Про Любовь Одиноких Женщин - Екатерина Шпиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Знаешь, наверное, сегодня ничего не получится. Лучше останемся дома..."
А ведь хорошо бы остановиться на приятном, правда? Закончить так, как заканчиваются сказки и женские романы. Хотя, кажется, я пишу именно нечто в этом роде, тем более, под заказ. Значит, остановиться? А вот не остановлюсь.
Карма - очень модное нынче словечко, его употребляют в хвост и в гриву, по поводу и без: испортить карму, плюс к карме, минус в карму. Дураки. Ну, дураки же! Предатели, стукачи и вертухаи умирают в одну секунду, без боли и мук, в тёплой постели среди любящей родни. Ангелы во плоти, не обидевшие комара в своей жизни, всем своим существованием делавшие этот мир лучше и краше, горят в адском пламени онкологии месяцами, моля о смерти и заставляя безумно страдать своих близких. Ну, и где она, карма ваша дурацкая?
Бог? Какой такой бог? Тот, который мучает страшными болезнями крохотных безвинных детей? Ничего себе бог у вас! В таком случае мне представляется, что этот бог вместе с дьяволом - нечто единое, абсолютно одно и то же существо, которое глумится и веселится, насмехаясь над тупой массой земного люда.
И что я несу? Нет, конечно, ни бога, ни сатаны - ничего нет. Есть природа и болезни, которым глубоко плевать на моральный облик любого живого существа - от воробья до человека. Карма... Утешалка для сирых умом. Хотя какая же утешалка, если ни фига не работает? Изредка бабахнет в точку, случится счастливое совпадение, что негодяй мучается и страдает, вот дуракам и радость, начинают вопить победно: ура, высшая справедливость восторжествовала, ура-ура, она существует! В то время как сто миллионов других подонков живут припеваючи, горя не знают и даже не подозревают, что, оказывается, есть какая-то там высшая справедливость. Ну, или убеждены, что таки да, она существует и именно поэтому им так хорошо. А хорошие, по-настоящему хорошие люди страдают нон-стоп. И что в эти мгновения поделывает высшая справедливость - покурить вышла, до ветру отбежала? Да её просто не было, нет и никогда не будет. Так устроен мир, и с этим стоило бы смириться и, наконец, прекратить, если есть мозги, каркать словом "карма" бесконечно и по любому поводу. И болезни, и горести настигают, в конце концов, всех и всегда. Понимаете? Всех и всегда! Поэтому каждый бывает "отмщён" и "наказан". Каждый. Или покажите мне того ангела, который прожил всю жизнь невинным агнцем и без единой проблемы, а потом упорхнул на небо - лёгкий, счастливый и невредимый. Только не из библий и коранов пример приведите, а конкретный, человеческий, исторический. Нет таких? Правильно. И быть не может.
Я вошла в особую семью, в семью из книг и фильмов. Десять лет, десять грёбаных лет я жила там, где мечтает жить каждая российская дура: в состоятельном доме исключительно культурных (до ужаса) интеллигентов, которые ели на фамильной посуде из хрен знает какого века, где к обеду выходили не в халатах и трениках, а в элегантных домашних платьях и костюмах. Где всегда на кухне маячила домработница. Ох! К этому надо было привыкнуть, а я так и не смогла. Хотя с родителями Глеба мы жили вместе всего года полтора, а потом... Да, опять и снова родители моего второго уже мужа купили нам квартиру! Уже на излёте совка, в одном из последних кооперативов в стране.
Я вроде бы вздохнула с облегчением, а напрасно. Глеб полностью привёз в наш с ним новый дом всё то, на чём был воспитан и рос, к чему привык и что, оказывается, очень любил и ценил. Меня он, конечно, тоже любил, но... Вот это проклятое "но" встало между нами с самого начала. То есть, почти сразу после медового месяца. Для начала мне пришлось учиться всему этикету, которого я не знала и не встречала прежде нигде и никогда, кроме "вилка в левой, нож - в правой". И всё время, пока я училась, мне было стыдно. Учили меня нон-стоп: и наедине со мной, и при гостях, и в гостях. Вот тут почему-то их культуры и интеллигентности не хватало или она им отказывала: поставить меня в неловкое положение при чужих - в этом никто не видел ничего такого. А если я задавала в общей беседе какой-то вопрос, касающийся литературы, живописи или истории (а о чём ещё бесконечно беседовали эти люди со своими гостями?), то мне запросто могли небрежно бросить: "Ну, ты-то этого не знаешь, мы тебе потом расскажем". Я, естественно, затыкалась. И со временем заткнулась совсем.
