Звездный штрафбат - Николай Бахрошин

— Это еще неизвестно, какие у вас там были подруги, — скептически рассуждал майор. — А может, друзья? Может, вы все-таки почувствовали внезапное влечение к подполковнику, а, капитан? В таком случае — это еще и сексуальное домогательство к старшему по званию! Что сейчас, в условиях военных действий армии СДШ, нельзя не признать вопиющей распущенностью и прямым нарушением воинской дисциплины! В то время, когда вся наша демократия, как один человек перед лицом… — почтительный кивок в сторону образцово-показательного подполковника.

А что тут кивать? Без того видно, что он голубее летнего неба. Как и вся наша демократия на букву «п», это майор совершенно справедливо отметил…

Итог — понятный. «Тройка» просто разжевала меня и выплюнула остатки прямо в тюремную камеру. Но приговор оказался таким, что я даже растерялся. Ничего хорошего я не ожидал, но не настолько же! Полное разжалование, лишение орденов и выслуги, и восемь лет заключения с содержанием на строгом режиме…

Вот что называется — от сумы и тюрьмы…

Планета Орион-2.

Тюрьма «Форт Индепенденс».

Тот же день.

За два часа до общетюремного отбоя

— А что, служивый, говоришь, не страшно тебе помирать-то?

От неожиданности я вздрогнул и приподнял голову. Наверное, я действительно задремал, сам не заметил, как это случилось. Или — просто задрых, спал я последнее время урывками, все больше переживал. Вопрос Князя застал меня врасплох.

— Не очень, — не сразу ответил я. — Семь лет уже воюю, привык, наверное…

— А разве к этому можно привыкнуть? — вполне серьезно спросил другой уголовник, тот, что предлагал мне глюк. Я уже понял, что его кличка — Мытник.

— Можно. Удивляет даже не то, к чему можно привыкнуть, а как быстро привыкаешь к тому, к чему привыкнуть нельзя, — честно ответил я.

Мытник дурашливо хмыкнул и покрутил головой:

— Что-то больно кручено! Падла буду, не вколюсь, какого хавера ты тут закошмарил? Так, Князь?

— Да ты не кипешуй, служба, мы тебя ночью зарежем, сейчас — не тронем, мое слово — олово, — обнадежил меня авторитет, не обращая на него внимания. — Сейчас мне потрындеть охота, развести рамсы ништяком. Люблю, знаешь, со свежим языком базар перетереть за жизнь, любопытный я, есть такой грех…

Развалившись на нижних нарах, Князь закинул ногу на ногу и привольно покачивал носком ботинка, перебирая в руках небольшие четки из светящихся камней-кметов с планеты Геттенберг. Игрушка недешевая, между прочим, каждый обработанный кмет такого размера — половина месячного офицерского жалованья.

Все понятно! Его авторитетное Высочество заскучал на нарах, желает утолить сенсорный голод древнейшей формой человеческого общения — беседой…

— Ладно, давай разведем… это самое, — согласился я. — А о чем?

Действительно, почему бы не потрындеть с хорошим человеком? Или хотя бы не развести рамсы ништяком?

Князь задумался, ловко пощелкивая кметами в толстых и на вид совсем не ловких пальцах.

— Да обо всем, — определил он, наконец. — Я — человек доверчивый, мне по ушам проехать — одно удовольствие. Не менжуйся, служба, лепи горбатого от фонаря по фейру!

Двое остальных уголовников подхалимски затыкали. Лично я не настолько владею феней, чтобы понять его до конца, но, видимо, в этих словах крылась какая-то ирония. Впрочем, ребята хорошие, душевные, зарезать обещали только ночью, так что иронию я решил пока проигнорировать.

— Спрашивай, я отвечу, — разрешил я.

— И военную тайну выдашь? — делано удивился авторитет.

Остальные аборигены дружно поддержали его эмоциями, выполняя роль хора в древнегреческой комедии.

— Тебе какую — поменьше, побольше? — спросил я. — Самую тайную или что-нибудь попроще, скажем, в пределах второго уровня секретности?

— Не, служба, ну тебя к бесу с твоими тайнами! — заявил Князь вполне разумно. — А то наслушаешься тебя, ваши же из армейской контрразведки потом глотку перережут. И хиляй потом на три листа тихой баною, как креп чавырловый!

— Наши контрразведчики глотки не режут, не звери же, — уточнил я. — Поставят под плазмомет — тогда и можешь хилять, как угодно. Выброс плазмы — 0,002 секунды — быстро, чисто, гуманно. Не только моргнуть, подумать ничего не успеешь, как одна черная плешь на земле останется.

