Балканский синдром - Чингиз Абдуллаев

– Боюсь, что ваши коллеги ошиблись. Хотя я действительно хорошо владею русским и не говорю по-французски, к моему большому сожалению, так как всегда завидовал тем, кто знает этот язык.

– Я говорю по-французски, – улыбнулась Даниэла, – еще по-английски, немецки, венгерски. Хотя венгерский и английский знаю гораздо хуже французского и немецкого.

– По-русски вы тоже говорите неплохо.

– Стараюсь. Он похож на сербский, и его учить было гораздо легче.

– А зачем вы учили русский?

– У нас в стране многие знают русский язык, а в Венгрии, где я работала, у меня был русский друг. Никита Тихонов. Может, вы слышали, он был одним из ведущих специалистов по венгерскому фольклору?

– Вы занимались фольклором?

– Нет. Это он занимался фольклором. А я была специалистом в области туристического бизнеса. Сначала в Германии и Австрии, а потом в Венгрии, куда меня отправили уже в качестве официального представителя известной немецкой туристической компании. Вы спрашиваете для того, чтобы узнать или проверить мои данные? Меня об этом уже несколько раз расспрашивали, и все мои ответы есть в протоколах допросов.

– Я читал эти протоколы, – сообщил Дронго, – и шесть лет назад вы вернулись обратно в Белград. Можно узнать, почему?

– Решила, что нужно заканчивать с кочевой жизнью. Тридцатилетней женщине надо уже как-то определяться в этом возрасте, и я вернулась в Сербию.

– И почти сразу устроились в министерство иностранных дел, – напомнил Дронго.

Даниэла потушила сигарету, взглянула на него и с некоторым любопытством и вызовом в голосе произнесла:

– Да, устроилась, полагаю, что вы точно знаете, что протекцию в моем трудоустройстве оказал господин Предраг Баштич, из-за которого я, собственно, и вернулась в Сербию.

– Это было в две тысячи пятом году? – уточнил Дронго.

– Да, весной я вернулась, а уже осенью пошла работать в МИД. Конечно, он помог мне с устройством на работу, но я не думаю, что в Белграде можно найти столько специалистов, хорошо знающих Германию, Австрию, Венгрию и владеющих сразу несколькими иностранными языками. Так что я оказалась достаточно востребованным специалистом.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Дронго, – но меня больше интересует две тысячи седьмой год, когда ваш патрон женился на Шарлотте Хейнкесс и получил назначение послом в Германию. Как вы на это отреагировали?

Даниэла достала еще одну сигарету. Снова щелкнула зажигалкой.

– Странно, – произнесла она несколько изменившимся голосом, – такие вопросы мне раньше не задавали. Вы, очевидно, больше психолог, чем сыщик?

– А разве одно не связано с другим?

– Да, верно. Настроение было, конечно, плохое. И реакция не совсем нормальная. Я строила какие-то планы в отношении Предрага Баштича. Он был разведен, делал хорошую карьеру, все знали, что его должны куда-то послать. К тому же он достаточно состоятельный человек, и летом две тысячи пятого года мы даже поехали вместе отдыхать на Маврикий. Но потом он выбрал себе в супруги эту немецкую «вешалку». И мне пришлось смириться.

– Разве вы не знали, что он с ней встречается?

– Он встречался со многими женщинами, – усмехнулась Даниэла. – Есть такие мужчины, которые органически не способны сохранять верность. Не потому, что плохие или их не устраивает что-то в их подругах. Они просто физически не могут оставаться верными одной женщине. Им нужны постоянные победы, постоянные новые впечатления, новые завоевания. Это как часть их жизни, без которой они не могут существовать. Я быстро поняла, что Предраг был именно таким мужчиной, и поэтому успокоилась.

– И вы не отправились за ним в Германию?

– Нет, не отправилась. Когда он женился, у меня в Белграде появился друг, с которым у меня к тому времени сложились достаточно тесные и хорошие отношения.

– И кто это был?

– Нет, не могу сказать. Наши отношения разладились еще в прошлом году. И он не имеет к произошедшему в Бичелише никакого отношения.

– Не сомневаюсь. Но вы можете ответить, почему разладились ваши отношения?

– Думаю, что вы и так догадались. Предраг вернулся в Белград и получил назначение вице-премьером. Почти сразу он предложил мне перейти в его канцелярию, и я тоже сразу согласилась.

– И возобновили прежние отношения?

– Я должна отвечать и на такие вопросы? – Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Если можно, ответьте. Извините, что вынужден спрашивать вас о подобных частных деталях вашей жизни. Но они мне нужны для того, чтобы лучше понять характер самого господина Баштича.

