Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

говорит Хлебников, «снадобьем» до сих пор лежат новехонькие. Третий год лежат. Можно ли переубедить их, ссылаясь на данные, полученные в лабораторных условиях, весьма далеких от естественных?

— Ладно, будем ждать результатов испытаний ваших шин. — Самойлов выразительно взглянул на часы. — Но учтите, Алексей Алексеевич, и не подумайте, что я вас запугиваю, просто такова обстановка: если ваш антистаритель окажется липой, что зачастую случается с новшествами, и вы навыпускаете брак, административным взысканием не отделаетесь. Вас привлекут и к партийной ответственности, и к уголовной. Подумайте: не слишком ли велик риск?

— Нет, не велик, — беспечным тоном, удивившим Самойлова, отозвался Брянцев. — Завалюсь — одного директора недосчитаетесь, в общем масштабе потеря незаметная. А если выиграю — вся резина, выпускаемая в стране, не только шинная — и кабельная, и шланговая, — вся без исключения будет жить в три раза дольше. Есть ради чего рискнуть!

…Нарядная, шумная, согретая щедрым апрельским солнцем толпа на улицах резко контрастировала с настроением Брянцева. Его угнетало сознание еще одной допущенной ошибки: как мог он согласиться на проведение испытаний своих шин в институте Хлебникова? Любой шофер, настрой его соответственно, лучшие шины ухайдакает так, что они и треть срока не прослужат. Но сказать об этом — значило выразить недоверие Хлебникову. А какие на то основания?

Проходя мимо «Метрополя», посмотрел на афиши, рекламирующие кинокартины. Закатиться бы с Лелей на два сеанса подряд, чтобы забыть обо всех перипетиях последних дней, отдохнуть душой. Эх, не получится, все не то. Придется сидеть дома, пережевывать события. Одно утешение: Леля умеет делать это не без пользы. У нее тонкая и точная реакция на людей и, как правило, ясное понимание ситуации. От ума ли это, от жизненного ли опыта или от непостижимой женской интуиции, понять трудно. Мнение о Целине, к примеру, причем абсолютно точное, она составила с первого же знакомства. «Его призвание — изобретательство, — сказала она, — а не административная работа, на которой мучаешь. Придумай ему должность, которая соответствовала бы таланту. У него неограниченный творческий потенциал, и, поверь, свою зарплату он оправдает сторицей». Согласился и, когда возник общественный институт, назначил Целина своим заместителем. Злые языки утверждали, что это несуразно — платная должность в общественном институте, но всех не ублаготворишь, кое-какими высказываниями и советами приходится пренебрегать.

Остановился у витрины гастронома. Утром они с Лелей позавтракали: она по-московски — стакан кофе и бутерброд, он — по-заводски, плотно, как человек, который не знает, когда удастся поесть в следующий раз. Нервные встряски не приглушали, а возбуждали у него аппетит, и сейчас ему невероятно захотелось есть.

Зашел в гастроном, взял коньяк, пражские колбаски, которые так понравились, когда был в Чехословакии, маслины.

А рядом, в парфюмерном магазине, внимание его привлекли большие зеленые флаконы с шампунем для ванн. Купил. Леля будет довольна его вниманием.

Кладя флакон в карман, с невозмутимо деловитым видом осведомился у продавщицы:

— Это для внутреннего употребления или наружное?

Продавщица шутку не приняла. Взглянув исподлобья, неприязненно отчеканила:

— В зависимости от умственных способностей покупателя.

Брянцев оценил молниеносность реакции и, рассмеявшись, почувствовал вдруг, что не так уж все мрачно.

В вестибюле девятого этажа гостиницы «Москва», где со вчерашнего дня его ожидал забронированный номер, метался истерзанный от тревоги и длительного ожидания Целин. Большой щит, наспех обернутый бумагой и небрежно перевязанный веревками, стоял прислоненный к мраморной колонне, нарушая холодно-официальный стиль интерьера.

