Черная кровь ноября - Ашира Хаан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да-да, конечно, он знает о том, что она не собирается пока замуж и готов ждать, сколько потребуется. Но Кристина хорошая, правильная девушка, он готов о ней заботиться и защищать. И учить, как выжить в этом жестоком мире. К тому же их матери так дружны. И настоящие свидания уже не могут проходить в «Макдональдсе», их место – на романтичных аллеях парка. Даже если там холодно.
Кристина, в общем, была не дура и отлично все понимала. Особенно, когда заметила, что темы разговоров на «свиданиях» все равно крутятся вокруг английского. Но мама действительно сильно расстроилась бы, да и от Ванечкиной мамы очень многое зависело на работе. А Кристине все равно было скучно вечерами, когда Варя убегала на свидания то к своему спортсмену, то к Вику, который все-таки решил попробовать еще разок.
Алексей не звонил, а Кристина стеснялась напомнить о себе сама. В школе вроде притихли, хотя завуч смотрела на нее волком. Но смотреть она могла сколько угодно, главное, что оценок не занижала и в консультациях не отказывала. Кристина брала от школы максимум, больше бесплатных знаний в жизни не будет. И вот во время одной прогулки по заснеженному парку – «Крис, посмотри на этих детишек, видишь как им весело и жарко, почему тебе нет? Ну купи себе чай, если боишься заболеть», – когда компания Ванечки стала окончательно невыносимой, и большую часть разговора Кристина промолчала, они неожиданно столкнулись с Алексеем.
Поначалу она не обратила внимание на дорогую машину, припаркованную у ворот конной школы. Привычно обошла по сугробам, промочив ботинки, Ванечка привычно заворчал на «хозяев жизни, которые забыли как пешком ходить», и вроде бы инцидент исчерпан, пошли дальше. Но тут дверца распахнулась, и с заднего сиденья позвали:
– Кристина! Васильева!
Она обернулась так быстро, что поскользнулась на плохо расчищенной дороге, начала падать, но мужские руки подхватили, удержали и даже… обняли? Кристина хотела привычно фыркнуть но Ванечку, который несмотря на все клятвы, все-таки хватал ее то там, то тут, зажимал в дверях и намекал, что в семнадцать лет быть нецелованной как-то неприлично, но это оказался не он.
Алексей двигался как-то невероятно быстро – он моментально оказался снаружи машины и теперь крепко держал ее в руках, не спеша выпускать. Кристина тоже не торопилась уже освобождаться. Он сменил костюм на бриджи и толстый свитер, и, судя по высоким сапогам, приехал заниматься верховой ездой. В таком виде он гораздо меньше ее пугал своим статусом помощника депутата и вообще выглядел очень привлекательным и настоящим. Она бы сказала – даже добрым, но выражение заботы на его лице быстро сменилось на гнев, особенно, когда он заметил Ванечку, который тоже уже сводил брови к переносице и кажется готовился к мужскому разговору.
– Васильева! Почему я тебя здесь вижу? Разве ты не должна готовиться к ЕГЭ? К олимпиадам? К вступительным тестам в институты? Я же говорил тебе, что мы оплачиваем обучение только тех, кто получит достаточно высокие баллы?
– Мы просто гуляли… – невесть почему Кристина почувствовала себя виноватой. Глупо тратить каждый час на учебу, отдыхать тоже нужно, и Алексей это тоже должен понять…
– Зимой? В такой холод? Воспаление легких лишит тебя минимум недели подготовки, а то и больше! И личную жизнь лучше бы отложить на тот момент, когда у тебя будут твердые перспективы. Особенно личную жизнь, которая перспективам не помогает!
– Я помогаю… – кажется, Ванечка оценил и номера АМР, и машину, и самого Алексея, и в драку лезть передумал. Но не высказаться не мог.
Тот его, впрочем, не заметил.
– Кристина! Ты же ответственный человек, я ведь не поверил вашим учителям, я по тебе вижу! Почему ты меня так разочаровываешь? Ты не позвонила нам, не приехала, заявление не заполнила. Я начинаю думать, что нормальный вуз тебе и не нужен!
– Я ждала…
– Чего ты ждала? – Алексей убедился, что она твердо стоит на ногах и выпустил ее. Ванечка тут же сграбастал за руку к себе. – Что тебе на блюдечке все принесут?
Он покачал головой, перевел взгляд с нее на Ванечку, потом обратно, махнул рукой и залез обратно в машину.
Настроения у Кристины гулять уже не было. Молчаливый задумчивый Ванечка быстро проводил ее до дома, даже не согласившись на чай.
Дома мама встретила ее с черным лицом:
– Кристиночка, только не волнуйся, пожалуйста…
17. Ирн
Как умирают люди?
Обычно – грязно.
Болезни доводят их тела до того, что часть их умирает и начинает отравлять трупным ядом все остальное. Мертвая гниль внутри. Забитое слизью горло, изношенное сердце, которое не может больше сокращаться, мозг, отказавшийся управлять этим адовым механизмом. Раны раскрываются алыми пастями, но кроме чистейшей крови из них истекает столько других жидкостей, что чистый ее железный запах теряется в зловонии смертной плоти.
Обычно – в страхе.
Торопясь прожить свои недолгие годы, подгоняя дни, чтобы поскорее получить то солнечное воскресенье, то созревшее яблоко, то встречу с любимыми, люди забывают наслаждаться жизнью. Тратят ее впустую, так и не почувствовав вкуса, и спохватываются, когда она кончается. Они всегда бегут вперед. А что впереди – неизвестно.
И еще – в одиночестве.
Истончается нить, та сторона зовет к себе, и отсветы нездешнего меняют того, кто уже видит дорогу, по которой уходит. Этот опыт отделяет его даже от тех, кто сидит рядом у постели. Что уж говорить о тех, кто не успевает приехать попрощаться.
Больно. Страшно. Одиноко. Чудовищно.
Но не тогда, когда ты умираешь на руках у фейри.
Когда каждый твой вдох напоен ароматом трав середины лета.
Когда каждый выдох – сладостнее оргазма.
Когда золотое сияние окутывает тебя только потому, что истинный король мира держит тебя на руках, и даже твоя человеческая кровь выливается из ран чистой, вкусной, сияющей. И слабеющие удары сердца – как волны наслаждения, ударяющиеся о берег после того как вдали, на горизонте, прошел белоснежный лайнер.
Когда до конца на тебя с любовью смотрят сверкающие как изумруды зеленые глаза. Прозрачные, колдовские, не отпускающие до самой-самой последней точки, где ты превращаешься в чистый свет.
– Папа умер? – спросила сероглазая Лотта.
Ирн кивнул.
Вытекающая из тела Эрика кровь тянулась рубиновым языком по белому снегу и там, где ручеек только протапливал себе дорогу,
