Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

проникают гнилостные запахи агонии и непрерывные стоны, больше похожие на хныканье ребенка или скулеж попавшего в капкан животного. Временами на отца нападает жесточайший кашель, и на простыни летят густые кровянистые ошметки бронхов. От него остались кости да выступающие хрящи. За несколько дней тело в местах соприкосновения с кроватью покрылось пролежнями, сильнее всего пострадали ягодицы и пятки. Доктор вычищает мертвую плоть, дезинфицирует и накрывает корпией. Ураганная диарея совсем измучила фермера, но у него уже нет сил просить горшок. Он совсем ничего не ест, разве что несколько ложек супа, так что непонятно, что извергает тело. Его прогорклая моча пахнет лекарствами, он облегчается прямо в кровать, и мать все время меняет белье, стирает и кипятит простыни. После смерти отца на матрасе, набитом шерстью, останутся разводы неопределенного цвета, и крестьянка перевернет его на другую сторону. Воздух заражен невыносимой вонью испражнений. Мать, Марсель и Элеонора с трудом удерживают рвотные позывы, когда садятся за стол. Стоит отцу открыть рот и произнести нечто нечленораздельное, ужасный запах его дыхания открывает окружающим правду о творящейся внутри алхимии умирания. Поднять его с постели, чтобы помыть, невозможно – слишком велик риск переломать хрупкие кости, – и Марсель намыливает страдальца рукавичкой, бережно и нежно, но он все равно кричит от боли. Мать и дочь проявляют деликатность и отворачиваются, отец же совершенно утратил стыдливость и все время отбрасывает худыми забинтованными ногами одеяло, выставляя напоказ исхудавшее тело и сморщенный стручок среди все еще черных лобковых волос. Мать больше не отходит от кровати, жалуется на несправедливость судьбы и проклинает знахаря, не сумевшего обратить сглаз на тех, кто его наслал.

Элеонора выходит из дома, и Альфонс сопровождает ее, но ведет себя иначе, чем всегда: не прыгает в канаву с водой, а держится рядом, то и дело отряхивая промокшую под дождем шерсть. Девочка и пес бредут мимо опустевших полей, в сером «пузатом» небе над их головами летают луговые луни – они охотятся на крольчат и землероек, высматривают добычу, пикируют вниз и хватают зверьков. Те едва успевают издать предсмертной крик. На колючей проволоке изгороди висят клочки шерсти, насквозь промокшие овцы смотрят издалека на путников. Добравшись до деревни, Элеонора стучит в дверь дома священника, но в ответ слышит только эхо своих ударов. Она усаживается на ступеньку и опускает шерстяной платок пониже на лоб. Альфонс прижимается к боку маленькой хозяйки. Она обнимает пса, запускает пальцы во влажную горячую шерсть у него на животе и чувствует, как бьется под ребрами собачье сердце. Дождь и ноги людей и животных превращают площадь в грязную топь. Низ штанин и складки платьев заледенели от черной коросты. Шерсть местных собак свалялась до твердых, как камни, колтунов. Колеса двуколок и копыта скотины швыряют в лицо вонючую жижу, подобную той, что извергает организм отца. К Элеоноре подходят, задают вопросы, она отвечает, что мать прислала ее за священником. Люди понимают, что отец девочки вот-вот преставится и скоро придется служить заупокойную. На беду Элеоноры, отец Антуан отлучился в соседнюю деревню, а значит, сделав дело, обойдет все тамошние кафе и вернется не скоро. Девочка отклоняет приглашение зайти и подождать в теплой кухне, хотя из окна видны и дом священника, и главная дорога, ведущая к церкви. Сердобольная крестьянка выносит бедняжке кружку горячего молока, и Элеонора без аппетита съедает пенку, а угощение отдает Альфонсу. Пес так торопится, что обжигает губы и жалобно скулит. Время идет, бледный день угасает, подсинивая фасады домов. Верхушки каштанов теряются в предвечернем сумраке, когда наконец появляется отец Антуан верхом на ослике, которого ведет в поводу мальчик-хорист. Ребенок вымок до нитки, словно пережил Потоп, имени его кюре никак не запомнит и потому называет малышом или деткой – как и всех предыдущих служек, – но иногда гладит пухлой рукой по тонким волосам. Элеонора смотрит на старого толстого священника. Кюре напоминает бурдюк, дорога его укачала, и, когда ослик оступается в рытвине или натыкается на камень, он произносит неразборчивое ругательство или шепчет «мама», потом снова задремывает и просыпается только у паперти. Он слезает, ахая и охая, смотрит на девочку, отряхивает сутану, держась за шею ослика, чтобы не упасть, и поднимается на две ступени, пыхтит и отдувается, дыша свежим перегаром.

– Мать тебя прислала? – спрашивает он, роясь в карманах в поисках ключа.

Элеонора кивает, зубы у нее стучат от холода. Печальный мальчик привязывает к ограде смирившегося со своей участью мокрого ослика.

– Дело не может подождать? – жалобным тоном интересуется отец Антуан.

Элеонора молча качает головой. Кюре смотрит на тощее пугало, обреченно вздыхает, вставляет ключ в замочную скважину.

– Черт, черт, черт… Сходи за Раймоном Каррером и предупреди своих домашних, малыш, – велит он служке. Мальчик уходит. Отец Антуан наконец отпирает дверь и делает знак Элеоноре следовать за ним. Дом он снимает у мэрии за смешные деньги, в нем две узкие комнаты, прилегающие к ризнице. Здесь пахнет влажным камнем, деревянными скамьями, пыльными рассветами, а еще – развороченной несвежей постелью, устроенной в углу, между комодами, на которых стоят деревянные статуэтки, подсвечники и миска с остатками супа. Священник зажигает масляную лампу, оживляет огонь в чугунной печке, достает из ларя бутылку, наливает стаканчик и устраивается на сундуке, поставив локти на колени и подперев голову ладонями. С большого лысого черепа на пол капает вода. Элеонора смирно стоит у двери, Альфонс лежит у ее ног. Девочке кажется, что кюре заснул, но нет, он отдувается, кашляет, допивает рюмку до дна и выпрямляется.

– Да сядь же ты наконец! – прикрикивает он.

Элеонора не слушается, он окидывает ее взглядом и спрашивает утомленным голосом:

– Ты очень любила папу?

Девочка молчит, и он добавляет:

– Вот и славно, ты хорошая малышка, хорошая малышка, хорошая, очень хорошая… – на секунду клирик впадает в ступор, снова поднимает стаканчик и говорит назидательным тоном:

– Почитай отца твоего и мать твою, и Всевышний вознаградит тебя долгой жизнью!

В комнате тихо, только поленья потрескивают в печке да дождь выбивает дробь по покатой крыше дома. Наконец раздается стук в дверь и появляется церковный сторож Раймон Каррер в непромокаемой накидке.

– А где мальчик? – спрашивает кюре. Сторож разглядывает Элеонору.

– Его мать говорит, что в такую погоду даже пса своего на двор не пустит, а сынишка промок, замерз и наверняка заболеет, – объясняет он. Кюре реагирует на его слова кислой гримасой и раздраженно машет рукой. Каррер стягивает с головы берет и приветливо кивает Элеоноре, а отец Антуан тащится в ризницу, проводит там несколько минут и