Эликсир и камень - Майкл Бейджент

Точно такой же процесс происходил с богами, олицетворявшими явления природы, в Северной Европе. Многие из этих богов тоже имели рога, например Охотник Херне или кельтское божество Цернунн. Их также намеренно отождествляли и путали с христианским дьяволом, а их почитатели автоматически приписывались к сатанистам. В результате гонений некоторые из последователей этих культов действительно обратились к сатанизму, приняв христианскую ассоциацию их рогатого божества как воплощения беззакония и анархии природы, ее «распущенности» и чувственной силы. Среди них, разумеется, были и те, которые приняли христианскую доктрину греха, христианское определение добра и зла, то есть настоящие сатанисты – индивидуумы, которые, ясно сознавая свое еретическое и кощунственное намерение, признали зло как таковое и стремились принять его. Однако для большинства последователей «древней веры» христианская теология просто не существовала и, естественно, не признавалась. «Грех» в христианском понимании для них имел не больше смысла, чем для современного индуиста или буддиста. Их вера в рогатых богов не имела никакого отношения к прославлению зла, а просто являлась проявлением уважения к природе и ее силам.

Во многих местах церковь молчаливо признала свое поражение в попытке искоренить «древнюю веру» и избрала путь сотрудничества и поглощения. По всей номинально христианской Европе христианство было лишь фасадом, искусственно созданной структурой, навязанной извне и сохранившей в относительной неприкосновенности все предыдущие пласты. Крестьяне присутствовали на обязательных воскресных богослужениях, соблюдали все церковные праздники, выражали покорность церковным властям и платили десятину, а когда священник не видел, продолжали соблюдать обряды «древней веры». Именно таким образом сохранились до наших дней такие ритуалы, как Вальпургиева ночь – шабаш ведьм – с их оргастическим сексуальным неистовством и наркотическим опьянением спорыньей, мощным галлюциногеном, который вызывает ощущение полета. Известные факты заставляют предположить, что «голоса», которые якобы слышала Жанна Д'Арк и которые приписываются св. Михаилу, св. Екатерине и св. Маргарите, на самом деле принадлежали наспех христианизированным персонажам, задействованным в ритуалах черной магии. Именно такую гипотезу выдвигает писатель Томас Кеннели, автор «Ковчега Шиндлера» («Списка Шиндлера»), в одном из своих предыдущих романов. Теория Кеннели имеет полное право на существование, причем она гораздо правдоподобнее многих других.

Если «святые», голоса которых грезились Жанне, действительно являются языческими персонажами в христианском облике, то в этом нет ничего необычного. Многие языческие божества сохранились именно в этом качестве – а также их алтари и места поклонения. Поначалу церковь скромно умалчивала о таких процедурах, чувствуя себя обязанной уходить от прямого ответа и рационализировать их. Так, например, в 398 году святой Августин писал:

«А когда храмы, идолы, рощи и т.д. уничтожаются по разрешению властей, то наше участие в этих действиях является доказательством неприятия подобного рода вещей и отвращения к ним, однако мы тем не менее должны воздерживаться от того, чтобы брать их в личное пользование; таким образом мы продемонстрируем, что, уничтожая их, мы движимы не жадностью, а благочестием. Если же сами эти места можно направить на благо общества или на дело служения Господу, с ними нужно обращаться так же, как с людьми, которые отреклись от неверия и богохульства и перешли в истинную веру»[58].

Однако всего лишь два столетия спустя политика церкви в этих вопросах стала откровенно бесстыдной. В 601 году папа Григорий I писал, что он

«пришел к выводу, что храмы идолам этого народа (Англии) ни в коем случае нельзя разрушать. Идолы должны быть уничтожены, но сами храмы следует окропить святой водой, соорудить внутри них алтари и поместить туда святые мощи. Если эти храмы прочной постройки, их нужно очистить от поклонения демонам и поставить на службу истинному Господу. Мы надеемся, что люди, увидев, что их храм остался нетронутым, могут отречься от своих ошибок, с готовностью вернуться в привычное место, чтобы познать и принять истинного Бога. А поскольку они привыкли на этом месте приносить быков в жертву демонам, здесь должны устраиваться вместо этого другие торжественные празднества, такие как храмовый праздник и дни святых мучеников, чьи мощи хранятся в этом храме»[59].