Целин со всех ног бросился к Брянцеву. Глаза его смотрели из впадин настороженно и чуть затравленно.

— Ну как? Что нового?

— Будем работать по нашей технологии, — успокоил его Брянцев.

Достав платок, Целин вытер пот со взмокшего лица.

— Ух! — шумно выдохнул он. — А у нас решили уже бог весть что. Даже Кристича со мной командировали, наказав: в случае чего — прямо в ЦК.

— Пошли.

Осторожно, как драгоценную картину, Целин внес в номер щит, поставил в угол, где, по его мнению, он был в полной безопасности, и только тогда снял шапку, сбросил пальто.

— Наверно, мертвой хваткой взяли? — высказал догадку Целин, обессиленно плюхнувшись в просторное кресло.

Брянцев рассказал обо всех хитросплетениях схватки.

— Ух! — снова выдохнул Целин. И вдруг оживился. — Что ж, поехали в институт к Хлебникову. Жажду воочию увидеть Чалышеву, показать ей щит, наши материалы и посмотреть, какое у нее при этом будет лицо.

— А покрышки?

— Их прямо с самолета повезли в НИИРИК. Со своей машиной встретили. Эх, Алексей Алексеевич, хорошо бы, чтоб нейтральная организация их испытала. Вы еще не очень-то знаете, что такое честь научного мундира. Они ведь на все способны. Даже на фальсификацию.

— Ели? — Брянцев сделал выжидательную паузу.

— Нет.

— В таком случае — в ресторан.

— Да вы что! Времени у нас в обрез, а в ресторане пока подадут, сколько ждать придется. В буфете подзаправимся.

Когда, наспех перекусив, они водружали щит в «ЗИЛ», появился Кристич.

— Новенькое что-нибудь пронюхалось?

— Все по-старому, — понуро ответил Брянцев. — Указал на заднее сиденье. — В институт с нами поедешь?

— А то как же! Всю жизнь мечтал настоящий институт посмотреть, храм науки. И… доругаться нужно.

Строго посмотрев на Кристича, Брянцев пригрозил:

— Высажу!

— Ладно, доругиваться не буду, — смеясь, пообещал Кристич. Он знал нрав директора — мягкий, когда можно, крутой, когда нужно.

Чалышева не ожидала такого нашествия и с любопытством наблюдала своими маленькими пытливыми глазками, как вносили в ее лабораторию какой-то щит, как развязывали веревки, сдирали бумагу. Когда упаковка была снята, ее взору предстала не особенно тщательно сделанная заводским плотником некрашеная рама, на которой были укреплены растянутые полоски резины.

— Надо пригласить Олега Фабиановича, — предложил Брянцев.

Чалышева повела плечами, показала на телефон.

— Приглашайте.

Хлебников прибыть отказался, сославшись на занятость, но вскоре все же появился, и не один, а с человеком в черной спецовке, с военной выправкой.

— Иван Миронович Апушкин, шофер-испытатель, бывший танкист, — представил Хлебников.

Лицо у Апушкина суровое, смелое, честное — лицо солдата. И руку он подавал каким-то щедрым жестом, повернув ладонью кверху, — так радушные хозяева приглашают в дом дорогих гостей.

Целин и Кристич удовлетворенно переглянулись — ничего, мол, мужик такой на разные фокусы-мокусы не пойдет.

— Что за фисгармония? — Хлебников выразительно взглянул на щит с натянутыми пластинами-«лопатками» и впрямь напоминающий деку какого-то музыкального инструмента.

Целин не пропустил издевку мимо ушей — не таковский у него характер.

— Это гроб вашему гробу! — встопорщился он, ткнув пальцем туда, где в простенке между большими окнами стояла озоновая камера.

На хлесткую реплику Хлебников отреагировал тоже с подначкой:

— Ответ, достойный интеллигента.

— Каковы вопросы — таковы и ответы, — взял под защиту Целина Брянцев. — Давайте, товарищи,