Летняя королева - Элизабет Чедвик

Это был тайный канал. Место, где от слияния мужского и женского семени зарождаются дети, а затем из него же выходят на свет девять месяцев спустя. Источник греха и позора, но также и удовольствия. Создание Бога, создание дьявола. Ее деда отлучили от церкви за то, что он пал жертвой собственной похоти и тяги к этому месту в теле своей любовницы, а еще за то, что отказался бросить ее, хотя она была женой другого мужчины. Он писал хвалебные песни во славу прелюбодеяния.

Людовик мямлил и бормотал что-то похожее на молитву, но потом она поняла, что он просит Всевышнего быть с ним в эту минуту и помочь ему исполнить свой долг. Алиенора почувствовала острую, пронзительную боль, когда он овладел ею; она выгнула спину и стиснула зубы, стараясь не закричать. Он начал двигаться, но скоро охнул, с последним толчком содрогнулся и замер.

Через секунду он глубоко вздохнул и отстранился. Алиенора сомкнула ноги, а он вытянулся рядом с ней. Наступила долгая тишина. И это все? Больше ничего? Теперь ей нужно заговорить? Как-то раз в пустой конюшне она наткнулась на пару, пребывающую в томном блаженстве после совокупления, так вот они разговаривали и целовались не переставая, но, может быть, для нее и Людовика такое поведение не годится?

Немного погодя Людовик погладил ей руку и, отодвинувшись, надел ночную рубаху. Покинув кровать, он опустился на колени перед маленьким алтарем и произнес благодарственную молитву. Алиенора изумилась его поступку, но он выглядел таким красивым в свете свечей, переполненным верой, что она невольно почувствовала восхищение.

Людовик повернулся к ней.

– Не хочешь подойти и тоже помолиться, жена? – хмуро поинтересовался он.

– Как угодно. – Алиенора потянулась.

Он нахмурился еще сильнее:

– Тебе следует так поступить ради Господа, не задавая никаких вопросов. Мы должны оба поблагодарить Его и помолиться, чтобы Он сделал нас плодовитыми.

Алиенора решила не противоречить мужу и, надев сорочку, опустилась рядом с ним на колени, чтобы произнести собственную молитву. Людовик заметно успокоился, взгляд его потеплел. Он погладил ее по волосам как зачарованный, а затем прокашлялся и вновь принялся молиться.

Когда в конце концов они направились к кровати, колени у Алиеноры горели огнем, как и то самое место между ног. А еще ее била дрожь. В центре простыни расплылось небольшое красное пятно. Людовик посмотрел на него с выражением удовлетворения, смешанного с брезгливостью.

– Ты доказала свою чистоту. Аббат Сугерий и архиепископ завтра засвидетельствуют это. – Он жестом позвал ее лечь.

Алиенора забралась под балдахин и начала задвигать полы.

– Оставь, – быстро сказал он. – Я люблю видеть свет. Он помогает мне заснуть.

Алиенора вскинула брови, подумав, что Людовик – совсем как Петронилла. Ему нужен мягкий и уютный свет свечи. Она нежно тронула его за плечо:

– Как скажете, сир. Я понимаю.

Он пожал ей руку, но ничего не сказал.

Алиенора закрыла глаза. С ее стороны кровати свеча горела тускло и совсем не мешала. Пятно крови было холодным и сырым. Она чувствовала легкое разочарование. Объятия, поцелуи и ласки оказались восхитительны, но затем последовало нечто необычное и неприятное, вызвавшее немалую боль.

Людовик, видимо, получил свое удовольствие. Алиенора прикидывала, остался ли и Всевышний доволен и зачала ли она ребенка. От этой мысли она испугалась, а потому сразу прогнала ее прочь и отвернулась от мужа. Вскоре дыхание Людовика выровнялось, он уснул, но она еще долго не погружалась в сон, терзаемая беспокойством. Слишком о многом следовало подумать, и в первую очередь – как справиться с этим незнакомцем в кровати, который смешал свое семя с ее семенем, так что теперь они безвозвратно стали единой плотью.

Глава 7

Дворец Пуатье, лето 1137 года

Алиенора сидела одна у пруда в дворцовом саду. На ней было платье из красной шелковой тафты, а корону Аквитании она держала в руках. Беспощадное солнце пекло весь день, но в этот час на город спускалась синяя тьма.

Ее пока не искали, но скоро обязательно кто-нибудь придет. Никакой свободы. Нельзя поступать, как ей хочется. Последние две недели она либо участвовала в официальных мероприятиях, либо находилась в пути от одного к другому в постоянном окружении слуг, вельмож и родственников. Каждая минута была на счету, словно ее время отмерял на своих весах востроглазый торговец. Даже когда молилась в церкви или занималась рукоделием, она ловила на себе пристальные взгляды спутников Людовика или его самого. Он глаз не мог от нее отвести и все время требовал, чтобы она была рядом, словно она драгоценный камень, пришитый к его наряду.

Постепенно она привыкла к ночному долгу, да и боли теперь почти не испытывала; ей бывало даже приятно, когда Людовик уделял больше времени предварительным ласкам. Жаль только, что он опускался на колени и просил благословения Всевышнего каждый раз, а потом, уже после, благодарил Его, заставляя ее делать то же самое. По пятницам и воскресеньям он не делил с ней ложе, говоря, что они должны быть чистыми перед Господом, но Алиенора в тех случаях уютно устраивалась калачиком с Петрониллой, как в былые времена, – хотя теперь все изменилось. Брак и постель отрезали ее от детства. Петронилле очень захотелось узнать, каково это – спать с мужчиной, но Алиенора отделалась туманным объяснением насчет того, что это часть обязанности жены.

Алиенора по-прежнему не совсем понимала, что собой представляет Людовик. Иногда он напускал на себя надменность французского принца, смотрел на всех свысока, но иной раз становился ребенком, которому придворные говорили, что думать и делать, соперничая между собой за влияние на него. И так же, как дитя, он бывал обидчивым, упрямым и неразумным. А еще приходилось иметь дело с его удушающей набожностью, порожденной монастырским воспитанием, в сочетании с чрезмерной тягой к порядку и системе. В отличие от нее, он плохо адаптировался к новым обстоятельствам. И все же он мог быть милым и очаровательным. Он много знал о природе, любил деревья и небо, любил путешествовать в веселой компании, когда сбрасывал свою важность и начинал улыбаться нежно и притягательно. Алиенора находила мужа и физически привлекательным, с его худощавым, грациозным телосложением, блестящими светлыми волосами и синими глазами.

Сегодня он получил корону Аквитании, и выражение гордости и удовлетворения на его лице, когда ему на голову надели этот символ власти, вызвало у Алиеноры негодование и смутные опасения. У нее создалось такое впечатление, будто он принял Аквитанию как нечто само собой разумеющееся, – выходило, корона теперь принадлежит ему потому, что так захотел Господь. Получая свою корону рядом с мужем, она проявила достаточную политическую прозорливость, сохранив бесстрастность на лице. Однако, увидев, как он восседает на троне герцога с выражением превосходства, девушка заново испытала горестное чувство потери и тоски по отцу, удостоверившись, что Людовику никогда его не заменить.