Долг самурая - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рю, тебе хорошо со мной? — спросила Маша, улыбаясь своим мыслям. Это было уже далеко не первое их свидание, и пока Машу этот японец вполне устраивал.
— Да, — ответил Рю. — Очень.
— А тебе было так же хорошо с той девушкой, о которой ты рассказывал?
— Осуми?
— Да.
— Нет, не так же. Она была мой невеста. И я любить ее. Но не так же. Ты — совсем другое.
Маша тихо засмеялась.
— Совсем другое? Это мне нравится. — Маша помолчала, обдумывая ответ японца, потом повернулась и посмотрела на его профиль, слабо вырисовывающийся в полутьме.
— Рю, — снова заговорила она. — Мы мало разговариваем в последнее время. Ты кажешься мне каким-то… чужим.
Она замолчала, ожидая, что Рю ответит, но он молчал.
— Рю! — тихо проворковала Маша, заглядывая японцу в глаза. — Рю, ну, что такое? Что случилось?
Рю по-прежнему не отвечал. Лицо его было бледным и хмурым, как у раненого воина.
— На работе что-то? — продолжила свои расспросы Маша. — Из-за смерти Икэды тебе не дадут повышение?
Рю усмехнулся. Предположение Маши рассмешило и, вместе с тем, слегка оскорбило его. Он хотел рассердиться, но не смог. Разве на такую девушку, как Маша, можно сердиться?
Вместо того чтобы ответить грубо, как это, возможно, сделал бы русский мужчина, Рю лишь погладил любовницу по волосам и сказал:
— Нет, мое солнышко. Я думаю не за карьера. Голос его звучал мягко и ласково. Глаза Маши замерцали в полумраке.
— А о чем ты думаешь, Рю? — спросила она.
Рю снова не ответил. Его суровое лицо встревожило впечатлительную и чувственную Машу. Она села в постели, посмотрела на любовника испуганными глазами. Веки ее дрогнули. Казалось, еще немного, и она заплачет.
— Рю, тебе со мной плохо? — пробормотала Маша. — Ты меня разлюбил, да?
Рю приподнялся на локте и отрицательно затряс головой. Сама мысль о том, что Маша может расплакаться, была для него невыносима. Он обнял Машу рукой, притянул к себе и поцеловал в губы.
— Нет, Маша, нет! — сказал он с чувством. — Как можно разлюбить такой девушка, как ты!
Маша облегченно вздохнула.
— А в чем дело тогда? — спросила она робко. — Я же вижу — ты думаешь о чем-то… О чем-то нехорошем. И не только сегодня. Ты думаешь об этом все последние дни.
— Правда?
— Да, — кивнула Маша.
Рю смутился. Он бы и рад был рассказать Маше о своих тревогах, но не мог. Сейчас не мог. Зачем волновать ее попусту? Ведь, может быть, все не так плохо, как он думает.
— Может быть… — сказал Рю задумчиво. — Может быть, надо тебе сказать… Но это трудно так…
— Что трудно? — не поняла Маша, вглядываясь в худощавое лицо Рю.
— Трудно все вместе объяснить, — договорил он.
— А ты постепенно, — посоветовала Маша. — Начни с начала. Ну?
Рю наморщил переносицу. Видно было, что он колеблется. И Маша решила надавить.
— Ты ведь сам говорил, что мы с тобой — одно целое, — проговорила она. — И ты мне сам говорил, что у нас не может быть друг от друга секретов. Ты больше так не думаешь?
Рю вздохнул и решил сдаться.
— Маша, смотри, — заговорил он рассудительным голосом. — Есть такое… это очень серьезно для японцев, хотя об этом редко говорят… это не произносят… Это, как у вас говорят, — святое.
В Машиных глазах засветилось нешуточное любопытство.
— Что же это? — спросила она. — Это что-то… такое!
— Это… это… — Рю пытался подобрать подходящее русское слово, но не мог. — В общем, это… он.
Рю выдохнул и перевел дух.
— Он — это кто? — спросила Маша, понижая голос. — Бог, что-ли?
Рю усмехнулся.
— Нет, не Бог. «Он» — это долг. По-японски. Маша встревожилась еще больше.
— Ты должен кому-то много денег? — с ужасом спросила она. — Кому ты задолжал? Это как-то связано с вашей корпорацией? С убийством Икэды?
Рю поспешно покачал головой:
— Нет. Все сложнее. Долг — вот здесь. — Он показал пальцем на свою грудь. — Где сердце и душа. Но нужны доказательства… Маша, я все рассказать тебе.
— Когда?
— Скоро, — сказал Рю. — Совсем скоро.
— Ты знаешь, — снова заговорила Маша после паузы, — я звонила маме и говорила с ней о тебе.
— Правда? — Рю улыбнулся. — И что она говорить?
— Она сказала, что ей всегда нравились японцы. Что они дисциплинированные, верные и ответственные.
