Убиться веником, ваше высочество! (СИ) - Брэйн Даниэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я не хочу. Ни смерти, ни героизма. Мне бы найти себе тихое место, раз вышло так, как вышло, раз мне выпал шанс прожить еще лет… как повезет, с поправкой на непростую эпоху, но все же — годы жизни не имеют цены. Я пристроюсь в какой-нибудь деревушке, выучусь ремеслу, например, повивальному делу. Знаний о предмете у меня полный ноль, но я могу научить местных бабок мыть руки, а это немало, если вспомнить, сколько рожениц умирали от банального сепсиса.
Сестра остановилась у двери. Маркиза тенью скользнула в комнату, мы пошли по коридору дальше.
— Заходи, Эдме, — проворчала она. — Тебя ждет ужин, поешь и ложись спать. Утром тебе помогут одеться.
А снимать с себя это все я, выходит, должна сама, ужаснулась я, но — я справлюсь. На столике горела свечка, рядом с ней лежала краюха хлеба и крынка с чем-то — может, вином, может, и молоком. Пахло сладко, но не едой, а чем-то вроде местного ладана. Они окурили комнату, чтобы в меня не вселились черти, чтобы поумирали вши, или не стоит переживать, всего лишь традиция?
— А это чтобы ты опять не ушла чудить, — закончила сестра, когда я оказалась возле еды, и захлопнула дверь. В замке провернулся ключ — меня заперли.
Я открыла рот и закрыла обратно. Смысла орать нет, я успела встретиться с Эрме, дать одежду и указания. Да, они жутко голодные, но как знать, может, чем-то смогли разжиться.
Я отломила кусок хлеба, взяла кружку, понюхала — действительно, молоко. Что делать? На окнах решетки — не то чтобы специально, они тут везде и больше для того, чтобы никто не спер ценные вещи, чем чтобы держать кого-то взаперти. Сундук — в нем только шмотье, оно мне без надобности, но…
Мне попадались статьи, сколько ценного люди находят в секонд-хэнде. Насколько повезет мне?
Быстро прожевав хлеб — со стороны монахинь принести мне на ужин хлеб с молоком вместо жирного безвкусного мяса было актом милосердия, — я сняла с себя фальшивые драгоценности и избавилась от верхнего платья. Беспощадно заломив руки за спину и стараясь не думать о завопивших от боли суставах, связках и мышцах, я решительно расправилась с корсетом, и клиенты моей бывшей хозяйки дорого бы отдали, чтобы услышать выражения, которые я шепотом орала себе под нос. Уже на выдохе я стащила юбку и расшитую рубаху, оставшись в итоге в одном белье. Постелью мне служила лавка с дерюжками, и то ли так спали в монастыре, не теша плоть, то ли от уличной девки не убудет — но от меня убудет, и так все болит, поэтому я соорудила из юбок подобие матраса и подушки, а затем подошла к сундуку.
Не то чтобы мои надежды не оправдались. Пуговицы кое-где казались ценными — потому что служили украшением, а не застежками, и я их с трудом, но оторвала. Определить, подделка или нет, было легко — по весу. На одной куртке нашлась то ли пряжка, то ли брошка, и она тоже пошла в мой загашник, потому что весила больше, чем все мое фальшивое колье. Карманов нигде не было, но на огромной юбке — она полетела на лавку как одеяло — я обнаружила мешочек, а в нем — два дуката. В общем улов оказался невелик…
Я собрала все находки в мешочек, вытащила из чулка свои два дуката, бросила к прочим сокровищам и зачем-то положила мешочек под «подушку». Подумав, собрала вещи в сундук, чтобы не было заметно, что я в них копалась, кое-как разобрала волосы из прически, поискала по комнате и нашла под лавкой ночную вазу, использовала ее и легла спать.
Проснулась я оттого, что меня трясли за плечо. Я открыла глаза — темно, свеча давно догорела, прохладно, монашка, стоящая надо мной, выглядела так, словно речь шла о жизни и смерти.
— Вставай быстро, — зловещим шепотом велела она. — Ну, кому я сказала!
А еду, подумала я, опять зажали. И неторопливо спустила ноги с лавки. Спать было жестко, неудобно, но как-то я быстро притерпелась к тому, что комфорта больше не будет — хотя как знать, если я доживу до Астри, если на мне действительно женится принц или кто он там, может, я смогу прожить отпущенное время относительно неплохо?
Звучит как план диванного миллионера — но зато как звучит.
