Конунг. Изгои - Коре Холт

Сесилия, сестра Сверрира, еще молодая женщина, в меховом плаще, накинутом на нижнюю сорочку, на ногах у нее низкие башмаки. Ее сопровождают служанки. Она обнимает Сверрира за шею и говорит:

— Ты мой брат и в жизни и в смерти.

Она тихо плачет, он отворачивается, потом смеется и гладит ее по щеке.

— Скоро придут мои люди и увезут тебя домой в Трёндалег! — говорит он.

Она тоже смеется и уходит, потом возвращается и машет нам рукой.

Помню Рагнфрид с маленьким мальчиком на руках — жена, данная Сигурду Богом, мать его сына. Она остается здесь и, если будет на то милость Божья, летом вместе с паломниками придет в Нидарос, чтобы помолиться у раки святого конунга Олава. Рагнфрид тоже плачет. Сигурд бегом возвращается к ней — борода у него чисто вымыта, что случается редко, — и сует в рот сыну комок меда. Лицо мальчика светлеет и расплывается в робкой улыбке. Сигурд опять убегает.

Я помню местного священника — имени его не знаю, — того, у которого украли единственную корову и который получил за это от конунга книгу проповедей. Он пришел, чтобы пожелать нам удачи:

— Не знаю, на вашей ли стороне Бог, но Бог часто бывает на стороне тех, кто еще более убог, чем вы.

Странное напутствие священника уходящим людям, я потом часто вспоминал его слова.

Мы уходим.

Мой добрый отец Эйнар Мудрый уже стар, он едет верхом, однако он еще крепче многих, не говоря, что умней. У моего друга монаха Бернарда из прекрасной страны франков к седлу приторочен неизменный ларец с книгами. Симон, недобрый священник, в воинском одеянии выглядит, как раненый волк, он и опасен не менее, чем волк. За ним идут Вильяльм, Йон, Эрлинг сын Олава из Рэ, рожечник Рэйольв, Кольфинн и Кормилец, который бегает вокруг и кричит:

— Соль!… Соль взяли?

Мы все здесь, теперь мы уходим отсюда. Длинной была дорога сюда, отсюда будет еще длинней. Нелегкой поступью мы разными путями пришли в Хамар, но еще более тяжелой поступью уходим отсюда.

Бальдр, черный пес, которого я подобрал, не отстает от меня, когда мы покидаем Хамар в Вермаланде.

ПУТЬ В НИДАРОС

Иногда, йомфру Кристин, с зоркостью, присущей лишь птицам, я вижу пройденные мною дороги. Высоко над лесами и озерами летит на ветру, расправив крылья, моя несчастная память. Внизу люди, они либо сражаются, либо идут, это конунг, я сам, наши друзья, мы безостановочно идем по стране. Мы не думаем о цели нашего пути. И о горе, оставшемся у нас за спиной, и о завтрашних ожесточенных, кровавых сражениях, и о пепле, остывающем после красного пламени снов и запорошившем наши сердца. Но птица с зоркими глазами летит высоко на ветру и видит все.

Небольшой отряд быстро идет на север вдоль реки, текущей на север. Предводителя зовут Вильяльм. Он едет верхом, отряд идет молча, Вильяльм приказывает своим людям поднимать и опускать руки. Главный отряд отстал от них на полдня пути, он движется медленнее, почти все идут пешком. Ловкие и сильные, как звери в горах, они тоже идут в суровом молчании. Человек шесть замыкают шествие. Они прикрывают главный отряд от неожиданного нападения сзади.

Между этими тремя отрядами бегают гонцы, они не пользуются рожками, поджидают на распутьях и ведут отряды по тайным лесным дорогам в обход больших селений. Конунг следует с главным отрядом, иногда верхом, но чаще отдает свою лошадь тому, кто выбился из сил и, тяжело дыша, упал на подъеме. Лошадей столько, что семь или восемь человек всегда могут передохнуть в седле. Это позволяет идти быстро. С наступлением вечера, люди разбивают лагерь.

Вильяльма и его дружинников ведет проводник. С проводником всегда идут двое, и он знает: ему нельзя ошибиться. Нарочно он ошибется или нечаянно, но если отряд окажется не там, куда идет, жизнь проводника будет недолгой. Проводник должен также отыскивать места для привалов, по возможности скрытые от любопытных глаз местных жителей. Помнит он и об острых щипцах фру Сесилии и старается изо всех сил, чтобы спасти свой язык.

Конунг приказал Вильяльму не быть без нужды суровым. Брать лишь по одной овце на каждой усадьбе и не уводить у бонда двух коров. Но Вильяльм живет своим умом, отличным от ума конунга. Он знает, что каждый, расставшийся с овцой, будет всю жизнь ненавидеть того, кто ее забрал. А вот бонд, шея которого избежала знакомства с топором, будет испытывать трусливую благодарность, узнав, что этого топора не избежал его сосед. К тому же, отряд распылится и станет более уязвимым, если каждый день ему придется собирать скот на разных усадьбах. Лучше выбрать какую-нибудь одинокую усадьбу, затерянную в глухом лесу. Налететь на нее всем скопом, перебить мужчин, а лучше и женщин, они только поднимают крик и пользы от них никакой. Перебить всех, взять все, что нужно, и продолжать путь.

Когда найдено место для привала — вдали от несуществующей больше усадьбы, — уже дело Кормильца развести огонь и насадить мясо на вертела. Ему помогают два парня. Разводить огонь непросто — стоит весна, и днем часто идет дождь. Едкий дым стелется над лагерем. Кормилец и молится и клянет все на свете. Он знает, что отряд уже близко, слышит тяжелые шаги людей и конское ржание, он должен быстро накормить более сотни человек.

Соль у него есть. Вот что я помню о мешке с солью:

Перед нашим уходом из Хамара Кормилец бегал и кричал своим парням: Соль взяли? Взяли, отвечали ему мрачные и сонные голоса. Он не поверил и стал шарить в узлах, навьюченных на одну из лошадей, но он ошибся лошадью, она вскидывается на дыбы и ржет. Кормилец бьет ее, подходит Вильяльм, он бранится, Кормилец грозит ему кулаком и кричит: Где мешок с солью? Его нет!… Но мешок есть. Он приторочен к другой лошади. Волнение стихает.

Вечером на вертелах жарят баранину, горят костры, под деревьями дремлют усталые люди. Конунг приказывает — ни один человек не должен отходить от отряда. Расставлены дозоры. Дозорные сменяют друг друга, они вглядываются в туман и в темноту. В руках у них топоры.

Наконец люди засыпают — у костров, под деревьями, под открытым небом. Старая лошадь спит стоя, две молодые легли. Мой пес Бальдр спит у меня в ногах и греет меня.

Я лежу без сна и слушаю мужской храп, поднимаю глаза на небо, чтобы найти звезды над лесом, но бегущие облака и туман скрывают их. Потом я вспоминаю о своем добром отце Эйнаре Мудром, который тоже идет с нами. Я встаю, Бальдр идет за мной, мой отец спит под дождем. Я показываю на него, и Бальдр ложится рядом и греет его.

Я возвращаюсь на свое место и ложусь на хвойные лапы.

Через некоторое время ко мне подходит конунг.

— Я замерз, — говорит он.

Мы ложимся спина к спине, но я знаю, что он тоже не спит.