Год Мамонта - Владимир Романовский

Комод слегка успокоил Фалкона, сказав, что было много случаев, когда артанские князья путались с пленными женщинами, и славскими, и ниверийскими, и оставляли их у себя в домах наложницами, а детей признавали, как своих.

— Слушайте, Комод, — сказал Фалкон мрачно. — Вы, когда везли его два года назад в Астафию, а потом раз в месяц навещали… У вас мыслей не возникало? По поводу неких странностей наследственности?

— Я думал, что вам с Хоком лучше знать.

— По-моему, у вас мозги жиром заплыли. Вы страшный обжора, Комод.

— Это чистая правда, Фалкон.

На это сказать было нечего. Фалкон отпустил Комода, который немедленно направился в заведение на противоположной стороне улицы. В общем, объяснение, предложенное Комодом, было вполне логичным. Но нужно было навести справки.

Еще можно было, конечно, казнить камердинера и половину слуг, тогда оставшиеся в живых в полчаса нашли бы мальчишку и привели домой. Но город не был пока готов к таким простым и эффективным мерам и методам. Город был слишком сложен, слишком многогранен, и очень плохо управляем. Следовало упростить.

Был день Речи Великого Князя В Рядилище. С утра было солнечно. На форуме произносились пламенные речи против военщины. Ораторы издевались над «преувеличенной угрозой» нападения со стороны Артании и уверяли слушающих, что сожженный два года назад Кронин — результат политики Рядилища, постоянно обижающего Артанию и вообще всех. Фалкона упоминать опасались. Люди Фалкона, присутствующие на форуме, незаметно записывали, а то и просто запоминали, имена ораторов.

Первый Наследник с большой неохотой отодвинул хорошей работы статуэтку, изображающую историческую дуэль Придона с Сарояном, и мрачно посмотрел на отца.

— Слушаю.

Зигвард огляделся по сторонам. Апартаменты Первого Наследника были распланированы и меблированы нелепо и непрактично. Много углов, много занавесей, много уровней. Здесь можно было расположить целую дружину подслушивающих без боязни, что они будут обнаружены. Сам Фалкон не распланировал бы лучше. Впрочем, возможно, именно он и распланировал.

— Тебе хочется быть Великим Князем? — спросил Зигвард.

Первый Наследник, восемнадцати лет от роду, по имени Бук, сдвинул брови и насупился.

— Надо, так буду, — сказал он угрюмо.

— Прямо сейчас.

— Что прямо сейчас?

— Хотелось бы тебе стать Великим Князем прямо сейчас?

— Что это ты такое говоришь, папа? Как я могу им стать прямо сейчас? Прямо сейчас — ты и есть Великий Князь.

— А если я откажусь от престола?

— А если наши подданые будут все поголовно ходить на карачках? Зачем обсуждать заведомо невозможное?

— В данном случае вовсе не невозможное. Отказ от престола я рассматриваю именно как одну из возможностей.

Бук отодвинулся от стола вместе с креслом, закинул ногу на ногу, и принял глубокомысленную позу. Захотелось дать ему по шее.

— Надо, наверное, обсудить это с Фалконом, — сказал он.

— При чем тут Фалкон?

— Фалкон — великий человек. Единственная надежда государства. Как он скажет, так я и сделаю. Я ему верю.

— А мне нет?

— А ты себя ничем в этих делах не проявил. Раз в три месяца сказать в Рядилище речь каждый может. А политика — дело серьезное.

Он продолжил и развил эту мысль, выдав целый набор напыщенных пошлостей, но Зигвард не слушал и не возмущался. С Буком не сладишь, понял он, Первый Наследник — не больше, не меньше — человек Фалкона. Нынче куда ни пойдешь — везде люди Фалкона. Каким образом у Фалкона появилось столько власти? Когда?

Он почти физически почувствовал нависающую над ним тень, облако опасности. Над кем еще? Ну, хорошо. Раз Бук слушает Фалкона, как бобик, значит для него никакой опасности нет. За кого мы еще ответственны?

Он поднялся и не обращая больше внимания на сына, вышел. Прошел через центральный, выложенный мрамором, коридор в противоположную часть дворца. Служанка княгини состроила ему глазки. Ничего интересного. С ней он уже переспал. Абсолютно ничего интересного.

Он зашел в детскую — поцеловать спящую дочь. Дал няньке золотую монету, и потом еще одну. Нянька обрадовалась очень.

Княгиня была, по обыкновению, в библиотеке.

— Фрика, мне нужно с тобой поговорить.

— Я вас слушаю, господин мой.

— Ты всегда будешь называть меня на вы?

— Простите, князь. Сядьте. Вы возбуждены. Хотите пить? Служанка только что принесла из погреба клюквенный морс. И еще журба есть в кувшине.

— Морс, — сказал Зигвард. — Нет, не надо морс. Фрика, что, если мы уедем куда-нибудь? Возьмем дочь и уедем?

Это было уже второе предложение уехать за три дня. Что же они, с ума все посходили, подумала княгиня. Мания какая-то. Уедем, уедем.

— Зачем же? — спросила она. — Театральный сезон только начинается. Малютке год, ей вредны переезды.

— Уедем далеко. Чтобы не возвращаться. Я откажусь от престола в пользу Первого Наследника, и мы просто уедем. Как частные лица. У меня есть небольшое поместье на юге, в виноградных землях, у моря.

Опять море, подумала она. Наверное, в каждом мужчине рано или поздно просыпается мореход. Тяга к путешествию, тяга к открытию новых земель.

— Зачем вам отказываться от престола?

— Потому что оставаться на престоле стало опасно. Для меня лично. Не для Первого Наследника. Мне кажется, что нам, то есть тебе, нашей дочери, и мне грозит страшная опасность. Я не мальчик и не тешу себя иллюзиями по поводу государственной власти. Мне она не нужна. Через семнадцать лет наступит Год Мамонта, хотелось бы посмотреть. Если мы останемся здесь, посмотреть не удастся.

— Вы просто трус, — сказала княгиня равнодушно.

Князь опешил. Все люди так или иначе трусы, но слышать это от близких неприятно, и всегда получается слишком неожиданно.

— Езжайте, если хотите. Я останусь здесь. С дочерью.

— Что за глупости, — сказал князь неуверенно.

— За меня можете не волноваться. Ни мне, ни дочери ничего не грозит. Вы боитесь Фалкона, это очевидно.

— А кто его не боится?

— Я не боюсь. Вчера Фалкон признавался мне в любви. Поэтому я говорю вам — поезжайте, а за меня не бойтесь. Вы меня никогда не любили, что я вам? А дочь в безопасности. Причем, наверное, безопасность ее будет куда надежней, если вас здесь не будет.

— Признавался тебе в любви?

Она улыбнулась.

— Вас это смущает? Пугает? Настораживает?

— Ты моя жена.

— Вызовите его на поединок.

Зигвард посмотрел в пол, потом на стену. Дура, подумал он.

— Боитесь? — спросила она.

— Не в этом дело.