула ему в глаза, а когда улыбнулся, губы её дрогнули, словно невольно тоже хотели улыбнуться.

— Очень милый, — заметил Ян. — И будет тебе к лицу.

Ловко вставил гребень ей в волосы, прежде чем успела отступить.

— Взгляни-потянул её к дверям лакированной кареты. — Тут есть зеркало.

Открыв дверь, поднял её вверх, чтобы могла взглянуть.

Эльза была так поражена, что даже не протестовала, а увидев отражение в маленьком овальном зеркальце, не могла на него сердиться. Так ей хотелось иметь этот гребень!

— Прошу, пустите меня, — в конце концов попросила она, разрумянившись и смешавшись.

Ян, выполняя это желание, острожно поставил её на высокую подножку кареты; она же, опираясь на его плечо, вынула гребень из волос и вертела его в пальцах во все стороны, а потом, уступив искушению, воткнула снова и вновь поглядела в зеркало.

Взяв себя наконец в руки, соскочила на землю, после чего Ян Куна узнал, что подарок его хоть и принят, но ему не стоит рассчитывать на какие-то доказательства благодарности, и особенно ни на какую информацию о жителях Антверпена, посещающих гостиницу и харчевню “In den Reghen-boogh”.

Это последнее заявление показалось ему странным и смешным. Ответил, что обыватели Антверпена его нисколько не интересуют, за исключением мастера Фредерика Корнелиса, который как раз уехал. Что же касается горожанок, интересует его исключительно Эльза, причем гораздо больше, чем Корнелис, возвращения которого он ожидает. Изложив свое кредо, хотел подкрепить его поцелуем, но Эльза увернулась.

— В самом деле ты знаешь мастера Корнелиса?

Пришлось рассказать, с какой целью он приехал в Антверпен, и после короткого колебания помянуть, на чьей службе состоит “Зефир”.

— Ах, вот как! — воскликнула она. — А я думала… — она огляделась вокруг. — В Антверпене полно испанских шпионов, — шепотом сказала она. — Крутятся они и у нас “Под зонтиком”…

— И ты приняла меня за одного из них, — подхватил он смеясь. — Никогда бы не подумал, что похож на шпиона. Ты должна просить прощения!

На этот раз уступив, чмокнула его в щеку, но ему этого было мало. Он хотел еще. И своего добился.

В субботу она была свободна, и после обеда они пошли вместе на берег Шельды, где большой бродячий цирк разбил свои шатры. Они разглядывали зверей, кормили морковью верблюдов, зебр и слонов, а потом смотрели на выступления циркачей и акробатов, жонглеров, лошадей, прыгающих через обручи и клоунов, передразнивавших их всех, отвешивая друг другу увесистые пощечины.

Когда они покидали с толпой зрителей шатер, пахнувший конским навозом и выделениями собранных там зверей, шел снег, а туман так сгустился, что не стало видно дороги. Держась позади, они шли за теми, кто оказался достаточно предусмотрителен, чтобы взять с собой фонари.

Довольная толпа с веселыми криками и смехом медленно продвигалась вперед к мосту, переброшенному через крепостной ров, окружавший город. Оставалось ещё много времени до закрытия городских ворот, так что никто особенно не спешил, а густой снег, необычный в ноябре, вызывал только шутки: все лепили снежки и бросались ими наугад.

Тут сквозь шум забавы долетел бой колокола. Толпа остановилась и умолкла. Колокол бил тревогу, а потом к нему присоединились другие: на гигантской соборной башне, на церквях святого Якова, святого Андрея и святого Георгия. Над всем городом, от Бруннетор до Кёнигстор, начало вставать алое зарево пожаров…

Люди бросились вперед, перешли на бег. Поднялся гвалт, но совсем не веселый. Тревога охватила горожан; беспокойство за тех, кто остался дома, опасения за сохранность имущества; страх перед неизвестной опасностью.

Издалека, сквозь все нараставший колокольный звон, слышен был шум, крики, выстрелы из мушкетов. На стенах громоздкой черной массы цитадели, воздвигнутой герцогом Альбой, блуждали лучи фонарей, а потом оттуда долетел звук одиночного выстрела.

Никто не мог понять, что происходит: может быть, неожиданная атака кораблей и войск Вильгельма Оранского со стороны порта? А может быть восстание заговорщиков-восстание против испанцев, как в Брюсселе, Роттердаме и Флиссингене?

Толпа неслась вперед, к городским воротам, сгрудилась у рва, ринулась на мост и вдруг смешалась, взвыла, стала убегать назад в страшном переполохе, а из устья улицы вслед за ней выскочили испанские солдаты, рубя, коля и стреляя наугад.

Потрясенный крик заглушил все остальное. Те, кто были сзади и не понимали, что происходит, напирали вперед; те, которых убивали на мосту, сталкивали друг друга в воду, топтали других, падали под ударами и пулями солдат.

Яна и Эльзу в толкучке отбросили в сторону, между постройками и заборами предместья, тянувшихся вдоль вала до основания холма, на котором вздымалась цитадель. Когда на мосту началась резня, изрядная часть перепуганных людей кинулась следом, ища спасения от свистевших вокруг пуль. Некоторые метнулись по уходящей вглубь кривой, незамощеной улице, в надежде что этим путем достигнут в безопасности соседних ворот, прикрытых выдвинутым перед стеной барбаканом, который охраняли обычно местные ополченцы. Но тут и с той стороны послышались выстрелы, раздались крики раненых и вопли о помощи. Люди кинулись назад, спотыкались, падали и больше уже не подымались.

Внезапно на задворках начался пожар. Пылали деревянные амбары или, может быть, конюшни, чьи чердаки забиты были сеном и соломой, и в пламени показались фигуры испанских солдат, которые старались окружить толпу и отрезать ей путь.

Ян увлек Эльзу в тесный закоулок, которым намеревался попасть в чистое поле, но и там уже были солдаты. Те впопыхах разграбили какой-то дом побогаче-под окнами его ещё валялись распоротые подушки и перины и ломаная утварь-и теперь, войдя в раж или в отместку за сопротивление жителей подпустили огня, и из окон уже валил дым и пробивались кровавые отблески пожара.

В тот момент, когда Ян с Эльзой уже почти миновали дом, в выбитых дверях появилась пара вооруженных громил в высоких шлемах, облегающих куртках и полосатых штанах. Один из них заметил Эльзу и схватил её за руку, но Ян Куна тут же кинулся на него и свалил с ног могучим ударом в челюсть. Другой что-то крикнул, обернувшись назад, и кинулся на помощь своему компаньону, но у Яна в руках уже была алебарда, которую он успел вырвать у первого. Наотмашь ударил обухом, услышал треск лопнувшей кости и громкий вопль, и тут же-топот ног по ступеням и крики набегавших солдат. Глянул в выходу из проулка-оттуда тоже бежали враги.