Носки - Анатолий Крашенинников

— Из Сибири мы, — сказал гордо Илья, оглянувшись на меня.

— Значит, с радиоактивной зоны прибыли? — удивлённо и вопросительно засмеялась старшая сестра. — Давно таких высоких не видела, — добавила она тут же.

— Вы, вроде, гражданские, а глаза уже, похоже, насмотрелись всякого, — сказала Олька.

— Что, Олька, давай вдвоём аккуратно, что ли? Там ботинок как примёрз будто, — сказала старшая медсестра и наклонилась.

— Да вроде, идёт потихоньку, — ответила Олька.

И через мгновение ботинок всё-таки слез с моей ноги, и на пол посыпался лёд.

Заметив, что снятие оказалось болезненным, она взяла ножницы.

— Нет. Только не резать, — быстро сказал я.

— Да не бойся, голубчик. Я же носки только подрежу, — ответила она улыбнувшись.

— В том-то и дело. Носки нельзя резать. Они не обычные, — ответил я.

Вторая медсестра взялась за Илью, который хоть и стонал от боли в ногах, но не сводил глаз с Олькиной пышной груди, проявляющейся сквозь тонкий медицинский халат, и казалось, ничего не слышал.

Она стала стягивать тот самый волшебный вязаный носок, а за ним и обычный чёрный, тонкий.

— Это ещё что такое? — произнесла она, поправивупавшие волосы и округлив без того круглые глаза.

— Что? Совсем кошмар? — не глядя, спросила вторая медсестра, пытаясь точно так же вытащить ногу Ильи из обледеневших носков.

— Глянь-ка, Елена Николавна! — подозвала Олька старшую сестру.

— Ну, что ещё? — произнесла та, обернувшись на мою стопу.

— Это как понимать?! — возмутилась она.

Я посмотрел на свою ногу и удивился, какой же чистой она была.

— Смотри! — закатав штанину и показывая разницу чистой области, скрываемой носком, и остальной части ноги, которая имела слой потрескавшейся, ссохшейся грязи, сказала она.

— И здесь тоже самое! — воскликнула старшая сестра, распаковав Илью.

— Вы чего это, гражданские, ноги помыли что ли? — засмеявшись, сказала пышная женщина.

— Да нет, конечно. Двое суток по уши в грязи, — ответил я.

Они стали ощупывать наши стопы, несмотря на тёмные, почти синие пятна, и другие, светлые, похожие на ожоги, покрывавшие пальцы и ближайшие к ним области.

— Так больно? — спрашивала медсестра то и дело, раз за разом нажимая пальцами на переднюю часть стопы.

Я отвечал, что да, даже когда казалось, не чувствовал ничего.

В тот самый момент она смотрела мне в глаза. В этих глазах буквально видно было, что меня раскусили, и я говорю неправду.

Илья тоже говорил, что всё чувствует, но глаза его выдавали. Сейчас они были полны большей паники чем там, откуда мы вернулись.

И старшая сестра тоже всё поняла. Они поднялись и отошли в сторонку. Потом и вовсе вышли.

Вернулись минут через пять.

— Ну, что, ребятки. Хорошие новости для вас. Шикарную мазь подвезли, — сказала старшая медсестра, глядя куда-то мимо в окно.

— Сейчас обработаем и забинтуем, — сказала Олька, тоже глядя куда-то мимо в стенку.

Они обработали спиртом наши стопы, а затем намазали какую-то оранжевую мазь с ярко выраженным запахом облепихи, после чего забинтовали обоим ноги. Потом мы сдали свою грязную одежду, цвет которой уже был никому неизвестен, и получили госпитальную форму, состоящую из синих штанов и синей хлопковой рубахи.

Ну, а дальше нас отвели в палату, где было очень тесно и душно. Койка к койке с очень узкими проходами.

Раненых было очень много. И с переломами, и с ожогами, и с пулевыми, с осколочными, без ног, без рук. И мы, вошедшие с перебинтованными ногами, в выданных зелёных тапочках, были, казалось, самыми целыми из всех.