— Вот и я говорю… Не, военных секретов нам не надо… Так, Кукушка? — тот яростно затряс головой, тоже не сгорая от любопытства (такой невольный каламбур). — Нам бы что-нибудь душевное, про жизнь, про отношения, про уси-пуси, про баб, например… Любишь про баб, а, Кукушка?

На этот раз древнегреческим хором заржал только один Мытник, а смазливый Кукушка, похоже, и про баб не любил. Не угодишь на него…

Ну да, они же все педики, эти молодые и приблатненые! — вспомнил я. Прогрессивная идея совместного содержания в тюрьмах мужчин и женщин (чтоб не подчеркивать половую дифференциацию, разумеется) еще только пережевывается в Конгрессе, и пока авторитетам приходится довольствоваться тем, что есть под рукой. Хотя на свободе для них дело чести как раз в обратном — демонстрировать мужественную любовь к противоположному полу, это я знал. Своя жизнь, свои законы…

Но, в общем, разговор мне не нравился. Создавалось стойкое впечатление, что меня нарочно «разводят на базар», а следовательно — «выставляют в клоуны». Предупреждали же меня — с урками надо всегда держаться настороже, как во время разведрейда в чужих тылах. У них, будто у хищных зверей, каждое телодвижение с плотоядным подтекстом…

Подумав об этом, я почувствовал даже нечто вроде невольного восхищения. Несмотря ни на что, уголовным всегда удается сохранить свой параллельный мир, при любой власти и любом общественном строе. «Человек человеку — волк, и тот волк хорош, у которого крепче зубы», — просто, понятно и не лишено определенной биологической логики… Волк, значит, а также бешеная собака или вонючий скунс — все «по понятиям»… Вот только жить в таком собачьем измерении мне никак не хочется, про себя могу точно сказать…

Щелканье и позвякивание замка камеры перебили мои мысли. Я еще только водил головой, не понимая, что надо делать, а уголовные уже соскочили со своих «шконок», и все, даже Князь, выставились у коек столбами.

«Интересно, как же они догадались, что это не просто абы какой надзиратель, а сам начальник тюрьмы?» — успел я подумать, пока соскакивал с верхних нар.

Тюремная интуиция?

Начальник, полковник Чонги, личность в здешних местах такая же зловещая, как колдун-людоед из бабушкиных сказок, вперил в меня тяжелый, темно-сливовый взгляд. Лицо со смуглым природным оттенком в тусклом свете тоже казалось темным. Фигура «хозяина» была невысокой, круглой, в сытых, довольных складках, словно у запрещенного Будды с древних изображений.

Как положено большому начальству, «хозяин» заявился к нам с целой свитой из офицеров, которые топтались у него за спиной. В камере сразу стало тесно и людно.

— Почему лежим до сигнала «отбой», заключенный? — спросил полковник довольно писклявым голосом с нотками птичьего щебетания, какие часто прорываются у азиатов. Значит, успел заметить…

— Виноват, господин полковник, сэр! Мой ответ ему, похоже, понравился.

— В дневное время заключенным разрешается только сидеть на койках. Лежать — нельзя, сидеть — можно. Это — правило, — произнес он без лишнего нажима. — Первый лейтенант, приступай!

Из-за его широкой, овальной спины тут же выдвинулось нечто долговязое, длинноволосое, с явными признаками аморфного унисекса и немедленно забубнило:

— Согласно дополнительному постановлению временной армейской комиссии по правонарушениям под председательством бригадного генерала Альфреда Севиджа, срок заключения бывшему капитану десантных войск Сержу Кирив заменяется на прохождение службы в штрафном батальоне из расчета — один месяц службы в вышеупомянутом подразделении за один год тюремного заключения. Временная военная комиссия постановляет довести до сведения осужденного, что срок прохождения службы в штрафном подразделении может быть сокращен, а также отменен совсем, если осужденный отличится в боях или докажет свою доблесть и преданность демократии иными способами, или получит тяжелое ранение во время выполнения поставленной боевой задачи. По отбытии срока наказания в штрафном подразделении осужденный имеет право на восстановление в прежнем воинском звании, с возвращением ему срока выслуги и государственных знаков отличия. Согласно приказу министра обороны срок прохождения службы в штрафном подразделении в общую выслугу лет не входит и при начислении армейской пенсии не учитывается…

«Пенсии? — мысленно зацепился я. — Вот о пенсии в штрафбате вряд ли кто думает»!