Трясина - Надежда Евгеньевна Фещенко

– Вы серьёзно?

– А то. Представляешь, если бы матери твоей было наплевать вообще на всё, что тебя касается: какие ты оценки получаешь, ходишь ли в школу, как ведёшь себя, какие поступки – хорошие или плохие – совершаешь. Вот тогда было бы страшно.

Тоха представил. Нет, ему бы не хотелось, чтобы матери было всё равно.

– Ну вот видишь, – сказал отец Николай. – Не всё так плохо, оказывается.

– А что делать-то, если она всё время ругает меня? – с горечью спросил Тоха. – Я и так стараюсь помягче быть и не отвечаю ей грубо.

– Это хорошо, что стараешься. А ты заботы добавь. Большой уже, тебе по силам. Сделай по дому что-нибудь, сам, без её просьбы. Обед приготовь, чай налей.

Тоха кивнул:

– Хорошо. Обед приготовлю. Чай налью.

Он не очень расположен был продолжать разговор и начал ёрзать на стуле, то и дело посматривая в окно.

– Ну ладно, иди, если торопишься, – сказал отец Николай. – Да не стесняйся, заглядывай. Расскажешь потом, что поменялось после твоих стараний.

– Хорошо, – пообещал Тоха.

Он встал, обулся, но отец Николай задержал его в дверях.

– Крест-то на тебе? – спросил он.

Тоха замер. Вспомнил, как гайтанчик Саввихе отдал. А крест… Он нащупал его в кармане.

– Вот, – показал он отцу Николаю. – Верёвочка просто недавно порвалась.

Отец Николай ушёл в комнату, стукнула дверца шкафа, вернулся.

– Давай сюда.

Тоха протянул крестик, отец Николай просунул гайтанчик в отверстие, закрепил.

– Матушка сама делает, – пояснил он. – Крепкие, из хороших ниток. Больше не порвётся.

Он надел крестик Тохе через голову. Прошептал молитву, прикоснулся рукой к Тохиной голове.

– Ну, иди с Богом!

– До свидания! – попрощался Тоха и пошёл домой. Как-то всё вдруг легко ему стало и понятно. От макушки шло тепло, как будто солнышко его поцеловало, как в детстве.

«Добрый он всё-таки», – подумал Тоха, открывая свою калитку.

Дома ещё никого не было, видимо, мать задержалась в школе. Тоха быстренько переоделся и пошёл на кухню. Он открыл дверцу холодильника – там лежал небольшой кусок масла, сметана, купленная три дня назад, два яйца, полкочана капусты, уже почерневшей сверху. Что из этого можно приготовить? Ничего. Он открыл дверцу шкафа. Там лежала упаковка рожков и открытые пачки риса и гречки. И три лапши быстрого приготовления. Гречку Тоха не любил. Рис он ел только в виде каши, но молока не было. «Сварю рожки, – решил он, – и два яйца. И сытно, и вкусно, и мать обрадуется».

Он поставил воду на плиту, включил огонь, засыпал в кастрюлю пачку рожков, помешал. Что тут может быть сложного? Подумаешь – сварить рожки в воде, а потом вывалить их на сковородку. Тоха тыщу раз видел, как это делала мама. И он просто это повторил.

Казалось, что повторил. Только в кастрюле булькало какое-то месиво, а не рожки. Но не пропадать же добру? Когда это месиво уже жевалось, Тоха опрокинул его на дуршлаг, а потом – в сковородку. Покрошил варёные яйца, помешал.

В сенях раздались шаги. Хлопнула дверь.

– Антон, ты уже дома? – спросила мать, скидывая ботинки.

– Дома, дома. Я даже обед приготовил, – ответил Тоха из кухни, вынес горячую сковородку и поставил её на стол. – Тебе тарелку или так поедим?

– Так поедим, – ответила мать, моя руки под умывальником. – Вдвоём ведь, чужих нет. А я от тебя не ожидала, – призналась она.

Тоха, не скрывая гордости, подал матери вилку, открыл крышку сковороды. Принёс с кухни чай.

Мать подцепила вилкой кусочек, оторвала его от остальной массы в сковороде. Попробовала. Запила чаем. Тоха в это время вовсю орудовал ложкой. Мать съела ещё пару кусочков, допила чай, сказала:

– Ну ничего, ничего, вкусный у тебя получился хлеб с яйцом.

Тоха даже ложку до рта не донёс.

– Какой хлеб с яйцом? – огорчённо сказал он. – Мам, это вообще-то рожки.

– Рожки? – удивилась мать и внимательно посмотрела в сковородку. – А ты их холодной водой промывал?

– Промывал.

– А ты их засыпал в кипящую воду?

– Не-ет… Я сразу, в холодную… Я же не знал.

Мать рассмеялась:

– Так надо было в кипящую воду рожки-то сыпать! И воду посолить – они меньше слипаются. Ну и понятно, готовые промыть холодной водой. А так ты только продукты переводишь!

Тоха положил ложку на стол. Есть почему-то больше не хотелось. «Уж лучше бы мать меня отругала, чем вот так надо мной смеяться», – подумал он. А он старался! Ему захотелось выкинуть всё в помойное ведро.

– Я пойду, мам, – сказал Тоха, пытаясь унять обиду в голосе.

– Иди, – ответила мать. – А я немного посплю. Что-то я устала, видимо.

«Это хорошо, – подумал Тоха. – Мне теперь никто не помешает». Он ушёл на веранду, взял склянку с порошком, ложечку и листок с заклинанием. Уселся на матрас в углу, всё как положено отмерил – и в рот. Развернул листок и стал читать заклинание:

«Стану я лицом на закат, спиной на восток. – Тоха так и встал. – И как красно солнышко уходит за землю, так пусть уходят все наши ссоры и разногласия с моей матерью. Тамарой Георгиевной, – для верности добавил Тоха. – А если она захочет говорить поперёк, то пусть у неё уста замкнутся, зубы склеятся, челюсти сведёт и язык не пошевелится! Да будет так! Аминь. Аминь. Аминь».

Прочитав, Тоха сложил листок обратно в карман. Вскоре он почувствовал, что голова его тяжелеет, начинает кружиться, и его сморило в сон.

Сколько Тоха проспал, он и сам не знал. Когда проснулся, было уже темно. Разбудил его какой-то шум. Из шкафа, куда Тоха запихал одежду при уборке, вещи так и летели на пол. Кто-то раздражённо говорил:

– Дожили! Моё законное спальное место забили всяким тряпьём! Терпежу никакого нет на этих людишек!

Тоха протёр глаза – никого не видно в темноте. Он встал, включил свет, осмотрелся. Всё равно никого не видно.

– Ой-ой-ой, ну какой дурак включает свет ночью? Ночью людям спать положено, а мне – своими делами заниматься.

Тоха заткнул уши пальцами, снова их открыл.

– Свет, говорю, выключай, раз уж слышишь меня! Ведь вижу, что слышишь! – раздался сердитый голос.

– Да ты кто? – наконец спросил Тоха, выключая свет.

– Живу я тут, что непонятного? – ответил ворчливый голос. – Это мой законный дом, ещё с тех пор, как он был построен. Тятька меня сюда определил, когда отделиться пришло время. А ты, поди, и не помнишь, как эти брёвна-то тесали? Как стропила ставили?

– Нет, – ответил Тоха. – Меня тогда и на свете ещё не было.

– Вот то-то же! – недовольно проворчал кто-то невидимый. – Ну и кто здесь настоящий хозяин? Я! А вы так, пришлые.