Рыцарь таверны - Рафаэль Сабатини

Боязливо Кеннет вступил в комнату, вверху которой уже раздались крики, говорящие о том, что их побег обнаружен. В ответ послышались торопливые шаги стражи, и Криспин едва успел нырнуть в комнату вслед за Кеннетом и закрыть за собой дверь, как холл наполнился вооруженными людьми.

Проникнув в комнату, Криспин первым делом тихо задвинул засов.

- Черт возьми, - пробормотал он. - Мы были на волосок от смерти. А теперь, кричите, петухи! Орите до хрипоты, вороны! Не вам нас вешать!

Кеннет подергал его за полу камзола.

- Что теперь? - спросил он.

- Теперь, - ответил Криспин, - мы выйдем через окно, если ты не возражаешь.

Они подошли к окну и через несколько мгновений уже находились на узкой тропинке, вьющейся около реки, которую Криспин наблюдал из окна камеры. Они также успели заметить небольшую лодку, привязанную в сотне ярдов ниже по течению, и теперь направлялись к этому месту. Вскоре они достигли шлюпки, которая, по счастью, оставалась в сохранности.

- Залезай в нее, Кеннет, - скомандовал Криспин. - Я сяду на весла и постараюсь грести ближе к берегу, чтобы эти головорезы не заметили нас, вздумай они выглянуть в окно камеры. Клянусь ранами Христа, я голоден, как волк, и в горле у меня сухо, как в пустыне. Да ниспошлет нам Господь благословенный дом, где бы мы нашли приют, ужин и кружку эля. Чудо, что я еще смог ползти по ступенькам лестницы. Пустой желудок - не верный товарищ в рискованном деле. Эй! Осторожнее, мальчик... Пусть меня утопят, если этот молокосос не потерял сознание!

Глава 11

Семья Ашбернов

Грегори Ашберн отодвинул стул и сел на стол, за которым обедал он и его брат.

Это был высокий плотный мужчина с рыжеватыми прямыми волосами и грубыми чертами лица. С братом их роднил только цвет волос, на этом сходство кончалось. Джозеф был среднего роста, худощавый, с бледным лицом и тонкими губами.

В молодые годы Грегори слыл красавцем, но беспутная жизнь и излишества рано состарили его. Джозеф же рос дурным малым с самого начала.

- Неделя минула со дня битвы при Ворчестере, - пробасил Грегори, лениво поглядывая по сторонам. - А от мальчугана ни весточки.

Джозеф пожал узкими плечами и глумливо улыбнулся. В его характере было глумиться, улыбаясь, и слова его обычно бывали под стать улыбке.

- Тебя это тревожит? - спросил он, глядя через стол на брата.

Грегори поднялся из-за стола, избегая его взгляда.

- Говоря по чести, я действительно встревожен.

- И все же, - продолжал Джозеф, - по-моему, это вполне естественно. В битвах нередко бывает так, что кого-то убивают.

Грегори не спеша подошел к окну и посмотрел на оголяющиеся к осени деревья.

- Если бы он действительно пал в битве, если бы он был мертв, это действительно означало бы конец.

- Счастливый конец.

- Ты забываешь о Синтии, - укорил его Грегори.

- Не я. Послушай! - он указал рукой в сторону деревянной панели стены.

До слуха двух мужчин, сидящих в богато убранных покоях замка Марлей, донесся звук, слегка приглушенный расстоянием, - девичий голосок, поющий веселую песенку.

- Похоже это на песню девушки, чей возлюбленный не вернулся с поля боя?

- Лишь если принять во внимание, что дитя и в мыслях не может предположить, что он мог погибнуть.

- Клянусь ранами Христа, если ваша дочь хоть немного думает о нем, она должна быть встревожена. Вчера минула неделя со дня битвы, а от него нет вестей. Клянусь, Грегори, это дает мало поводов для веселья.

- Синтия еще столь неопытна. Она мыслит не так, как мы с тобой, и ее не тревожит отсутствие Кеннета.

- Она не утруждает себя мыслями о нем.

- Может быть и так, - резко ответил Грегори. - Я не знаю.

- То, чего мы иногда не знаем, мы можем угадать. Я считаю, что он мертв, и покончим с этим.

- А если нет?

- Тогда, дурачок, он был бы здесь.

- Но его могли взять в плен.

- Ну и что? Плантации довершат то, чего не сделало сражение. Так что пленник или труп - все едино.

И, подняв бокал на свет, он прищурил один глаз, чтобы лучше рассмотреть прекрасный цвет вина. Не то, чтобы Джозеф был тонким знатоком, но он любил позы, и в данном случае не мог придумать ничего более подходящего, чтобы убедить своего брата.

- Джозеф, ты ошибаешься, - сказал Грегори, отрываясь от окна и поворачиваясь лицом к брату. - Есть разница. А что, если он однажды вернется?