В соответствии с этой политикой христианские церкви, аббатства и соборы обычно строились на месте языческих капищ. Языческие культы различных божеств и героев посредством святых мощей превращались в христианские культы святых и великомучеников. Языческая богиня-мать, которой поклонялись во многих местах, была попросту христианизирована – если можно так выразиться, окрещена – и подвергнута насильственной трансформации. Большинство разбросанных по всей Франции церквей Богоматери первоначально были посвящены другим богиням – например, Изис, как храм Девы Марии в Ле-Пьюи, а также Росмерте, покровительнице реки Маас, или Ардуине, богине Арденн[60]. Изменив их посвящение, церковь «очистила» и «освятила» храмы, посвященные этим женским божествам, адаптировав их к собственной богине-матери, Деве Марии.

Для крестьян, поклонявшихся этому месту, смена названия не имела особого значения – одна богиня-мать была не хуже другой. Они продолжали поклоняться тому же божеству, независимо от того как официальные власти называли ее. Такая ситуация была характерна для всей Европы. В Ирландии, например, языческая богиня-мать Бригитт, покровительница огня, просто соединилась с легендарной дочерью друида, женщиной, которая якобы обратилась в христианскую веру и основала религиозную общину. Таким образом, языческое божество, канонизированное под именем святой Бригитты, обрело духовную чистоту, и поклонение ему стало узаконенным.

Языческая магия, сохранилась не только в виде номинальной христианизации богов и священных мест, но и в ряде других форм. Можно привести пример романов, сюжет которых вращался вокруг так называемого Священного Грааля. Некоторые считают эти романы чисто христианскими. Грааль же описывается как исключительно христианская реликвия. К двенадцатому веку ситуация стала именно такой. Однако романы о Граале двенадцатого века являются продуктом крестовых походов и отражают процесс своеобразного скрещивания, то есть наложения иудаистско-христианского материала на гораздо более древние сказания кельтского происхождения. В этих древних легендах нет ничего христианского. Иногда их называют романами о «языческом Граале». Фигурирующий в них Грааль не имеет никакого отношения к Иисусу. Это волшебный котел, после купания в котором раненые исцелялись, а мертвые возвращались к жизни. А главным героем легенд о «языческом Граале» был не Персеваль, или Парцифаль, не Ланселот, или Галахед, а Гавейн, приключения которого связаны с восстановлением плодородия земли.

Этот же персонаж выступает в качестве главного героя другой легенды, основанной на материале той же эпохи, что и сказания о «языческом Граале». Эта легенда называется «Гавейн и Зеленый Рыцарь». Возникшая в самом сердце якобы христианской Европы, она представляет собой открытое описание дохристианской языческой магии. Зеленый Рыцарь – это изображение древнего кельтского бога растительности в виде средневекового рыцаря. Это божество можно считать северным эквивалентом Пана, которому подчиняется сезонный цикл, сев и сбор урожая, а также рождение, смерть и новое рождение года. Поэма отражает по-донкихотски тщетные попытки человека вмешаться в эти природные процессы – бесполезность его усилий, какими бы благочестивыми они ни были, изменить естественный ход событий.

Бог растительности «Гавейна и Зеленого Рыцаря» существовал и в других обличьях. В Англии, например, он многократно появлялся в образе так называемого Зеленого Человека, ненавязчиво вплетенного в украшающую церковь резьбу среди более привычных и традиционных христианских изображений. Зеленого Человека часто отождествляют с Охотником Херне, Цернунном и другими рогатыми божествами. Единственная разница состоит, по всей видимости, лишь в том, что Зеленый Человек имеет власть над растительным царством, а Охотник Херне и его сородичи – над животным. Тем не менее все они являются олицетворением естественного мира природы, из которого исключен человек – по мнению христиан, во благо, а по мнению язычников, во вред.

Возможно, самым ярким и известным изображением Зеленого Человека можно считать средневековый персонаж «Робина из Зеленого леса» – «Робина Весельчака» или Пака из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь». В елизаветинскую эпоху бывший бог растительности опустился до статуса волшебника, но его сила осталась прежней. Даже в шекспировской пьесе он выступает в качестве покровителя и ангела-хранителя плотской любви. В расширительном смысле – как птица с этим же названием – он ассоциируется с приходом весны, с обновленным плодородием мира.