Анри Беккерель - Ксения Анатольевна Капустинская

уменьшений. И Беккерель вынужден был отказаться от своих первоначальных взглядов на радиацию как на своеобразную невидимую фосфоресценцию и постараться глубже взглянуть на открытое им явление. Ученый выдвигает свои гипотезы, способные, по его мнению, объяснить природу радиоак* тивности. Беккерель обращает внимание на структуру урановых соединений, считая, что в этом может таиться разгадка нового вида излучения. Ведь еще раньше Беккерель высказывал мысль, что «урановые соединения имеют замечательное молекулярное строение».

Да, Беккереля заинтересовала молекула, а не атом. А 1ведь именно атом ура‹на и таил в себе разгадку этого феномена. Но в то время среди многих физиков была более популярна именно молекула. Молекулы было проще себе (представить в определенных.комбинациях: сцепленными в твердых телах, представить себе их поведение в газах, жидкостях. Казалось, их можно было проще подчинить действию каких-либо физических законов. Все это было более объемно и реально, чем атом. Безусловно, при таком состоянии научной мысли физикам тех лет трудно было объяснить явление радиоактивности идеей превращаемости атомов.

Но, заинтересовавшись внутренним строением урановых соединений, Беккерель, как мы это увидим дальше, пошел по иному пути. Многочисленные опыты говорили ученому, что урановые соединения обладают большими запасами этой особой энергии, интенсивность которой не уменьшалась со временем. Естественно, возникал вопрос: откуда эти вещества получают энергию?

Над этим задумывались и другие ученые. Осенью 1896 года Рамзай, лорд Кельвин и Д. Стоке посетил лабораторию Беккереля. Рамзай вспоминал, что «эти знаменитые физики недоумевали, откуда мог бы взяться неисчерпаемый запас энергии в солях урана. Лорд Кельвин склонялся к предположению, что уран служит своего рода западней, которая улавливает ничем другим не обнаруживаемую лучистую энергию, доходящую до нас через пространство, и превращает ее в такую форму, в виде которой она делается способной производить химические действия».

Да и Беккерель рассматривал радиоактивность как запасенную ранее и полученную извне энергию. А аккумулировать эту энергию урановые соединения могли, по мнению Беккереля, именно благодаря особенностям своего молекулярного строения. Беккерель предполагал, что с помощью «химических реакций радиоактивность можно было убрать, а это говорило о том, что она уходила с определенной разновидностью молекул».

Но как урановые соединения восстанавливали свою активность? Беккерель делает вывод, что возвращение радиоактивности объясняется тоже какими-то молекулярными изменениями. Для проверки своих гипотез он ставит ряд экспериментов, пытаясь «убрать радиоактивность» из соединений урана. С этой целью он нагревал кристаллы азотнокислого уранила вплоть до выделения его «кристаллизационной воды». Этот раствор, конечно, терял способность видимо фосфоресцировать, но продолжал испускать лучи. И на какие бы хитрости Беккерель не пускался, что бы ни делал он с кристаллами: растворял ли их, или плавил, в любом случае он никакими способами не мог избавиться от этой чудодейственной энергии, и причина ее заключалась в уране – элементе, присутствующем во всех этих экспериментах.

Нет, здесь дело было в чем-то ином. Беккерель не смог сразу правильно ответить на эту загадку природы. И лишь работы Мари Кюри показали, что радиоактивность была свойством атомов безотносительно к каким-либо молекулярным комбинациям, в которые они входят.

Но мог ли Беккерель дать правильное объяснение сущности радиоактивности? Конечно, нет. Ведь в то время даже под словом «луч» понимали поперечное колебание «эфира». В 1896 году наука не имела исчерпающих фактов для правильной рабочей гипотезы Беккереля.

Но конец XIX века был очень насыщен научными открытиями. Прошло каких-нибудь два года и люди узнали, что имеются частицы, меньшие атома водорода, и что под «лучом», которому во время открытия Беккереля давали довольно путаное объяснение, следует понимать узкий пучок волн или движущихся частиц. Атом уже перестали считать пределом делимости материи, но полной картины строения атома еще не было. Это время было своего рода перепутьем в науке, когда физики, по выражению В. И. Ленина, от «атома отошли, а до электрона еще не дошли».

Эти два года составили в науке целую эпоху.

Глубокая ломка старых представлений, новые открытия, напряженная работа человеческой мысли – все это заставило учащеннее биться пульс науки. Казалось, что даже время изменило свой неумолимый ход.

1897 год дал миру электрон; 1898 год – другие радиоактивные элементы. Вот они, эти недостающие звенья рабочей гипотезы Беккереля. И уже после 1897 года Беккерель начинает рассматривать свои лучи как потоки быстро движущихся электронов, а после блистательного открытия супругов Кюри ученый приходит к окончательному выводу, что открытое им излучение результат медленного изменения атомов радиоактивных веществ.

И пусть не Беккерель, а именно супруги Кюри – ведь открытие радия и других радиоактивных элементов дали им в руки могучее оружие – высказали мысль, что радиоактивность является атомарным свойством некоторых элементов. Это нисколько не умаляет значения открытия Беккереля. В истории науки есть немало случаев, когда открытые одними учеными закономерности получали окончательное обоснование в работах других исследователей.

Многие известные ученые, такие, как лорд Кельвин, Резерфорд, Смолуховский и другие, стремились экспериментально изучить природу радиоактивности. Так стало известно, что радиоактивные вещества излучают все виды энергии: тепло, свет, электрические заряды, оказывают химическое действие, испускают гамма-лучи, подобные до известной степени рентгеновским. Всеми этими свойствами обладал и уран, но в значительно меньшей степени. А радий был почти в миллион раз активнее урана. Стоило ли удивляться тому, что при свете крошечного кристалла радия в полной темноте можно было читать книгу!

Оказалось, что новое излучение действует и на человеческий организм. Первые исследования в этой области (тли сделаны в Германии примерно в октябре 1900 года. А во Франции физиологические свойства радия совершенно невольно испробовал на себе сам Анри Беккерель.

Это было в апреле 1902 года. На одной из конференций Пьер Кюри хотел продемонстрировать несколько дециграммов хлористого бария ВаС12, содержащего чрезвычайно активный радий. Это вещество было помещено в герметически закрытую маленькую стеклянную трубочку, завернутую в бумагу.

За несколько часов до начала конференции этот препарат был передан Беккерелю, который положил его в правый угол своего жилетного кармана. В своей лаборатории вместе с помощником Луи Мату Беккерель проделал эффектный опыт: он повернулся спиной к экрану из платиноцианида бария, и все-таки экран сильно фосфоресцировал – лучи радия свободно прошли через его тело.

Мату заметил, что, быть может, опасно подвергаться такому облучению, но Беккерель не придал этому никакого значения: он был слишком увлечен опытом. «К тому же, – сказал Беккерель, – я не хочу расставаться с этой трубкой, она слишком драгоценна». И образец радия пролежал в жилетном кармане Беккереля вплоть до начала конференции, т. е. почти шесть часов. Об этом инциденте можно было бы забыть, но радий быстро напомнил о себе. Спустя дней десять после этой