- О, если-если! - воскликнул Джозеф. - Грегори, из тебя вышел бы замечательный казуист, если бы судьба не сделала тебя крестьянином! Ну и что, если он однажды вернется? Ну и что?

- Это известно только Господу Богу.

- Ну тогда и предоставь ему разбираться с этим! - последовал быстрый ответ. Джозеф допил свой бокал. Но Грегори покачал головой.

- Слишком велик риск. Я должен знать, и я узнаю, погиб Кеннет или нет. Если он взят в плен, то нам нужно сделать все, чтобы вернуть ему свободу.

- Чума нас всех возьми! - взорвался Джозеф. - К чему вся эта суета?

Грегори терпеливо вздохнул:

- У меня на то есть причины, - медленно проговорил он. - Если тебе надо их напомнить, то мне остается сожалеть о твоей сообразительности. Послушай, Джозеф, ты имеешь гораздо большее влияние, при дворе Кромвеля, и ты бы мог здорово помочь мне в этом деле.

- Я жду, пока ты мне расскажешь, каким образом я могу это сделать.

- Езжай к Кромвелю в Виндзор, или где он там находится? И спроси разрешения выяснить: нет ли Кеннета среди пленных. Если его там не окажется значит он действительно погиб.

Джозеф сделал нетерпеливое движение.

- Ты что, не можешь положиться на судьбу?

- Ты думаешь, у меня совсем нет совести? - с неожиданным пылом воскликнул второй.

- Фу, что за женские капризы!

- Нет, Джозеф. Я стар. Я вступил в осень своей жизни, и хотел бы перед смертью видеть этих двоих обрученными.

- Старая ворона, ты только и умеешь, что каркать, - добавил Джозеф.

На некоторое время разговор стих, и Грегори твердым взглядом посмотрел на брата, пока тот не отвел плутоватые глаза в сторону.

- Джозеф, ты поедешь к Лорду-генералу!

- Ну хорошо, - неохотно отозвался тот, - положим, я поеду. И что делать, если Кеннет действительно в плену?

- Ты должен упросить Кромвеля даровать ему свободу. Лорд-генерал не откажет тебе.

- Ты думаешь? Я не столь уверен.

- Но ты, по крайней мере, можешь попытаться это сделать, и кроме того, мы будем наверняка знать, что с ним приключилось.

- Все это мне кажется не столь уж необходимым. К тому же, погода портится, ветер переменился, и ревматизм может каждую минуту проснуться в моих костях. Я уже немолод, Грегори, и путешествие в такую погоду - немалое испытание для больного человека, которому за пятьдесят.

Грегори подошел к столу и положил на него ладонь.

- Ты поедешь? - твердо спросил он, пристально глядя на брата.

Джозеф задумался. Он знал, что Грегори упрямый человек, и если сейчас он откажется, то тот будет ежечасно донимать его рассуждениями о судьбе мальчика и о собственном эгоизме. С другой стороны, мысль о путешествии была ему отвратна. Он не относился к типу людей, готовых пожертвовать личным комфортом ради какого-то щенка, попавшего в плен.

- Ну, раз ты принимаешь это так близко к сердцу... - сказал он наконец. Не приходило ли тебе в голову, что у тебя больше оснований просить Кромвеля и больше шансов на успех?

- Ты знаешь, что Кромвель охотнее прислушивается к твоим словам, чем к моим, возможно потому, что ты знаешь, что нужно сказать в нужный момент, поддразнил его Грегори. - Так ты поедешь, Джозеф?

- О, черт возьми! - не выдержал Джозеф, вскакивая со стула. - Я поеду, потому что иначе тебя не утихомирить. Я отправляюсь завтра.

- Джозеф, я благодарен тебе. Но я буду еще благодарнее, если ты отправишься сегодня.

- Ни за что! Утопи меня - не поеду!

- Поедешь, утопи тебя, поедешь, - убедительно сказал ему Грегори. - Ты обязан ехать, Джозеф.

Джозеф снова заговорил о дожде, о том, что небо хмурится и приближается гроза.

- Ну что значит один день? - скулил он.

Но Грегори стоял насмерть, пока его брат не сдался и не согласился отправиться немедленно. Ругая мастера Стюарта последними словами за те хлопоты, которые тот ему доставляет, Джозеф отправился укладывать вещи.

Грегори остался сидеть в столовой, в задумчивости глядя на белую скатерть перед собой. Усмехнувшись, он налил себе бокал муската и выпил его. Как только он поставил бокал на стол, дверь распахнулась, и на пороге появилась прелестная девушка лет двадцати. Грегори посмотрел на круглое свежее лицо своей дочери, шелковые каштановые волосы, спадающие на лоб, и почувствовал прилив гордости. Взглянув на нее еще раз, он подумал, что брат прав: она не была похожа на невесту, чей возлюбленный не вернулся с поля битвы. Ее губы улыбались, а глаза - голубые, как небо, - искрились весельем.

- Почему ты сидишь здесь такой хмурый? - воскликнула она. - Говорят, что мой дядя отправляется в путешествие?