— Опа. Новенькие, — обрадовался один старый безногий солдат, и все, кто физически мог, обратили взоры на нас, вошедших.

— Смотри-ка, гражданские! — воскликнул он, довольно быстро подскочив к нам на костылях. — Откуда будете, братцы? — спросил он с задорной улыбкой.

— Из Сибири мы! — ответил Илья.

— Я так и понял, что наши ребята! — обрадовался седовласый солдат.

— Гляди, какие высокие! — кружил он лихо на костылях, не переставая двигаться. — А откуда именно?

— Новосиб! — ответил Илья.

— Красноярск, — сказал я.

— Красноярск! — радостно воскликнул он, снова крутанувшись на костылях.

Казалось, что такой прыти не видать нынче и молодым с двумя ногами, а он легко отплясывал на одной, слегка помогая костылями. Он был более чем полноценным. Более полноценным, чем многие молодые в тёплых квартирах больших, развитых городов.

— Деревня Малая Российка, слыхали? — улыбаясь, спросил он вдруг.

— Да, это же по Енисейскому тракту? — припомнил я вслух.

— Верно, братец, верно! — ещё больше обрадовался он.

— А рядом где-то Смородинка! — сказал я.

— Вы слышали?! Смородинка! — обратился он к другим постояльцам этой больничной палаты и прослезился. — Ай да ребята. Ну, конечно, Смородинка совсем рядом! — проговорил он, утирая глаза. — Ну, чего вы встали-то, как неродные?..Забирайтесь уже. Вон, ещё две койки у окна освободились, — направил он нас.

Сёстры стояли в проходе и ничего не говорили, просто улыбались, а потом ушли.

А мы пошли по узким проходам между коек к своим местам.

Рассевшись спинами к окнам, мы оказались в центре внимания нашего нового коллектива.

— Подвиньтесь-ка, ребяты, — присел напротив тот старый солдат. — Это чего у вас в руках такое? — спросил он нас, немного усмехнувшись.

— Носки, — ответил я.

— Да я вижу, что не рукавицы, — сказал он, поправляя, словно отклеившийся, густой седой ус.

— Это необычные носки! — сказал Илья. — Они спасли нам жизнь, — добавил он.

— Вы ж не военные? — вопросительно сказал старик.

— Мы волонтёры. Везли гуманитарную помощь бойцам и попали под обстрел, — сказал Илья.

— Эти носки — единственное, что уцелело в нашей машине, — добавил я.

— Ну-ка, постойте, — проговорил один мужичок с чёрными усами и чёрными блестящими волосами, будто намазанными подсолнечным маслом, перелезая через койки. — А теперь с этого места поподробнее, — усевшись рядом со старым солдатом, сказал он, загодя предвкушая интересный рассказ.

— Эй, Адриано. Тебе случаем, попкорн не поднести? — засмеялся один из солдат где-то в углу и встретил ответный хохот половины палаты.

— Давай сразу ведро! — засмеялся Адриано.

— Есть у меня тут одна посуда! Пока свободная, — заулыбался один немолодой солдат с вытянутой на растяжке ногой, приподняв простынь и показывая под кровать, чем сорвал хохот товарищей по палате.

Постепенно в нашу сторону стали пододвигаться большинство жителей палаты. Остальные, кто был не с нами, просто не могли этого сделать в виду своего физического состояния.

— Ну, так и чего? — спросил, часто моргая, Адриано, завалившись на чужую подушку, как в домашнем кресле, и забросив ногу на ногу.

— Я вот гляжу, что держите вы эти носки, словно реликвию какую-то. Неужто, и впрямь чудо в них? — сказал старик.

— Чудо?! Да не то слово. Я сначала сам не верил. Это всё писатель твердил, как заведённый, про чудо, а потом и я уверовал, — сказал, улыбнувшись, Илья.

— Ну, не томите. В чём фишка-то? — поторопил Адриано.

— Раны заживлялись сами