Даниэла затушила сигарету и ровным голосом заговорила:

– Не вижу смысла скрывать. Да, у нас были отношения. Достаточно близкие. Не так часто, как мне хотелось бы, но были… Вас устраивает такой ответ? Если вы спросите, была ли я его любовницей, то нет, не была. У него вообще не было любовниц. Да, да, не удивляйтесь. Я же вам сказала, что он физически не мог сохранять верность одной женщине. С любой женщиной, даже с самой идеальной, самой красивой, самой сексуальной и самой терпеливой, он бы все равно мечтал о другой. Такой тип мужчины. Вы знаете, он родился десятого апреля, а это знак Овна по гороскопу. Первый знак огня, неистовый и упрямый.

– Знаю, – ответил Дронго, – я тоже родился в начале апреля.

Десять или двадцать секунд они молча смотрели в глаза друг другу.

– Странно, – произнесла наконец она, – я была уверена, что вы либо Скорпион, либо Стрелец, но никак не Овен. С таким гороскопом нельзя быть хорошим сыщиком. Вам разве об этом не говорили? Сыщиками должны быть либо коварные Скорпионы, либо изменчивые Стрельцы, либо упрямые Тельцы, либо гениальные Водолеи, но никак не представители вашего знака.

– Я, наверное, исключение из правил, – проговорил Дронго без тени улыбки. – А Баштич был типичным представителем своего знака?

– Полагаю, что да. Только в политике он проявлял удивительную гибкость, готов был идти на любые компромиссы. А в отношениях с женщинами был напорист и смел. Вы знаете, что синьор Берлускони, нынешний премьер Италии, тоже Овен по гороскопу.

– Нет, не знал. А кто вы по гороскопу?

– Дева. С моим знаком как раз все понятно. Я – его типичный представитель.

– И вы согласились перейти на работу в кабинет министров?

– Конечно, согласилась. Здесь я получала гораздо большую зарплату и почти все время видела Предрага Баштича.

– Вы достаточно откровенны. Не боитесь, что вас могут заподозрить в убийстве вице-премьера, которое вы совершили в состоянии ревности?

– Нужно быть абсолютной дурой, чтобы ревновать такого человека, как Баштич, – усмехнулась Даниэла. – Я же вам сказала, что его невозможно было ревновать ни к одной женщине, он мог мгновенно перебежать к любой понравившейся ему даме. А мне казалось, что я не совсем дура. И потом – зачем мне эта ревность? Скорее его третья жена должна была ревновать ко мне и к другим женщинам, с которыми он был близок в последние несколько лет. Боюсь, что фрау Хейнкесс даже не понимала, как глупо себя ведет, встречаясь со своим мужем по выходным дням. Но это был ее личный выбор.

Дронго взглянул на плечи Даниэлы и задал, в общем-то, не совсем тактичный вопрос:

– Вы занимались плаванием?

– Да, – ответила она. – Знаю, что у меня широкие плечи. Я даже выступала на международных соревнованиях. Но особых успехов не достигла. И князя Монако я тоже не встретила.

Дронго понимающе усмехнулся. В европейской светской тусовке знали, что Альбер Второй, князь Монако, особенно неравнодушен к пловчихам с большими плечами.

– Я попросил перевести мне отрывки из ваших показаний, – сказал он, – и уже успел побеседовать с сыном погибшего. Поэтому у меня к вам есть еще несколько вопросов.

– Зоран согласился с вами разговаривать? – удивилась Даниэла. – Это здорово. Мне он показался молодым человеком с целым комплексом своих проблем. По-моему, он даже нервничал в моем присутствии, догадываясь о наших отношениях с его отцом.

– Он сказал, что ничего не знает.

– А как еще он должен был сказать? Конечно, не знает. Мы ведь не занимались ничем подобным у него на глазах.

– Давайте вернемся к тому вечеру. Почему вы оказались в особняке? Следователь Бачанович выяснил, что вы не имели права там находиться, у вас не был оформлен допуск к особо секретным документам.

– Конечно, не был. Я ведь столько лет провела за рубежом. Даже в нашем МИДе мне давали не все документы, а уж тем более в канцелярии кабинета министров. Но Баштич настоял, чтобы я приехала туда еще днем. Он собирался просмотреть все документы, которые мы ему подготовили.

– Он собирался остаться там на ночь?

– Возможно. Но он не посвящал меня в свои планы.

– А если бы он предложил вам остаться?

– Я бы осталась, – честно ответила женщина, – но он не предлагал. Наоборот, попросил меня организовать машину для сына. Насколько я поняла, мы должны были вечером уехать – я и Зоран.