— Это правда, — кивнул Рю. — Японцы очень верные. И все остальное тоже.
— Мама хочет познакомиться с тобой. Ты не против?
— Нет, не против. Я тоже хотел познакомиться с твой мама. Но не сейчас. Дай мне три дня уладить дел.
— Дела, дела… — вздохнула Маша. — Вечно вы, мужчины, о делах говорите. Ну, хорошо. Даю тебе три дня. Но если ты и через три дня будешь такой смурной, я тебя брошу. Ты понял?
— Понял, — кивнул Рю. — А пока ты меня не бросать, иди ко мне!
Он обнял Машу и увлек ее в постель…
Час спустя Маша приподнялась в постели и внимательно посмотрела на посапывающего во сне Рю. Тот спал крепко и безмятежно. Маша, скрипнув пружинами матраса, опустила ноги с кровати и снова посмотрела на Рю. Он спал так же крепко, как и полминуты назад. Маша на цыпочках вышла в соседнюю комнату.
Там она, опасливо поглядывая на дверь спальни, уселась за стол, откинула крышку ноутбука и нажала на кнопку запуска…
22
За окном совсем стемнело. Антон Плетнев сидел за столом и пил кофе. Время от времени он зевал и тер пальцами глаза. В офисе, по причине позднего часа, он остался один.
Допив кофе, взял со стола мобильный телефон и набрал номер.
— В данный момент абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, — пробормотал из трубки приветливый голос «автоматической леди».
— Спасибо, — насмешливо буркнул Плетнев и отключил связь.
Сонно поморгав, он взял было чашку, но вспомнил, что там ничего нет, и поставил ее обратно. Затем глянул на часы, они показывали полночь.
— Что-то я засиделся сегодня, — проговорил Плетнев. — Этак я скоро на ночной режим работы перейду. А что, хорошо… Тихо, уютно, никто не мешает.
На столе зазвонил городской телефон.
— Вот тебе и не мешают, — проворчал Плетнев, поворачиваясь к телефону.
Снимать трубку Антон не спешил. Он просто сидел и терпеливо ждал, пока телефон прозвонит трижды, после чего включится автоответчик.
— Здравствуйте! — бодро отозвался автоответчик голосом Плетнева. — Вы позвонили в сыскное агентство «Глория». Оставьте свое сообщение и номер телефона, и мы обязательно свяжемся с вами.
Автоответчик пискнул, обозначая начало записи, и затих. Однако никто не спешил надиктовывать на него текст сообщения. Слышны были лишь шорохи и чье-то дыхание.
Плетнев зевнул и с усмешкой проговорил:
— Надо же, какой нынче клиент стеснительный пошел. Звонят в двенадцать часов ночи и молчат. Достали уже…
Плетнев поднялся со стула и подошел к телефону. Трубку снимать он не собирался. Вместо этого Антон протянул руку, чтобы выдернуть из розетки провод. И в этот момент он услышал звонок у входной двери. Ночью — посетитель? Плетнев пошел к выходу, всмотрелся через стекло и удивился.
У входной двери стояла девушка. Невысокая, довольно стройная, в молодежной куртке и с ярким рюкзаком на плече, увешанном брелоками и мягкими игрушками. Она помахала ему рукой и улыбнулась.
— Мила! — выдохнул Плетнев, быстро открывая дверь.
Только сейчас он увидел, что девушка держит в руке мобильник.
— А я тебе звоню, звоню… А ты все не отвечаешь. Я уж думала, вы переехали.
— Ты могла позвонить мне на мобильный, — сказал Плетнев, пропуская ее в помещение и снова запирая дверь.
Мила улыбнулась.
— У меня же нет твоего мобильного!
— Я же вручил тебе визитку, — напомнил Антон.
— Которую я благополучно потеряла в тот же день, — насмешливо возразила Мила.
Они помолчали.
— Мила, — заговорил Плетнев глуховатым голосом, стараясь не смотреть на гостью, — у тебя что-то случилось? Тебе нужна помощь агентства?
Мила покачала головой:
— Нет. Агентства — не нужна.
— А чья нужна? Ты не стой в дверях! — опомнился Плетнев. — Проходи.
Мила медленно подошла к столу.
— Садись, куда хочешь! — пригласил Плетнев. Мила выбрала кресло.
— Так чья помощь тебе нужна? — повторил свой вопрос Плетнев.
— Не помощь… Мне нужен ты.
Мила смотрела на Плетнева своими большущими глазами и улыбалась смущенной, но в то же время странно решительной улыбкой.
— Я хочу вернуть наши отношения. Как думаешь, это возможно?
Плетнев не выдержал ее прямого взгляда и отвел глаза.
— Хочешь со мной дружить? — проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо. — Но из нашей дружбы не вышло ничего хорошего. Может быть, верность не входит в число твоих добродетелей? Или ты с тех пор сильно изменилась?