Предсказатель - Василий Павлович Щепетнёв

Разговор сам по себе стих. Собеседники, составив стулья в ряд, легли спать. Я подложил в печку дров и тоже лёг подремать. А утром пойду домой и посплю до полудня в кровати. Действительно, как немного человеку нужно, еда, тёплый кров, кровать.

И патронов побольше.

Глава 9

Путешествие Пыри к Северному полюсу

Спать на стульях куда удобнее, чем спать на голой земле. Проверено опытом. Тем более, спать в натопленном помещении, сытым, одетым и с сознанием выполненного долга. Опять же «Сайга» танкового капитана и тулка-двустволка деда Афанасия придавали уверенности, что никакой на свете зверь не ворвётся в нашу дверь. И потому сны я видел светлые и безмятежные: снилось мне, будто я — бабочка, которая порхает с цветка на цветок и распевает весёлую маршевую песенку:

Взвейся да развейся,

Знамя полковое

Знамя боевое

Мы идём в поход!

И барабаны в такт стучат: драм, драм, драм!

Проснулся. И в самом деле, стучат. В дверь.

Дед Афанасий всех опередил, отпер дверь и впустил Анастасию Валерьевну.

— Пыря здесь? — спросила она первым делом. С надеждой спросила.

— Нет. И не было, — это уже Семён Петрович, танковый капитан.

— Пропал! Пропал Пыря! — с места завыла Анастасия Валерьевна.

— Когда? — деловито спросил танковый капитан.

— Не знаю. Проснулась утром, а его нет. Встал, видно, ночью, оделся, и ушел. На лыжах ушел, — добавила она, уточняя.

— А оделся как?

— Хорошо оделся. Штаны ватные, кофта, тулупчик. Он всегда тепло одевается, я слежу за этим.

— Следишь, да…

Анастасия Валерьевна снова завыла.

— Тихо, — прикрикнул дед Афанасий. — Прежде срока не спеши. Куда он мог пойти, ночью-то?

— Не знаю… Он последние дни всё приставал, когда мамка приедет, Катька. А я возьми и скажи, что это у деда Мороза нужно узнать. Придёт, мол, Новый Год, придёт с Северного полюса дед Мороз, у него и спросим. Вот ночью он и спросил, где он, дед Мороз. А я и ответила, что задерживается, может, он по старому времени живёт.

Ну, и спать легли. А утром гляжу, его нет…

— Ладно. Будем искать. Ты, капитан Погода, беги домой за лыжами, и мигом возвращайся. Ты, Афанасий, давай, мужиков собирай, кто способный. А ты, Таська, не вой, а иди к Верке, а потом и к другим бабонькам, может, у них Пыря. А нет — так пустые избы проверьте, он там мог спрятаться. Ну, не медли.

И мы разбежались. Даже и буквально, во всяком случае, я.

Вот до чего водка доводит, в данном случае самогон. Анастасия Валерьевна выпила стаканчик, но ей хватило, чтобы спать крепко, нечутко.

А я пил сутками раньше — но хватило, чтобы опустить мне веки прозорливости. Не разглядел я в Пыре беглеца. Что-то смутное видел, но что — не разобрал.

Ладно, с той поры времени прошло немало. Сейчас голова очистится, ужо тогда…

Назад я вернулся и с лыжами, и с ясной головой. И саночки прихватил, хозяйственные, на лыжных полозьях — оттуда же, из наследства. Неказистые, но сойдут.

Дед Афанасий уже дожидался вместе с Петром Кузьмичом Никодимовым. Тем самым, которому в поясницу давеча вступило. Как вступило, так и выступило. Плюс заветная таблетка кеторола помогла.

— Валентиныч тоже рвался, — объяснил дед Афанасий, — но я уговорил его остаться на хозяйстве. Должен же кто-то из мужиков деревню держать.

Валентиныч — это восьмидесятилетний бобыль, еще бодрый, но той самой бодростью, которая требует особой бережности. До осени он не доживёт, вряд ли. Но лето захватит, до самого до августа. Если не давать ему повышенное напряжение.

Корзунов начал распоряжаться:

— Значит, так. Мы с Петром Кузьмичом пойдем к Оленьему логу, а ты, Афанасий, с капитаном Погоды — к горелой ветле. Дальше — по часовой стрелке.

Шансов найти Пырю при такой системе — никаких. Снег умеренный, сейчас даже слабый, но с ночи все следы давно засыпал. Мороз невелик, минус шесть, и ветра нет, но много ли пацанчику нужно? Две пары не обегут округу и за неделю.

Другое дело, если знать, где искать.

— Такое предложение, — сказал я. — Мы всеми, вчетвером, пойдем в лес. Туда, где ёлку брали. Забираем Пырю — и назад.

— Это почему в лес? — спросил танковый капитан.

— При радиусе поиска хотя бы в три километра площадь получается три тысячи гектаров. Два отряда будут обследовать ее неделю. Тем более, что через пару часов повалит густой снег, а к ночи похолодает, и поднимется метель. Так что идти наугад бесполезно.

— А в лес, значит, не наугад?

— Пыря меня ночью расспрашивал, где мы ёлку брали.

— Что ж, это шанс. Значит, ты, Погода, вместе с Афанасием идете к лесу. А мы с Кузьмичом — к Оленьему логу. Пыря там на лыжах со склона любит кататься — пояснил он специально для меня. — Тоже шанс.

И мы разошлись. Я с дедом Афанасием — на Северный полюс. Новогодние ёлки растут на Северном полюсе, и больше нигде — так считал Пыря.

Лыжи у меня простенькие, а у деда Афанасия еще проще, широкие, охотничьи. И палок нет, без палок идёт. Зато сподручно держать ружьё. А у меня руки палками заняты, а бечева от санок к поясу привязана. Тоже не гонщик.

Но идём. Молча, бережём дыхание. Да и о чём говорить? Деда Афанасия мучают сомнения: что, если я не прав? Что, у горелой ветлы шансов больше? Нет, не больше. Меньше. Нет Пыри у горелой ветлы.

Идти три версты. Большунов по лыжне, да на фишерах промчался бы мигом, но ни лыжни нет, ни фишеров, а, главное, никто из нас не Большунов. Ни я, ни дед Афанасий.

Но всё же вот она, опушка леса. Дошли. Тут и снег повалил, стеной.

Однако я приметил ель, и точно — там, у ствола, я нашел сонного Пырю. Нет, не замерз, почти не замерз. В самом деле тепло одет, и наелся давеча изрядно, изнутри, значит, тепло идёт, от пищи. Сало — сила!

— Мамка наказала сюда идти, ждёт она меня, — слабо отбивался Пыря.

Но я вытащил и самого Пырю, и пырины лыжи, усадил на санки, примотал ремнём, нарочно для этого взятым.

—