Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью я почувствовал себя совсем больным, началась сильная головная боль и что-то похожее на дизентерию. Но на следующий день г-н Гурджиев заставил меня не обращать внимания на моё состояние, встать на ноги и быть активным. Намного позже, когда я выздоровел, он объяснил мне, что благодаря этой активности я собрал определенные силы, которые помогли мне побороть серьёзную болезнь. В тот день я поехал с ним в Сочи за фруктами, и мы остались там на обед. На обратной дороге я лёг в линейке; болезнь прогрессировала. Г-н Гурджиев спросил меня, что произошло. Я рассказал ему, как я себя чувствую, и что я пытаюсь мысленно быть с ним. «Хорошо, Фома, хорошо», – сказал он.
На следующий день после бессонной ночи моя голова горела в лихорадке, и моя жена поняла, что нам совершенно необходимо найти другой дом неподалёку. Больному в таком состоянии, как я, нельзя было оставаться в комнате с одной кроватью и отсутствием комфорта; к тому же мы могли бы вызвать нашу горничную Марфушу, всё ещё находящуюся в Туапсе.
К счастью, прямо через дорогу моя жена нашла пустой дом, принадлежавший, по словам смотрителя, доктору Боткину, личному врачу царя. Доктор Боткин последовал за царём в ссылку в Сибирь (позже он был убит в то же время, что и царская семья). Этот дом был занят смотрителем, но он сказал, что есть ещё маленький домик в саду, который мы можем снять, если захотим. Это был чудесный маленький домик, буквально утопающий в огромном количестве роз, с покрытыми зелёным мхом ступенями, спускающимися к морю, и тропинкой, обрамлённой кипарисами. Переезжая туда, я был почти без сознания, но я видел эти чудесные розы. Для меня этот рай красоты с тех пор был связан с невыносимой головной болью.
Моя жена послала Марфуше телеграмму, велела ей запаковать наши вещи и сразу же приехать. Вскоре та прибыла. Я начал терять сознание, поэтому то, что было дальше, я узнал от жены, когда полностью вернулся в сознание через три недели.
На следующее утро г-н Гурджиев пришёл нас проведать. Увидев, что мне становится всё хуже, он сказал моей жене взять Марфушу и пойти купить еды и всё, что необходимо, пока он останется со мной.
Когда они вернулись, г-н Гурджиев сидел на веранде, его лицо было белым, как его рубашка, и на тревожные вопросы моей жены он ответил: «Сейчас он спит. Я больше не боюсь за его голову, но нам нужно отвезти его в больницу, потому что у нас здесь нет ничего, даже термометра. Позже вы поймёте, что это важно также по другим причинам, – добавил он. – Я сейчас же поеду в Сочи, чтобы найти больницу, и позже мы отвезём его туда вместе».
Г-н Гурджиев ушёл. Я проснулся и… началось. В бреду я хотел убежать. Один раз, когда жена вышла принести что-то из соседней комнаты, я выскочил из кровати и был уже на полпути к окну, но она смогла меня остановить. Она буквально затащила меня обратно. С помощью Марфуши она уложила меня снова в кровать с бутылкой горячей воды, для этого она не нашла ничего лучше, чем бутылка из-под старого вина. Когда она подняла меня в кровати, я поймал её за запястье и чуть не сломал его. А когда она не позволила мне встать с кровати, я взял бутылку и попытался ударить её по голове.
Вечером дела стали ещё хуже. На помощь пришёл Захаров, но даже он, вместе со смотрителем дома, моей женой и Марфушей не могли уложить меня в постель. Моя жена была в отчаянии, не зная, что делать, а г-н Гурджиев всё не приходил и не приходил. Захаров выбегал на дорогу выглядывать его, и наконец, к полуночи мы дождались. Я спал, но когда г-н Гурджиев вошёл в мою комнату, сразу же проснулся и бросился на него с таким неожиданным неистовством, что перевернул стол с горящими свечами, и г-н Гурджиев чуть не упал. Он тотчас же положил руки на мой лоб, после чего я полностью успокоился, хотя и не провалился снова в сон.
Г-н Гурджиев решил с рассветом отвезти меня в Сочи и самому править лошадьми, двигаясь очень медленно, чтобы избежать толчков.
Моя жена и Марфуша упаковали вещи и одели меня. В пять утра появился г-н Гурджиев с двумя повозками. На одну из них он положил матрас так, чтобы я мог лежать во весь рост, головой к лошадям, а затем привязал меня бельевой верёвкой. Повозка тронулась, моя жена села в моих ногах. На второй повозке ехали Марфуша и багаж. Когда я шевелился, г-н Гурджиев говорил только «Фома, Фома», положив руку на мой лоб, и я успокаивался. Но в какой-то момент я неожиданно так забеспокоился, что разорвал верёвку. Медленно мы одолели двадцать две версты до Сочи; некоторые прохожие бросали на меня цветы, думая, что я умер. Мои губы были синие. Я выглядел совсем одеревенелым в своей военной форме.
Из-за сильной эпидемии брюшного тифа ни в одной больнице в Сочи не было свободной койки. Г-н Гурджиев смог найти палату только в доме для выздоравливающих офицеров. Там мы провели ночь, а утром пришли доктора, чтобы осмотреть пациентов. После осмотра они сказали моей жене, что у меня тиф и из-за того, что болезнь очень заразна, они не могут больше оставлять меня здесь. Моей жене нужно было найти другое место, но его не было. Ситуация была безнадёжной до тех пор, пока один из докторов не нашёл свободную койку в маленькой сельской больнице за несколько вёрст от Сочи. У нас не было иного выбора, как согласиться. Это была крошечная больница. В палате было ещё три койки, кроме моей.
Г-н Гурджиев уехал, как только меня определили, но моя жена осталась со мной. У одного мужчины в палате была скарлатина, у другого дифтерия, а у третьего тиф. Меня осмотрели и выкупали, чтобы снизить температуру. Затем дали все необходимые лекарства, после чего я провалился в глубокий сон. Тогда доктор сказал моей