А ещё меня старательно переодевали и причёсывали. Особенно усердствовал Глеб. Меня водили по особенным комиссионкам и к "своим" парикмахершам, вертевшим на моей башке какие-то локоны и кудри. Это из моих-то трёх волосин! Ну, а в тогдашних комиссионках особенно-то не разгуляешься - вовсе не все фасоны и размеры имелись, поэтому мне часто подбирали нечто "приблизительное", а потом тащили к "своему" портному, чтобы он приобретённое "то самое" посадил мне по фигуре. Вот честно признаюсь: мне не нравилось всё, что покупалось и "сажалось" на мою тушку! Это всё было приталенное, элегантное, узкое и... колючее. Мало того, что я к такому не привыкла, так ещё и не нравилась себе в зеркалах категорически.
- Это комплексы твои дурацкие! - уговаривал Глеб. - На тебе прекрасно сидит, надо ещё туфли на каблуках...
Дивно! Меня поставили на ненавистные каблуки. Я честно научилась ходить в пыточной обуви, даже на шпильках. Но это ничего не изменило: я себе не нравилась и ненавидела эту одежду и обувь. Пришлось отрастить в себе таких размеров терпение и смирение, что я вполне уже могла бы посоперничать с самыми чёрными монахами.
Когда наступили новые времена, меня первым делом вывезли в Париж. Ну, разумеется, башня, Елисейские поля, Монмартр - это всё понятно, смотрели и восхищались. Но, как оказалось, прежде всего, меня хотели, наконец, одеть так, чтобы мне тоже понравилось. Поэтому пару полных дней мы проторчали в Прентане. Что сказать... Были куплены брендовые костюмы и платья. Ещё более узкие и колючие. И туфли на каблуках - ещё более неудобные.
И, в конце концов, мне было мягко, но запрещено самой себе что-либо выбирать из одежды и украшений. Потому что я постоянно покупала "не то", "так нельзя", "такое не носят", "это же безвкусно, как ты не видишь?". А я не видела.
- Зайчик, родная, что это на тебе?
- Бусики...
- Откуда этот ужас?
- Глебушка, ну, почему ужас, смотри, какие красивые, как мне идут... и вот к этой кофте идут... и к сумочке...
- Родная, это же стекляшки, бисер! Это для девочек-тинейджеров из Бирюлёво!
- А у меня не было таких, когда я была подростком. Потому что я не из Бирюлёво?
- Не было - и не надо никогда. Тебе сколько лет, малыш? В твоём возрасте, в Москве, в нашем кругу... Ну, малыш, стыдно такое надевать, даже выгуливая собаку.
- У нас нет собаки...
- Даже не думай мерить эту майку! Кошмар же, слушай...
- Глебушка, сейчас жара, это же хлопок, такая приятная, лёгкая, мне удобно будет!
- Дешёвка! Ты ещё с люрексом выбери что-нибудь!
- Люрекс я ненавижу, а что тут-то не так?
Глеб фыркал и отворачивался. Я вешала вожделенную майку на место. Думаете, дело было в деньгах? Как бы не так. Я просто на самом деле всё время выбирала не то, что НАДО, что ПРИНЯТО НОСИТЬ. И за годы у меня так и не появился на это нюх, то есть, по мнению Глеба, вкус. Поэтому было решено, что меня одевают, мне покупают украшения, а я просто это всё ношу. На мне не экономили, нет. Всё было дорого и круто. Только мне не нравилось.
Назрел вопрос, да? Какого чёрта я всё это терпела, как тряпичная кукла, с которой развлекается маленькая девочка, наряжая её во всё подряд? Я очень любила Глеба и готова была ради него терпеть всё, что угодно. Он не знал, как часто я ревела в ванной комнате, включив воду на полный напор. Он не знал, сколько бессонных ночей я провела под его обнимающей рукой. Я любила его больше жизни, а он был инопланетянином. И на свою голову любил меня. Я старалась изо всех сил дотянуться до его уровня, стать такой же, но моему организму, очевидно, не хватало каких-то веществ или ДНК, чтобы сравняться с существом другой планеты. У меня не получалось, а, главное, я не получала от этого удовольствия.
Мне было скучно слушать бесконечные его рассказы взахлёб о екатерининском периоде русской истории. То есть, нет, в первый раз было очень интересно! И даже во второй. Но это повторялось бесконечно, в разных вариантах - конечно, он работал и узнавал всё больше. Но мне-то уже хватило по маковку.
Все в его семье, как и он, были буквально тронуты на истории и живописи. И это тоже, в конце концов, утомляло. Мне скучно было заучивать историю жизни Климта и бесконечно восхищаться Дали, который мне никогда не нравился. Ведь снова, опять! Опять мне пришлось быть не собой, произносить не то, что думаю, следить за реакцией других, чтобы самой выдать правильную! И если кто-то подумал, что я в претензии к Глебу и его семье, то он - дурак. Это во мне был дефект - да-да, опять и снова я не то и не та! Я - дефективная, потому и не могла погрузиться в новый для себя мир с наслаждением и радостью, стать его частью и впитать его ценности. Я урод, не они...