Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими

Шах Тахмасп уже вступил в пору совершеннолетия, но коварный Хусейн-хан, образно говоря, «связал его по рукам и ногам», не допуская к правлению государством. Высшие должности заняли старейшины шамлу, которые оказывали шаху всяческое почтение, но при этом исполняли приказы своего эмира. В наше время сказали бы, что вокруг молодого Тахмаспа сложился «административный вакуум» – он сидел на шахском престоле, но не имел возможности управлять.

В 1533 году первая жена Тахмаспа Кадам Али Султан-ханум, она же – Султанум бегим, родила шаху первенца, которого в честь деда назвали Исмаилом. Хусейн-хан решил, что ему удобнее будет исполнять роль атабека при малолетнем Ибрагиме, чем при Тахмаспе, который с каждым днем все сильнее стремился к правлению. В середине 1534 года один из шахских придворных, принадлежавший к племени шамлу, попытался подсыпать яд в питье Тахмаспа, но это вовремя заметили. Проведенное дознание показало, что организатором покушения на жизнь шаха был Хусейн-хан. Тахмасп не стал устраивать судилища над атабеком, а просто приказал своим телохранителям изрубить его на куски. Можно предположить, что обвинение в покушении было всего лишь предлогом для избавления от Хусейн-хана но, так или иначе, он был убит, и его смерть вызвала новую смуту – родич Хусейн-хана Агзивар-султан поднял мятеж, в который оказался вовлеченным младший брат Тахмаспа Сам-мирза, занимавший должность беклярбека Хорасана (а Агзивар-султан был его наставником).

Нет, вы только представьте, каково приходилось шаху Тахмаспу! Не успеет утихнуть одна смута, как разгорается следующая. Не успеешь избавиться от узурпатора-атабека, как против тебя восстает родной брат, поддерживаемый османским султаном… Опору шах мог найти только в племени мосуллу, из которого происходили его мать Таджлы-ханум и первая жена Султанум бегим, приходившаяся Тахмаспу троюродной сестрой по материнской линии. В стихах Исмаила Хатаи можно встретить слово «туркмен» («Уменьшаются владения арабов и становится тесен их дом, в Багдаде туркмен забирает все»). Предполагается, что впервые «туркменами» стали называть себя представители племени мосуллу.

Скорая казнь Хусейн-хана стала грозным предупреждением всей кызылбашской знати, поскольку казненный приходился Тахмаспу двоюродным братом (его матерью была сестра шаха Исмаила I). «Если я не пощадил своего брата и ближайшего советника, то вам и подавно не на что надеяться», – дал понять своим эмирам шах.

Отдельной проблемой Тахмаспа стал его брат Сам-мирза. Некоторые историки считают, будто Хусейн-хан предполагал сделать шахом семнадцатилетнего Сама, а не годовалого Исмаила.

Султан Сулейман в 1533 году победоносно завершил войну в Западной Европе, присоединив к своим владениям новые земли и сделав Габсбургов своими данниками. Теперь настал черед Сефевидского государства, которое для суннитского правителя было кровоточащей занозой в сердце. В 1534 году, когда основные силы кызылбашей выступили против Бухарского ханства, Сулейман вторгся Азербайджан, где на его сторону перешел глава племени текели Улама, сдавший османам без боя столичный Тебриз (это произошло в сентябре 1534 года). Узнав о мятеже в Хорасане, Сулейман объявил Сама своим сыном и пожаловал ему иранские земли, лежавшие к востоку от реки Кызыл-Узен[72]. Ход был сильным, и султан сделал его в нужный момент. Сам-мирза, действуя по принципу «часть лучше, чем ничего», мог принять предложение, и тогда положение шаха Тахмаспа ухудшилось еще сильнее. Нельзя исключить и того, что хорасанский мятеж был намеренно приурочен к османскому вторжению, но будь то единый заговор или удачное стечение обстоятельств, Тахмаспу удалось изменить расклад в свою пользу, несмотря на то что, двинувшись из Азербайджана в Ирак, в ноябре 1534 года Сулейман захватил Багдад.

К слову, из-за близости Тебриза к османской границе шах Тахмасп перенес столицу своего государства в Казвин, несмотря на то что в этом городе пока еще были сильны позиции суннитов. Важную роль в шиитизации Казвина сыграл Ахмад Мунши Куми, автор известного трактата об искусстве каллиграфии и каллиграфах XVI века «Голестан-и Хонар»[73], хроники «Воплощение истории», а также следующего стихотворения:

Сунниты – овцы, шииты – волки,

Иранцам и тюркам ведомы мои мысли.

Сто проклятий суннитам Казвина —

Да падут они на бедных и на богатых,

на больших и на малых.

Агзивар-султан и Сам-мирза повели себя странно – вместо того, чтобы идти из Хорасана на запад, навстречу османам, они пошли на восток и осадили Кандагар[74], бывший тогда под властью Великих Моголов[75], союзников Сефевидов. Мотивы такого решения не очень-то понятны, но можно предположить, что мятежники рассчитывали сделать Кандагар своим главным опорным пунктом. Затея не удалась – после восьмимесячной осады они были разбиты. Агзивар-султан попал в плен и был казнен, а Сам-мирза с остатками войска отступил в Табас[76], откуда написал шаху покаянное послание с выражением своей преданности. Тахмасп отнесся к мятежному брату милостиво, понимая, что тот оказался игрушкой в чужих руках. По традиции за участие в мятежах расплачивались жизнью, но Сам-мирза был изолирован в шахском гареме, где с ним обращались почтительно, в соответствии с его саном, но никаких связей с внешним миром мирза не имел. История Сам-мирзы не окончена, мы к ней еще вернемся, но пока что о нем можно забыть точно так же, как забыл о нем его «названный отец» султан Сулейман.

Османский султан представлял собой гораздо бо́льшую угрозу, нежели шейбанидский хан Убайдулла, поэтому Тахмаспу пришлось перебросить основные силы на запад. Решающее сражение состоялось близ города Дарджазина (ныне это Корве-йе-Дарджазин[77] – два города слились в один). Османское войско имело численный перевес и победу при Чалдыране в своем активе, но победу в сражении определили моральный дух кызылбашей и их высокое воинское искусство. Традиционно применявшаяся кызылбашами тактика выжженой земли вынудила Сулеймана уйти обратно, оставив шаху почти все отнятые у него земли. Счет в сефевидско-османском противоборстве стал равным: «один – один». Даже можно дать Сефевидам два очка вместо одного, потому что отступление султанского войска оказалось весьма неспокойным – его постоянно «пинали в спину» кызылбаши. После европейских побед восточное поражение оказалось особенного горьким для султана, но ему пришлось с этим смириться. Разумеется, было ясно, что султан вскоре попытается взять реванш, так что шаху не стоило расслабляться. На восточных рубежах тоже сохранялась напряженности – Убайдулла-хан не прекращал вторгаться в Хорасан вплоть до своей смерти, наступившей в 1540 году, при этом каждое его вторжение было не просто набегом, а попыткой «восстановить справедливость», переведя Хорасан под свою руку. Вскоре после смерти Убайдуллы-хана в государстве Шейбанидов возникло двоевластие, продолжавшееся около полутора десятков лет и пригасившее на время завоевательные амбиции.

Передышку на западе и востоке