— Поторапливайся! — приказала монахиня. — Посмотри, на что ты похожа, а ведь тебя увидят купцы из Севержена, из Астри! Ты должна быть похожа на ее высочество, а не на замарашку!
Ни терпения, ни человеколюбия. Монашка сдернула меня с лавки и, взяв под руку, вытолкала из комнатки и поволокла по коридорам. Выводы я сделала и давно: здесь ничего не объясняют, хватают и тащат, периодически бьют и с меньшей регулярностью кормят. Возможно, все дело было в моем происхождении, а возможно…
Сестра распахнула дверь. Маркиза де Фрели была тут же, уже наполовину одетая, и Луиза хлопотала вокруг нее. По всей комнате были навалены шмотки, пахло сожженными волосами и свежим ночным горшком, но это все уже не могло отвратить меня от стоящего на столе завтрака.
— Лишь бы есть этой оборванке, — проворчала сестра, заметив, куда я смотрю. — Одень паршивку, — прибавила она, обращаясь к Луизе, и пропала.
Хорошо, что монашки не суются сверх меры в мирские дела.
— Почему ты еще здесь? — обернувшись, зашипела я. В одной руке у меня был кусок условного мяса — с такой диетой я стану вегетарианкой, в другой — кусок хлеба. И растолстею, впрочем, мне несколько килограммов не повредят. — Ты передумала? Вместе со своей госпожой решила ехать в Астри? А тебя я не спрашиваю! — прикрикнула я на маркизу, и она вопреки привычке не стала вопить, только захлопала глазами.
— Все заперто, как я уйду? — Луиза взмахнула щипцами, и от головки маркизы отделилась заметная паленая прядь. — Это был глупый план, нам ничего не сделать. Молчите, ваша светлость, и не вертитесь! Чему быть, того не миновать. В Астри не так и плохо.
Я села. Из-за этих двух дур приходилось менять и без того фиговый план на ходу — или просто позволить случиться всему, что должно? Да, если бы случайно не примешались четверо юных беглецов, я так бы и поступила. Но Эрме и его спутники уже готовятся к побегу, и есть шанс, что у них все получится в очередной раз.
— Оставь ее, — приказала я негромко. — Да-да, оставь эту истери… свою госпожу в покое. Нас не заперли, поэтому вы одеваетесь как можно незаметнее, чтобы никому не бросаться в глаза, лучше всего — как монашки или послушницы, и проваливаете через задний двор.
Луиза положила щипцы на камень, повернулась к куче одежды и принялась в ней рыться. Мне показалось, сам процесс доставляет ей удовольствие, потому что ни разу она не упускала возможность залезть в шмотье и увлеченно перетряхнуть все, что попалось ей под руку. Я жевала и смотрела, как меняется выражение лица маркизы. Милое дитя пусть и с натяжкой, но подходила под определение «прелесть какая дурочка» — я бы сказала и проще, «дура набитая», причем без всяких натяжек, но надо же проявить хоть какое-то уважение к знатному роду?
— Откроешь рот — пожалеешь, — предупредила я, заметив, что маркиза собирается пуститься во все тяжкие и перебудить воплями ту половину монастыря, которая еще спит. Я быстро затолкала в себя хлеб, мясо плюхнула обратно на тарелку — оно мне еще пригодится, поднялась, выдернула из рук Луизы длинный коричневый плащ и накинула его себе на плечи. — Сидите здесь, пока я не вернусь. А когда я вернусь, только попробуйте крикнуть. Луиза, если спросят, куда я делась, я пошла выносить экскременты ее светлости. Поняла?
Луиза кивнула. Маркиза, видя, что я отошла на безопасное расстояние и наклонилась в поисках источника вони, обрела наконец дар речи.
— Я не поеду в Астри?
— Нет, ваша светлость. — Луиза олицетворяла терпение и смирение. — Мы с вами поедем домой.
— И не забудь про оплату, — напомнила я и вышла. Где же мои заботливо собранные вчера цацки? Напрасный был труд.
Брезгливость? Время пренебречь достижениями цивилизации, когда очень хочется выжить. Или умереть поскорее, как посмотреть, я все еще суюсь не знаю куда, возможно, в самое пекло. Из-за угла вышла заспанная монахиня, я шустро проскочила мимо нее с восторженной физиономией, гордо неся горшок, как кубок. Вот дерьмо, оно иногда спасает положение. Оказавшись во дворе, я коротко размахнулась и выплеснула содержимое ночной вазы в кусты. Никаких криков, ахов, возмущений — ни в кого не попала.